Печальное попадание

Очнулся Аскольд от холода в руках и ногах. Тело не слушалось демона, и он в отчаянии вскрикнул, резко распахивая глаза. Подвал… пыточная… — промелькнуло перед глазами и тут же наступил шок. Он оказался привязанным к металлическому стенду, точно так же, как все изменники. Не важно, кто изменял — наложницы в гареме, любимые жены, дети или казнокрад-казначей. Важно, что наказание зависит от степени измены. Одно дело перепихнуться с кем-то в углу и умереть на потеху публике, и совсем другое — предать Повелителя… За такое он умирать будет очень долго. Аскольд попытался откусить себе язык — лучше истечь кровью, так всяко быстрее будет, чем в руках палача. Но плотный кляп во рту не дал этого сделать. Все предусмотрели, уроды! Демон задергался, заскреб острыми когтями прочный металл. — Смотри-ка, шевелится! — хохотнул один из помощников палача и неласково пнул по железной опоре так, что зашаталась вся конструкция. Аскольда замутило, но выразить своего негодования он не успел. — Готов? — хрипло осведомился палач, и блудный бывший наследник отчаянно зажмурился — сейчас ему предстоит пытка на потеху публики. Пытка много хуже той, которую он имел возможность наблюдать не так давно. Тогда ему все понравилось — беззащитность жертв, бесстрастие палача, холодный расчет в серых стальных глазах. Серебристые нити магии, опутывающие отчаянно корчившиеся тела… Тогда он, еще повелительский сын, получал настоящее эстетическое удовольствие от действа. Сейчас ему предстояло оказаться там — на чудовищной арене со светлым песком, специально привозимым для контраста с алой кровью. Теперь он будет на месте жертв палача, теперь серебристые нити силы вырвут его внутренности. Как же все зыбко в этом мире! Месяц назад он и помыслить не мог, что совсем скоро умрет глупой и бестолковой смертью на потеху остальным демонам. А вся оставшаяся семья Повелителя и сам Аркал будут сидеть в своих ложах, закидываться горстями фруктов и мясными шариками, вытирать жирные пальцы и губы о поданные слугами салфетки или о самих слуг, смеяться, тыкать пальцами и подбадривать палача с помощниками. Девушки бросят на арену цветы или спицы, в зависимости от того, понравилось им действо или нет. Юноши будут жадно втягивать ноздрями запах свежей крови, а старшее поколение, рассмеявшись, скажет: «Ах, это тот самый, который покушался на жену Повелителя? Туда ему и дорога, идиоту!» Они-то, конечно, никогда и ни за что… А подворовывать… ну помилуйте, разве это грех? Вот предать собственного отца и правителя — это грех. Стенд дрогнул и покатился на маленьких колесиках к выходу. Аскольд зажмурился от яркого света, ослепившего его после полумрака подземелья. Арена приветственно зашумела, кто-то кинул яблоко в песок, совсем рядом с бывшим принцем. Теперь он не принц, теперь он никто. Аскольд взглянул на холодного и равнодушного палача. Этому демону без разницы, кто прикручен к стенду — женщина или мужчина, ребенок или старик, принц или распоследний доходяга. У него есть только долг. Один долг перед Повелителем и больше ничего. Помощники расположили стенд так, чтобы Повелителю было лучше видно происходящее. Толпа зашумела, Аркал поднялся, дождался, пока стихнет гомон и заговорил хорошо поставленным голосом: — Мои дорогие подданные! Сегодня черный день у нашей семьи и империи! Мой сын, — огненный взгляд Повелителя прошелся по скованному неподвижному Аскольду, — совершил поступок, смыть который сможет только его кровь! Как вы уже знаете, он совершил преступление, равного которому нет! Он предал свою семью и своего Повелителя! Он попытался убить наш якорь! Аскольд презрительно скривился бы, да кляп во рту мешал и больно натирал губы. А антимагический ошейник прекрасно держал бывшего принца в узде. Да уж, папенька расстарались так расстарались, вон как всех вымуштровал… Голос Повелителя завораживал. Не даром же он Повелитель. Аркал вселял в своих подданных уверенность в том, что он еще на коне. Что вполне способен править и руководить. И показушно отдавал сына на расправу палачу. — …а потому признается виновным во всех преступлениях и подлежит наказанию… Слова с трудом доходили до Аскольда, будто он находился под водой. Демона накрыло холодное безразличие. Какая разница, что все это спланировала мать? Она свое получит с лихвой. Сейчас же Аркалу и его прихлебателям нужен был козел отпущения. И они вцепились в того, кто оказался ближе, доступнее и беззащитнее. Мать хорошо все рассчитала. Не выгорело с этим сыном? Что ж, скоро подрастет младшая дочь и она снова сможет родить. Быть может получится мальчик, и она воспитает и из него послушное оружие в своих руках… Еще один инструмент давления, подумаешь… Взмах руки Аркала — и действо началось. Палач медленно приблизился, разбрасывая вокруг свои ленты-лезвия. Публика ахнула, а Аскольд почувствовал, как десятки лезвий прошлись по коже. Не глубоко, раны почти сразу закрылись. Но лезвия вернулись. Еще раз. И еще. Казалось, палач решил переупрямить хваленую демоническую регенерацию. Хотя он просто выполнял свою работу. Публика желала зрелища, и она получила это зрелище сполна. На теле мучимого принца расплывались диковинные узоры, кровавые цветы, ветви, мордочки зверей. Быть может, рисуй палач это на ком-то другом, Аскольд даже поаплодировал ему или, что вероятнее, подкинул золотишка… Но увы, переживать подобное на собственной шкуре было неприятно. Постепенно лезвия углублялись все дальше. Медленно, удар за ударом, рисунок за рисунком. Кровь уже откровенно текла, раны не успевали закрываться. У Аскольда закружилась голова, перед глазами поплыл туман от боли, слабости и потери крови. Шум толпы смешался с шумом в ушах. Остатки крови еще пульсировали в теле. Взмах, удар — и живот обжигает новой, невиданной болью. Палач добрался до внутренностей. Взмах, удар — и серебряные ленты взрезали кости и сухожилия на ногах. Еще взмах — и по лицу прошлись тонкие лезвия, не задев при этом ни глаз, ни рта. Палач был мастером от богов. У него талант к мучениям и пыткам. Приоткрыв затуманенные глаза, Аскольд смог рассмотреть палача. Демон… танцевал. Он кружился, делая точные, скупые и невероятно просчитанные движения, выпускал магические лезвия сугубо в нужный момент, с нужной силой и они погружались на нужную ему глубину. Каждый удар был разным, направленным в совершенно другие места, чтобы дать время слегка затянуться уже имеющимся ранам. Палач был мастером, он был талантом. Жаль, что этот талант проявлялся на самом принце… Танец палача прервался неожиданно. Аскольда перевернули вниз головой, крутнув рычажок на стенде, и пытка продолжилась уже по-другому. На его ступни опустились холодные лезвия, резнули, скользнули, пощекотали. Снова кольнули, сделали разрез чуть глубже. Демон замычал — было больно, причем намного больнее, чем когда полосовали тело. Кто-то задрал его набедренную повязку, которую давали всем пленникам, и чувствительно уколол в ягодицы. Выросший на чистом инстинкте хвост схватили, и его тут же опутали ленты палача. Магия сплелась в невообразимый узор и нашинковала хвост на маленькие ажурные части. Кровь текла по спине, плечам и шее, и заливалась Аскольду в глаза и рот. Демон шмыгал заполненным носом, до тех пор, пока не отключился от очередного сильного и пронизывающего удара. Палач работал мастерски. Его жертва уже была в отключке, но еще живой. Аркал поднялся со своего помоста и спустился на арену. Повелитель двигался мягко и пружинисто, будто хищный зверь. Его неизменный алый плащ развевался за плечами. Палач и помощники склонялись в поклоне — жизнь сына Повелитель должен был забрать собственноручно. Взмах когтистой почти трансформированной руки — и грудная клетка Аскольда распахнулась, раскрывшись на две половинки. Повелитель хмыкнул — хлипковат сын был, ну эльфийская кровь, конечно, не водица, вылезла в потомке не вовремя. Еще трепещущее сердце обняла когтистая ладонь. Сильный рывок — и тело забилось в путах, словно пыталось последовать за алым, кровоточащим сердцем. Аркал довольно рыкнул и сложил свой трофей на подставленное помощником блюдо. Второе сердце подалось уже легче, тело сына не сопротивлялось. Живучесть демонов сильна, но конкретно этот подкачал… Повелитель поднял блюдо с двумя сердцами и слегка встряхнул под одобрительный рев своих подданных. Зрелище было действительно шикарным. Пусть радуются, пусть видят — их Повелитель еще силен и могуч. Да и наследникам урок. Авось попритихнут до поры до времени. Истерзанное тело слуги отнесли в подсобные помещения — вечером его сожгут, как и всех прочих умерших. Залитую кровью арену посыпали свежим белым песком, забегали слуги, стали расходиться зрители. Повелитель грузно поднялся в свою ложу и схватил за горло рыдающую Сорину. — А с тобой я разберусь позже! — он с силой оттолкнул полуобморочную женщину, и та пребольно ударилась спиной о загородку. Сор из избы лучше не выносить. Но и так понятно, что сопляк сам бы не додумался гадить в котел, из которого хлебал. Значит, ему кто-то подсказал. И этот кто-то — хрупкая златоволосая женщина с покорными глазами. Стерва редкостная и тварь обыкновенная…