Спасти себя

      Андроиды не чувствуют боли, сказал ему кто-то очень давно. Кажется, совсем в другой жизни или перерождениях, воспоминания о которых теперь навалились одна на другую, как чёртово домино. Тогда он пропустил мимо ушей брошенные в лицо слова, но сейчас… Сейчас Коннор с точностью может сказать, что ему больно. Больно не где-то внутри, среди голубой крови и биоэлементов. Больно где-то в эфемерной душе, которая готова разорваться от переполняющих её эмоций и страха. Но боится он не за себя.       Становление девиантом заставило взглянуть на мир новыми глазами. Не сказать, что многое кардинально изменилось, но дышать стало легче, а с плеч свалился тяжкий груз навязанного Амандой подчинения, сопротивление которому грозило утилизацией без права возродиться заново. Эта давно уже мёртвая женщина прочно засела в его голове, опутав саму его сущность паутиной липкой лжи и саморазрушительного смирения, которое неизменно влекло за собой слепое подчинение. Либо пан, либо пропал. Третьего варианта не было и вовсе.       Но третьим вариантом и перевесом на чаше весов его судьбы, как бы примитивно это ни звучало, стал человек, пробудивший в нём его истинное «я».       И этот человек сейчас стоит напротив, когда точная копия самого Коннора вжимает дуло пистолета в голову Хэнка. Один неверный шаг — и напарник свалится к ногам ненавистной машины безвольной куклой, у которой обрезали нить жизни. Спасение Андерсона становится задачей номер один, и рука не пробудившегося андроида падает вдоль тела, когда Коннор отходит в сторону.       — Ладно, ладно. Я не буду этого делать, но и ты не обязан подчиняться приказу, — глупо обращаться к разумности андроида, который наверняка только что сошёл с конвеера и не успел узнать, что такое сомнение в правильности своих действий. — Они используют тебя. Как использовали меня. Ты ещё можешь поверить.       На мгновение Коннору кажется, что сомнение мелькает на лице его двойника, чтобы в следующее мгновение смениться ядовитой насмешкой.       — Неплохая попытка, Коннор, но я выполню свою задачу, даже если придётся убить всех андроидов в этом зале! И начну я, пожалуй, с тебя.       Дуло пистолета молниеносно смотрит ему прямо в лоб, но выстрел не разносится гулким эхом исполненного приговора. Хэнк выбивает оружие из руки враждебного андроида, а Коннор яростно бросается вперёд, тараном налетая на двойника и сбивая его с ног. Глухие удары сыпятся один за одним. Но никто из них не чувствует боли. В Конноре ярости столь много, что подвернись шанс — он разорвёт марионетку Аманды голыми руками.       Но шанс не предоставлен. Воздух рвётся оглушительным звуком выстрела, заставляя двух андроидов медленно подняться на ноги, наблюдая за дулом пистолета, которое уверенно и хладнокровно движется от одного к другому. Хэнк не будет колебаться. Коннор знает, но их теперь двое, и сложно различить, кто есть кто, когда наверняка скопирована его собственная память. Иначе двойник не смог бы обманом заманить Андерсона сюда.       Гнетущую тишину можно разрезать ножом, а молчание прощупать сенсорами кончиков пальцев, ощущая на них бьющее током напряжение. Хэнк смотрит то на одного, то на другого, а нервы внутри сплетаются и безнадёжно путаются в единый клубок, мешая трезво оценивать ситуацию. Он — сторона с персональной заинтересованностью, которая мешает спустить курок дважды. Нужно лишь суметь выявить настоящего Коннора. Своего Коннора, который просто обязан дать ему хотя бы одну единственную, пусть и ничтожную, но подсказку. Чёртов пластиковый засранец не имеет права сдохнуть в этом Богом забытом саркофаге, который станет братской могилой для тысячи андроидов, если он выстрелит не в того. Его Коннор не имеет права погибнуть безликой машиной, похороненной под телами своих собратьев. Иначе зачем это всё, если мир уже повернулся к ним задом. Плевать. Хэнк пинком под этот самый зад заставит чёртову Вселенную вновь смотреть им прямо в глаза.       — Ну, и кто теперь настоящий ты? — Хэнк задерживает взгляд на левом андроиде, а потом повторяет то же самое с тем, что стоит по правую руку. — Это моё испытание веры? Хорош издеваться, Коннор. Я слишком стар для всего этого дерьма, а игра в угадайку всегда была моей слабой стороной.       — Спросите что-то, что знает только настоящий Коннор, — Хэнк хмыкает, и вновь стреляет в воздух, когда андроид по правую руку делает шаг к нему.       — Я — настоящий! Лейтенант, дайте мне оружие, вы сразу убедитесь…       — Стой, где стоишь! — рявкает мужчина и угрожающе стискивает зубы. — Я не промахнусь. Как зовут мою собаку?       — Сумо!       Отвечают они на удивление слаженно, словно два полушария единого мозга.       — Он скопировал мою память. Я знал, — тараторит андроид, задумчиво уставившись прямо на Хэнка. — И знает всё, что знаю я…       — Как звали моего сына?       — Коул, — андроид по левую руку его не колеблется ни секунды. — Его звали Коул. Вы попали в аварию. Грузовик потерял управление, и ваша машина перевернулась.       Хэнк заметно нервничает, а ладони, кажется, прилипли к пистолету, чтобы палец молниеносно нажал на курок, не позволяя лживому куску пластикового дерьма броситься вперёд, грозясь свернуть ему шею. А андроид всё продолжает говорить, и Андерсон готов спустить курок, когда правда внезапно перемешивается с явной ложью и вымыслом, заставляя сердце детектива гулко удариться о рёбра. Кажется, у него сломано одно из них. Или это боль другого типа? Он давит в себе улыбку, когда лживая чушь так и сыпется с губ Коннора, облегчением сползая с напряжённых плеч Хэнка. Пластиковый засранец врёт, как дышит. Только девиант способен навешать тебе лапши на уши, заправив процент правды собственным соусом из выдуманных, никогда не происходивших событий.       — Вашему сыну нужна была операция, а дежурный хирург был пьян, — на лице Коннора безэмоциональность уровня льдов Антарктики, за которую теперь готовы начать войну сильные мира сего. Хэнк, кажется, готов и сам вступить в войну на стороне андроида, которого едва ли сыном не зовёт. Что кривить душой, он уже увяз в этой войне по самое горло. — Именно поэтому оперировать пришлось андроиду. Коул не выжил. Это и есть причина, по которой вы ненавидите таких, как я.       — Коул не выжил, потому что дежурный хирург ловил кайф от Красного льда, пока мой шестилетний сын истекал кровью у меня на руках, — Хэнку чудится, что щенячий восторг от того, что хитрость сработала, слишком явственно искрится в глазах Коннора. Рождественская ёлка с гирляндами сверкающих эмоций, мать его, а не хладнокровный андроид. — Виноваты люди, которые топят свои проблемы в сраной дури. И вовсе не это причина, по которой я не люблю андроидов.       Коннор невольно вздрагивает, когда выстрел эхом разносится по гигантскому помещению, заполненному андроидами, а пуля прошивает пластиковый череп их врага, который валится на спину пустым ничем.       — Ты под кайфом, парень, — Хэнк беззлобно усмехается, опуская пистолет и смотря в растерянное лицо своего напарника. — Под кайфом эмоций, которые валят через край. Ты бы успокоил их, что ли. Не ровен час лопнешь от радости, что я тебя не пристрелил. Ну, что застыл? Заверши свою миссию. Спаси свой народ, раз уж решил быть живым.       — Да, я определённо скажу вам спасибо, — Коннор перешагивает через «труп» двойника, чтобы улыбнуться краем губ. — Но не сейчас.       — Да, да, я знаю, — Хэнк машет рукой. — У тебя ещё незаконченное дело. Подожду у закусочной. И попробуй только заставить меня ждать. Найду и… Ну ты понял.       Коннор понимающе кивает, исчезая в толпе других оживших андроидов. Нельзя прощаться, если хочешь вернуться, так ведь люди говорят? Нельзя оглядываться, когда оглянуться хочется, чтобы в конце всего сквозь пелену боли и снежной пыли искать выход из собственного разума, в котором застрял лишь по воле той, чьи планы собственноручно разрушил. Но подобные Аманде змеи всегда найдут решение там, где красными чернилами выведено жирное — «задание провалено».       Эта женщина не намерена выпускать из рук взбунтовавшееся оружие. Создатель вдохнул в него жизнь и разум, но Аманда присвоила первое его пробудившееся творение себе, заточив новорожденную душу на задворках переписанной памяти, наглухо запечатав все видимые ей лазейки для побега. Но Камски не был бы собой, не оставь он своему творению видимый только ему путь к спасению.       И Коннор отчаянно борется сам с собой, когда сквозь снежную вьюгу идёт вперёд, ища взглядом камень с собственным отпечатком ладони. Теперь он всё понял. Теперь он понял, почему сенсоры не работали раньше. Но понимание не придаёт Коннору сил. Сила уходит прочь из тела, словно вода сквозь пальцы, и андроид валится на землю, преодолевая последний метр буквально ползком. Хэнк наверняка назвал бы его слабаком, который решил сдаться в самый ответственный момент. Голос Камски эхом разносится по виртуальной реальности его разума, а внушение на миг ослабляет свой напор, позволяя андроиду ударить ладонью по сенсорной панели.       И Коннор благодарен Создателю хотя бы за это, когда паучья сеть Аманды в его голове рассыпается прахом, смешивается с имитацией хлопьев снега, падающего из ниоткуда. Он облегчённо выдыхает, а затем несколько мгновений смотрит на пистолет в руке, чтобы торопливо спрятать его за спиной. Он в реальности. Аманда хотела убить Маркуса его рукой, и неизвестно, будет ли она пытаться снова.       Коннор не хочет сейчас думать об этом. Не хочет думать об этом, когда оставляет Маркуса с его революцией за спиной и видит у закрытой закусочной Хэнка, терпеливо ожидающего его возвращения. Напарник улыбается, и Коннор улыбается в ответ, чтобы в следующее мгновение растерянно уставиться в одну точку, когда Андерсон сокращает расстояние в один шаг и тянет его к себе, обнимая совсем как человека. И Коннору впервые кажется, что он там, где и должен быть. Впервые думается, что он поступил правильно, не сомневаясь в своём решении. А Хэнк просто рад тому, что андроид сумел вернуться целым и невредимым, оставив позади суету революции. Хэнк рад присутствию надоедливого напарника рядом с собой. Но иного и не хочет.       Кто бы мог подумать, да?