"Но кончу тем, откуда начал речь: Не может жизнь по нашей воле течь."
Омрюм оживленно рассказывала о событиях, произошедших за последние три дня. Золотые косы весело мельтешили, зеленоватые глаза блестели восторгом и детским, наивным счастьем. Девчушка глядела доверчиво и Хазан, сидевшей напротив неё за низким столиком, хотелось провалиться. Отдаленно и глухо раздавалась задыхающаяся от эмоций речь: — Представляешь, этот непослушный щенок хотел растерзать Лапу! Ох, я его отругала! Пришлось провести срочную операцию и пришить ухо! Ну не этому прохвосту, а мишке! Придётся научить его манерам! Самый невоспитанный пёс. А ещё я никак, ну никак не могу придумать имя! Поможешь?! М? — Собака твоя. Выбирать тебе. — Ой, дядя Ягыз то же самое сказал, — Омрюм кокетливо прикрыла ладошкой рот, искрясь от счастья, и издала смешок. — Смотри, ещё не поженились, а уже друг за другом повторяете! Ух! — Аллах-аллах, Омрюм! — раздражённо вскрикнула Хазан, наконец обращая на девчушку внимание. Осознав, что готова вот-вот сорваться на ребенке, девушка притихла и уткнулась в бумаги. Пугающее предчувствие затаилось у самого сердца, отзываясь противной болью при каждом вздохе. Ребёнок, она беззащитный ребёнок, втянутый в кровавую войну. Ты не смеешь обижать её лишь от того, что задыхаешься от волнения. Мысль о том, что близость к ней может навредить девочке, ошпарила сознание и Хазан уткнулась в бумаги, отгоняя её. — Хорошо-хорошо. Я — молчок, — проказница закрыла рот на воображаемый замок, завидев страдание на лице многоуважаемой учительницы, а затем вздохнула и выпалила: — Я сфоткую вас на первое сентября! Ух, классная идея! — Омрюм загорелась от радости словно бенгальская свеча и захлопала в ладоши. Хазан продолжала молчать и это был недобрый знак. Сегодня девушка полностью игнорировала её, механически следуя программе. Может что-то случилось и госпожа-психолог скрывает это от неё? Страшная догадка озарила девочку. — А ты чего молчишь? Это же я рот на замок закрыла… Я ведь пойду в школу? Да ведь? Да? Папа сказал, что это решишь ты, — она нетерпеливо запрыгала на месте. Хазан бездумно переворачивала страницы внушительного портфолио. Любой бы свихнулся. Что говорить о маленькой девочке, окруженной кровью и смертью. Каждый день. Каждый. Но, к удивлению, Омрюм становилось лучше. Она это видела. Она сделала не мало для этого. Была настроена серьёзно, а теперь, дурные предчувствия, одно за другим, скребли грудную клетку изнутри. Что, если всё пойдет к чёрту? Но если Ягыз узнает, кто она, всё точно пойдет к черту. — Конечно, — улыбка вышла слабой и мгновенно рассыпалась. — Ты придёшь? — не унималась светловолосое чудо. — Мхм, — кивнула Хазан, замерев на цифрах на дисплее смартфона. Сегодняшний сеанс подошёл к концу десять минут назад. Сил притворяться у неё не осталось. Решение было принято и оно потрошило её изнутри. Ещё минута-другая и она передумает. Найдёт другой способ. Предстанет перед Ягызом. Нет. Нет. Нет! Решение принято и лишние переживания теперь ни к чему. Всё. — Потому что я не хочу идти с Севдой. Она скучная! И вечно поучает меня! Я хотела раскрасить ногти, а она запретила. Она-то никогда этого не делает. Не то, что ты, — маленькие пальчики скользнули к накрашенным ноготкам, бережно касаясь и Хазан вздрогнула от неожиданности. Невинное прикосновение пробило дрожью её тело и она резко втянула воздух, пряча руки: — Севда права. В школу с маникюром не пустят. — Ох! — Омрюм поджала губы. — Когда ты подрастешь… — Оф! Не говори как она! — девчушка топнула, скривившись. — Когда подрастешь то, когда подрастешь это! Я никогда не буду скучной, как она. Вот мама… она бы мне не запретила! Ничегошеньки причём! Хазан больно потёрла переносицу. Почему она не умолкнет. — Знаешь, моя мама была очень красивой! Папа рассказывал. У него в тумбочке спрятана её фотография. Всего лишь одна фотография! Представляешь?! Так нечестно! Моя мама такая на ней красивая… Её никто не затмит! Карие глаза метнулись к девочке, останавливаясь на гордо вздёрнутом носике. Почему-то на ум пришло одно имя — «Эдже». Хранит ли Ягыз её фото под подушкой? Думает ли о том, что её никому не затмить? — А то она навыдумывала себе, что может занять её место. Ха! Куда ей. И вообще, человек может влюбиться один раз, — серьезно заявила девочка, внимательно всматриваясь в Хазан. — Ты разве не знала? Только один. И где она задержалась! У меня рисование сегодня! — Порисуй пока тут, — Хазан поднялась, выдала белый лист и стакан с фломастерами. Маленькие ручки сразу потянулись к черному колпачку. — А ты любишь его, Хазан? — фломастер замер над пустым листом. — Ты придумала, что нарисуешь? — Вопросом на вопрос не честно. Но тебе прощаю. Ты же моя подруга. Поэтому по секрету скажу. Дядя Ягыз втрескался по-у-ши, — с удовольствием растянула последнее слово Омрюм и хитро улыбнулась, радуясь тому, что Хазан впервые по-настоящему взглянула на неё. Лицо девушки испуганно вытянулось и она замерла, не дыша. Через мгновение на её лицо вернулось выражение превосходства и снисходительности, так распространённое среди взрослых. Омрюм ненавидела его, но Хазан быстро простила. Главное, что она поймала её. Они оба любят друг друга! А это значит, что всё будет очень хорошо! Да! Кое-что ещё беспокоило юную негодницу. — А вот ты как будто за что-то на него обижена, — исподволь начала Омрюм. — Всегда немножечко со злостью смотришь. А чем он тебя обидел? — Так, всё, — оборвала Хазан, вставая. — Ну как знаешь, — девочка вздохнула, расчертив лист на две части. Конечно, она скоро выпытает у неё причину. Или загонит в угол дядю. Ему придётся долго извиняться! Как он посмел обидеть её подругу! Встав из-за стола и разгладив смятый подол, Хазан подошла к окну. Время вытянулось в бесконечность. Сквозь жалюзи показалась полупустая улица. Полуденное обжигающее солнце согнало взрослых и детей с улиц. Двое мужчин сидели на скамье и время от времени поглядывали на проезжающие машины. У подъезда дома напротив курил мужчина, провожая прохожего взглядом. В переулке был припаркован черный тонированный минибус. Хазан взглянула в окна дома напротив и кивнула заметившему её снайперу. Тот мотнул головой в сторону соседнего окна и она вновь кивнула, возвращая внимание на дорогу. Подъехал знакомый тонированный автомобиль. Водитель вышел из машины и побежал открывать дверь. Севда вышла и в следующий момент вздрогнула, в ужасе коснувшись щеки. Кровь мелко брызнула на лицо и водитель упал к её ногам, безвольно скользя рукой по черной дверце. Одна пуля в лоб и другая, неудачно, угораздила в щёку мужчине. Кровь мерно вытекала на асфальт, смешиваясь с пылью и формируя тоненькую дорожку. От третьего, контрольного, выстрела Севда прикрыла голову, приседая. Она полезла в машину, закрывая за собой дверь неслушающимися руками. Под водительским креслом должен был быть пистолет. — Перестрелка! — встрепенулась Омрюм, бросая фломастер. — Перестрелка! Перестрелка! — глаза девочки лихорадочно заблестели и она побежала к окну. Желание немедленно, сейчас же увести девочку захлестнуло Хазан на уровне инстинкта. Только бы не дать ей увидеть. Предотвратить. Не дать. Увести. Она внутренне приготовилась закрыть ей дорогу в какую бы сторону она не побежала. — Хазан, давай посмотрим! Ну давай посмотрим! — девочка вцепилась ей в ноги, жалостливо округлив глаза. Детское, неуёмное любопытство плескалась в ней и грозилось вылиться в серьёзную обиду на госпожу Хазан. — Не смей! — Хазан схватила девчонку за худенькие плечи, но та вырвалась и наперекор подбежала к окну, заглядывая за жалюзи. — Ой, там Севда! — пискнула она. — Нет, её убьют… Хазан краем глаза увидела, как сопротивлявшуюся девушку за ногу вытаскивали из машины. — Стой же, Омрюм! — Хазан подхватила девочку на руки, отводя от окна и запираясь с ней в туалет под истошный визг: — Севда! Севда! Её убьют! Севда! На Хазан посыпался ощутимый град ударов и пинков. — Отпусти! Отпусти! Сделай что-нибудь! — казалось, что девочка вот-вот задохнётся в ужасе. — Я позвоню твоему дяде, слышишь! Омрюм! — Хазан села на корточки перед ней, вглядываясь в искаженное лицо. — Мы не выйдем отсюда. — А если её убили?! — тихо прошептала Омрюм, быстро-быстро смаргивая влагу с густых ресниц. — Омрюм, посмотри на меня. Я звоню твоему дяде. Казалось, что Хазан сама сейчас задохнётся от боли. Невыносимо. Смотреть в зеленоватые глаза стало невыносимо. Сердце трепыхалось в груди. Защитить. Обнять. Спрятать. Уберечь. Но защищать надо было от себя… — Пожалуйста, не надо, — взмолилась девочка. — Я не хочу. Она очень хорошая. Не надо. Я больше не буду её обижать. Пожалуйста, Хазан, пойдём спасём её. Пожалуйста. Она очень хорошая… — Омрюм, девочка моя, — Хазан провела рукой по её волосам, сдерживая эмоции. — Всё будет хорошо. Я позвоню сейчас дяде Ягызу. — Ну ты же тоже можешь! Ты же смелая! Помоги ей! — Омрюм захлёбывалась слезами, погружаясь в истерику. — Она очень хорошая. Это я плохая. Это я хотела, чтобы её убили… — Нет, нет. Этого не случиться, — заверила Хазан. — С ней всё будет хорошо. Я обещаю.***
Хазан помогла ей высморкаться и теперь аккуратно умывала её холодной водой. Кожа под пальцами обжигала. Вздрагивание худеньких плечей каждую секунду сопровождалось судорожным втягиванием воздуха. Они умывались уже четвёртый раз, когда услышали крик. Обе вздрогнули. — Хазан! Хазан! Омрюм ожила, услышав голос дяди. Лицо её преобразилось и осветилось надеждой. — Хазан! — Дядя! — Омрюм щёлкнула щеколдой и выбежала, а Хазан устремила воспалённый взгляд в зеркало, переводя дыхание. Волнение в его голосе было столь неподдельно. Она не торопилась выйти. Казалось, если она посмотрит ему в глаза, то он моментально поймёт. Ягыз подхватил племянницу на руки, крепко обнимая и вздыхая. Поцеловав её в висок, он принялся искать глазами Хазан. Та несмело выглянула из проёма наполовину. По лицу мужчины пробежала волна облегчения. Беспокойство исчезло из синих глаз и сменилось укором.Почему ты не отзывалась. Он пробежался взглядом по её фигуре и подошёл ближе. — Я — идиот, — произнес он, протягивая танфоглио. Она забрала оружие из его рук, едва коснувшись ледяных кончиков пальцев.***
Ягыз шел впереди, неся Омрюм на себе. Девочка, прижавшись к мужскому плечу, не сводила глаз со следующей за ними Хазан. — Закрой глаза, — прошептала она на выходе и Омрюм послушно закрыла их, обнимая Ягыза крепче. У дверей лежало два тела с перерезанными глотками. Лужи крови постепенно засыхали от жары, покрываясь тяжёлой плёнкой. Посреди улицы одиноко застыл Гёкхан, сжимая в руке босоножку жены. Увидев бегущую ему навстречу дочь, он воровато спрятал обувь за спиной. Хазан обняла себя руками, ощущая, как липнет платье к спине. Сердце сжалось от страха, лёгкие и вовсе не расправлялись. Ягыз осматривал место происшествия, скользя взглядом от дыр в голове водителя к верхним этажам противоположного здания, от окон к мёртвой охране, от охраны к ней. Подойдя ближе и заметив её состояние, он произнес: — Прости. Это моя вина. Хазан нервно усмехнулась. Как же он ошибается. Она с трудом взглянула в его глаза. Вина, страх, сожаление и ненависть — Ягыз дышал эмоциями. — Почему? — Хазан сильнее обняла себя. — Я ошибся, — вынес приговор Ягыз и тяжелая тень легла на его лицо. — Как же я ошибся в нём… Сукин сын! — Не поняла? — Не думай об этом. Ты в порядке? — Я не тот человек, за которого нужно сейчас переживать. — Он мог забрать Омрюм и… тебя. Я ещё никого не хотел достать так сильно, Хазан. И я его достану. Он точно просчитался где-то. Я найду, где. Девушка изменилась в лице: — То есть ты сейчас планируешь, как отомстишь ему? — А ты? Ты бы не хотела отомстить? — Ягыз подошел к ней вплотную, вынуждая её дышать одним с ним воздухом. Взывая к самому низменному, что есть в человеке. Как бы прекрасна была Хазан с оружием в руке и решительным, беспощадным огнём в глазах. Как смертельно прекрасной она могла быть в момент расплаты. Ягыз отогнал странные мысли, а Хазан, испугавшись алчных глаз, опустила взгляд на плотно сомкнутую полоску губ. — Судя по тому, что они сделали… Ты их очень разозлил, Ягыз. Девушка сделала шаг назад. На мгновение ей отчаянно захотелось пройтись по лезвию ножа. Опомнившись, она сменила тон: — Насколько я заметила, вы постоянно забываете о том, чем рискуете. Кем рискуете. Из-за чего? Амбиций? Желания показать себя? На твоём месте я бы думала о том, как наладить мир. — Что? Что ты сказала? Ты слышишь, что говоришь! Он забрал жену моего брата! Устроил взрыв на дне рождении Омрюм! Моя семья в опасности из-за него! Ты даже представить не можешь, в какой жопе мы из-за него. Мир значит? Ягыз подошёл к ней ближе, впиваясь в неё взглядом. — Мир наступит тогда, госпожа Хазан, когда один из нас умрёт. Хазан отшатнулась: — С кем я говорю! Вы, мужчины… в вас нет ни капли гибкости. — Планов мести я не строю. От врагов надо избавляться прежде, чем избавятся от тебя. Поймешь это, станешь сильнее. Хазан взглянула на Омрюм, жадно пьющую сок, и Гёкхана, который сидел перед ней на корточках, что-то тихо шепча. — А где твой водитель? — напомнил о своём существовании Ягыз. — Я его отпустила. Не стоять же ему целый день тут. — Это его работа. Он должен был быть здесь. И, запомни, Хазан, подобные вопросы решать не тебе. — Я тебя не просила об охране, — зло отрезала девушка, выпятив подбородок. — А я тебя не спрашиваю, просила ты или нет, — вежливым тоном разъяснил Ягыз. — Вот именно! Ты не спрашивал. А стоило бы. — Не терпится распрощаться с жизнью, госпожа психолог? — Знаешь, Ягыз. Неудивительно, что у тебя столько врагов. С твоим-то высокомерием. — Если бы вопрос был в высокомерии. — Что бы то ни было. Не рискуй чужой жизнью, Ягыз. Точнее жизнями, — Хазан кивнула в сторону Омрюм. — Я говорю тебе это, как специалист, наблюдающий твою племянницу. — Извините, что прерываю, — к ним подошёл Гёкхан. — Хазан, не могла бы ты отвезти Омрюм домой? Вас проводят. Если тебе не трудно. Побудь с ней. — Конечно, — Хазан взяла девочку за руку и пошла за охраной, прислушиваясь к шёпоту Гёкхана за спиной. — Речь идёт не только о Севде, речь идёт о моей дочери. Мне плевать, что мы потеряем. Сегодня моя жена будет спать дома, в своей постели. Даже не думай что-то провернуть. Ты понял меня? Хазан последний раз обернулась и увидела, как крепко Гёкхан вцепился в брата. Пускай теперь перед ним поразглагольствует о том, что не пойдет на мир.***
Омрюм беспокойно спала рядом, вздрагивая каждую минуту. Хазан отчаянно хотелось поехать в офис Ягыза и узнать, что происходит. Но она не могла крутиться рядом и привлекать больше внимания. Ей оставалось сидеть в доме Эгеменов и изображать заботу о семье. В спальню тихо вошла Севинч. — Хазан. — Да? — девушка тихонько поднялась с постели. — Севда в больнице. — Что? — Хазан вскочила с кровати. — Её ранили? Что случилось? — Пока не знаем. Я хотела тебя попросить остаться с Омрюм. — Но… мне кажется, будет лучше, если кто-то из близких будет рядом. — А ты разве не из близких? — удивилась Севинч. — Эта девочка больше всего доверяет тебе, Хазан. И я доверяю тебе. Ты ведь позаботишься о счастье Ягыза? Он многое пережил… и поверь, я ни для кого так сильно не желаю счастья, как для него. Я рада, что в нашей семье появилась ты. — Не знаю, что на это ответить, госпожа Севинч. Женщина приблизилась к ней и погладила её по щеке, глядя с теплотой. Хазан задержала дыхание. Никто и никогда прежде не гладил её по щеке. Искренне, нежно… по-матерински. Всего лишь одно прикосновение, но как остро оно напомнило о том, что она сирота. — Не нужно ничего отвечать, дорогая, — Севинч отняла руку. — Позвоните мне, как узнаете что-то. Как-только женщина вышла, Хазан прижала руку к горящей щеке.