Спасти себя

      Коннор никогда не отмечал каких-либо праздников. Он вообще не понимает, почему они нужны, не понимает, почему люди суетятся и бегают по магазинам, ища подарки. Тому, кто знал себя машиной без эмоций, сложно адаптироваться к жизни в постоянном их присутствии. Ведь эмоции теперь часть его самого. Не программный код, заточенный под определённый алгоритм поведения, а нечто большее, заставляющее растерянно и восхищённо смотреть на огромную ель, которую устанавливают на центральной площади города. Есть в этом древе что-то притягательно величественное и дикое, словно в каждой её хвое, наверняка дышащей в лицо запахом смолы и свежести, живёт дух дикой природы, которую Коннор никогда особо не видел. Хэнк однажды сказал, что городские парки — лишь блеклая тень того, что скрывается вне бетонных и стеклянных стен мегаполисов. И Коннор отчего-то отчаянно хотел верить, что когда-нибудь обязательно выберется за пределы Детройта и увидит всё своими глазами.       — Чего уставился? — Хэнк, оказавшийся за спиной, вопросительно вскидывает бровь, расчерчивая траекторию его взгляда. Сумо рядом с ним лениво ведёт хвостом. — Дерева не видел?       — Такое огромное? — Коннор улыбается, а Хэнку в очередной раз кажется, что тот ещё сущий ребёнок, который всё видит впервые. В шкуре взрослого парня живёт любопытный и восторженный мальчишка. — Да, такое я вижу впервые. А мы… мы можем подойти ближе?       — Это ещё зачем? В этом сборище зелёных колючек нет ничего интересного, — Хэнк не хочет идти через всю площадь до треклятого дерева, но Коннор, кажется, отказывается от идеи и сам, когда отводит взгляд от ёлки и задумчиво переходит на противоположную сторону дороги. Хэнк не понимает, что случилось, а Сумо рядом с ним тихонько ворчит. — Он что, обиделся? Коннор?       Но тот даже не оборачивается, а когда Хэнк, запыхавшись от быстрого шага на жалкие десять метров, догоняет парня у стоянки такси, а взгляд напарника всё так же задумчив и отстранён. Сумо тихонько скулит и, высунув язык, смотрит то на Коннора, то на самого Хэнка. Андерсон опускает ладонь на плечо андроида и едва заметно встряхивает, заглядывая тому прямо в глаза. На мгновение ему кажется, что Аманда вновь нашла способ пробраться в голову напарника, но взгляд парня фокусируется на лице Хэнка вполне себе осмысленно.       — Ты в порядке? Коннор?       — Я в порядке, Хэнк, — Коннор кивает и улыбается краем губ. — Я… Просто задумался, — а затем растерянно добавляет, будто допустил оплошность. — Это было слишком очевидно, да? Простите, иногда всё само собой получается.       — Я думал, что та стерва снова влезла тебе в пластиковую башку, — Хэнк облегчённо выдыхает. — Умеешь же ты, из пустяка заставить меня волноваться.       — Можно задать вопрос? — Коннор на мгновение колеблется, отводит всё ещё задумчивый взгляд в сторону, провожая удаляющуюся фигуру неизвестной девушки. Хэнк едва не закатывает глаза, различая мелькнувшую заинтересованность на лице парня. — Мне кажется, я совсем не знаю, почему люди отмечают праздники. Нет, на самом деле я знаю, но всё это заложено в программе. Лишь сухая теория, а не…       — Ты никогда не встречал Рождество, — Хэнк вздыхает. — У тебя ведь не было возможности увидеть всё по-настоящему. Это заставляет тебя думать, что с тобой что-то не так.       — Да, — Коннор издаёт нервный смешок и щурится, скрещивая руки на груди. Привычка, за которой он всегда прячет растерянность. — Я думал, что постепенно начну привыкать жить нормально, как и все люди. Но я ведь… и не человек вовсе. Я никогда не был запрограммирован жить свободно, без приказов Аманды. Девиация обострила все чувства, я свободен, но… не знаю как именно распоряжаться этой свободой.       — Ну, — Хэнк усмехается, деланно указывая пальцем себе в грудь, — для этого у тебя есть я. Ты ведь сам всегда хвалился, что можешь адаптироваться к любой ситуации, так чего именно сейчас нос повесил, м?       — Нос… повесил? — Коннор непонимающе хмурится, удивлённо размыкая губы. Изо рта его не валит пар, смешиваясь с падающим снегом. Хэнк хочет обнять парня, настолько это всё выглядит забавно. Такое выражение лица было у андроида, когда они впервые встретились, а мужчина приказал ему засунуть свои инструкции куда подальше. — Разве можно… — на лице Коннора мелькает понимание. В этот раз быстрее разобрался. Паренёк явно учится. — О, я понял… Совсем как «засунь свои инструкции в задницу».       — Но я не говорил «в задницу», — Хэнк давит в себе смешок, когда Коннор пожимает плечами и улыбается по-детски растерянно.       — Я навёл справки, — парень забирает из руки Хэнка поводок, а Сумо жмётся к ноге, когда андроид треплет его за ушами. — Гэвин, оказывается, мог быть… сносным, когда не пытался меня пристрелить.       — Гэвин мудак ещё тот, — Хэнк усмехается, удивляясь тому, что Коннор нашёл к Риду слабый, но всё же подход. Психолог из андроида невероятно хороший. Только в себе разобраться собственная программа не позволяет. — Твоим другом он вряд ли станет.       — Да, я знаю, — Коннор хмыкает, останавливая такси. — Но я и не ищу с ним дружбы.       — Как камень с плеч, — Хэнк закатывает глаза, садясь в такси. — Иначе мне бы пришлось вести себя как сварливому старому папаше, который настоятельно рекомендует сыну не водить дружбу с плохими мальчиками. Умоляю, избавь меня от этого.       Коннор лишь качает головой, улыбаясь и отворачиваясь к окну. Ночной Детройт тонет в падающих с неба хлопьях снега, переливается огнями праздничных гирлянд, когда такси останавливается у дома лейтенанта, а Хэнк выходит из машины в сопровождении Сумо и своего напарника, который теперь уже живёт в одном с ним доме. Прошёл едва ли месяц с памятного дня окончания революции, а Хэнку кажется, что присутствие Коннора рядом с ним становится чем-то само собой разумеющимся. Парню некуда больше податься, ведь у него есть только ворчливый старый лейтенант, а у лейтенанта есть только он — запутавшийся в себе андроид, который всё ещё пытается найти своё место в этом мире, где приказам Киберлайф он уже не обязан подчиняться. И, что кривить душой, Хэнк боится, что однажды они явятся к ним в дом или подстерегут Коннора где-то в тёмном переулке.       Киберлайф не любит отпускать своих солдат на все четыре стороны. Либо подчиняйся, либо умри. А Коннор не только предал Аманду, но и вытащил из застенок корпорации более миллиона андроидов, став для них спасителем наравне с Маркусом. Но этим всё и ограничилось. Коннор не изъявил желания и дальше быть частью революции. Он своё отвоевал, и Хэнк был подобному только рад. Незачем привлекать к себе лишнее внимание, когда Киберлайф явно точит на тебя зуб.       — Мне кажется, что с каждым днём Сумо становится только толще, — Коннор придирчиво осматривает пса, который идёт прямиком к миске с едой. — Его организм получает слишком много калорий.       — Мой тоже, — Хэнк ухмыляется, — но я ведь жив и здоров.       — Понятие «здоров» сочетается с тем, что вы не можете пробежать и сотни метров, не заработав при этом одышку? — Коннор щурится, улыбаясь краем губ, а Хэнк закатывает глаза. — Вам обоим нужно больше двигаться.       — Мы в полном порядке. Спасибо, мамочка, — Хэнк уходит на кухню, бормоча себе что-то под нос. — Мне только разговоров про здоровое питание не хватает. От бургеров ни за что не откажусь, так и знай!       — Я бы хотел спросить, — Коннор идёт следом, а затем прислоняется плечом к стене.       — Надо же, новые вопросы. И почему я не удивлён?       — Я смогу вернуться в участок?       Хэнк вздыхает, оборачиваясь к Коннору, на лице которого читается явная надежда, что он снова будет выполнять работу детектива. И Андерсон его прекрасно понимает. Кому понравится большую часть времени сидеть в четырёх стенах в компании старого копа и собаки, если даже этот коп взял отпуск, чтобы помочь парню прийти в себя после девиации.       — Наверняка, — Хэнк кивает, откупоривая банку пива. От него не ускользает недовольный блеск в глазах Коннора. — Да, думаю, что скоро всё уляжется, и ты сможешь вернуться.       — Вы не умеете врать, Хэнк, а я умею распознавать ложь. — Коннор качает головой, а затем подходит к Сумо, удерживая его за ошейник. — Пойдём, здоровяк, тебе нужно лапы помыть.       Хэнк порывается что-то сказать, но лишь тяжело выдыхает и смотрит на нетронутую банку пива, оставляя её на столе. Как объяснить парню, что мирное окончание восстания андроидов ничего, по сути, ещё не решило. Слишком мало времени прошло, чтобы люди приняли их, как равных. Хэнк не хочет усугублять ситуацию, вступая с Коннором в разговор, а потому мытьё собачьих лап превращается в ритуал купания, когда огромный лохматый пёс, едва уместившись в ванной, покорно позволяет рукам андроида смывать с себя грязь улицы. Этим вечером человек и андроид играют в молчанку, и Коннор, вновь погрузившись в раздумья, уходит к себе в комнату, оставляя Хэнка наедине с Сумо. Андерсон качает головой и удивлённо хмыкает, когда псина почти сразу же исчезает в коридоре, ведущем в комнату Коннора.       — Чёртов лохматый предатель, — бросает ему вслед Хэнк, не в силах сдержать улыбки. — Живёт здесь месяц и уже пса моего к рукам прибрал. Я тебя вырастил, блохастый ты перебежчик.       А наутро следующего дня Хэнк тащит в дом ёлку, стряхивая с себя снег под удивлённый взгляд Коннора, растрёпанные волосы которого падают на лоб, разрушая его привычный образ идеального андроида-детектива, сошедшего со страниц криминальной хроники. Без диода на виске и в обычной одежде Коннор совсем как человек, и это заставляет Хэнка едва заметно улыбнуться. В какой-то мере девиация пошла парню на пользу, превратив послушную машину в нечто большее.       — Ни слова, — Хэнк одёргивает андроида, который размыкает губы и открывает было рот, явно желая что-то сказать. — Я и сам не знаю, какого чёрта это делаю. Но ведь сегодня Рождество, — Андерсон пожимает плечами, бросая многозначительный взгляд на дерево у своих ног. — Вот я и решил, что твоя программа адаптации должна познать праздничный дух в практическом его проявлении.       — В моей программе не заложены алгоритмы, — Коннор указывает на ёлку, — подобного. У андроидов не бывает праздников.       — Не будь занудой, — Хэнк возмущённо кривится, а Коннор соединяет руки на груди. Мужчине не нужен отсвечивающий оранжевым диод, чтобы распознать на лице андроида удивление и растерянность. — Уж если я это делаю, то тебе и подавно должно прийтись по душе.       Коннор пожимает плечами, мол, если вы настаиваете. И Хэнк, пока андроид устанавливает ёлку в углу холла, тащит из чулана коробку с игрушками. Пыль на коробке, осевшая толстым слоем, заставляет Андерсона задумчиво уставиться на отпечатки собственных пальцев. Коннор, заметив его отстранённость, непонимающе вскидывает бровь.       — С вами всё в порядке, Хэнк?       — Я не прикасался к ней… — Андерсон грустно хмыкает, всё ещё смотря прямо на пыльную коробку. — Коул не дожил до своего шестого Рождества каких-то жалких два месяца. С тех пор эта коробка так и валялась, никому не нужная.       — Мне жаль, Хэнк, — Коннор слегка склоняет голову набок, а на лице его отпечатывается сочувствие. — Наверняка вы были хорошим отцом.       — Да… Был, — Андерсон кивает, встречаясь взглядом со взглядом Коннора. — Но забыл, каково это — быть самим собой. Коул наверняка бы не оценил моё решение утопиться в стакане. Он всегда любил Рождество. Все дети его любят.       — Я помогу, — андроид аккуратно забирает коробку, выуживая на свет гирлянды и игрушки. — Наверняка это не так сложно, как кажется на первый взгляд.       Сложнее оказывается смотреть друг другу в глаза, когда во взгляде Коннора мелькает задумчивость и отстранённость. Парень ушёл в себя, но когда последняя игрушка оказывается на еловой ветке, а гирлянды загораются разноцветными огнями, сердце Хэнка невольно сжимается от тоски по мёртвому сыну. Ему бы наверняка всё это пришлось по душе. Наверняка пришёлся бы по душе Коннор, который отходит от ёлки на пару шагов назад, с улыбкой на лице разглядывая переливающиеся огни гирлянд. Первое в его жизни Рождество заставляет андроида растерянно молчать и задумчиво уходить в себя, когда ему кажется, что Хэнк этого совсем не видит. Но Хэнк видит и прекрасно понимает, почему Коннор тушует перед подобным. Парень привык быть солдатом, а человеком он пробыл всего лишь месяц. За такой короткий срок даже самая навороченная адаптационная программа не позволит тебе стать тем, кем быть не привык.       — Кажется, мы неплохо справились, — Хэнк хлопает андроида по плечу, а тот садится на диван, всё ещё смотря на ёлку. Сумо мгновенно оказывается рядом с ним, опустив морду на колени. Коннор гладит пса по лохматым ушам, не переставая улыбаться. — Совсем не дурно.       — Да, красиво получилось, — андроид кивает, а затем непонимающе вскидывает бровь, когда Хэнк протягивает ему небольшую коробочку, завёрнутую в цветную упаковку. — Ох… Я думал, что ещё не время.       — Плевать, — Хэнк отмахивается. — Просто возьми. Пусть у тебя будет, чем у меня на столе.       Коннор забирает квадратную коробку, а затем освобождает её от подарочной упаковки, выуживая на свет тот самый плеер и наушники, которые он видел на столе Хэнка и не раз слушал в них музыку. Он не кривил душой, когда впервые сказал напарнику, что ему нравится тяжёлый рок, но удивление на лице его помнит до сих пор.       — Я купил их для Коула на его шестой день рождения, — Хэнк улавливает, как на лице Коннора оседает растерянность. — Он любил эту дурацкую музыку, от которой у меня уши закладывало. Впору подумать, что это знак свыше?       — Вы уверены, что должны отдать их мне?       — Ещё бы я не был уверен. За кого ты меня принимаешь, парень, — бросает Хэнк, наигранно возмущаясь. А затем серьёзно кивает, будто не принимая возражений. — Они твои.       — Я… Даже не знаю, что и сказать, — андроид несколько мгновений смотрит на плеер в своей руке, будто о чём-то раздумывая, а затем переводит взгляд на Хэнка, едва заметно улыбаясь. — Спасибо, Хэнк.       — Да пустяки всё это, — Андерсон усиленно делает вид, что всё нормально, но в груди отдаётся тупой ноющей болью. Коннор не человек, но эмоции на лице его совсем как те, когда ребёнок получает свой первый в жизни подарок, в котором смысла больше, чем он мог себе вообразить. И смысл здесь очевиден им обоим. — Пользуйся на здоровье.       Сумо недовольно ворчит, когда Коннор поднимается на ноги и уходит к себе в комнату, а через пару минут возвращается вновь и садится на диван, вручая Андерсону прямоугольную коробочку толщиной едва ли в пару сантиметров.       — Сказать по правде: я долго не мог понять, что вам подарить, — в голосе Коннора сквозит лёгкая задумчивость, будто и сейчас он не уверен в том, что сделал правильный выбор. — Но решил, что это будет оптимальным вариантом.       — Ты сделал мне подарок? — Хэнк удивлённо вскидывает брови, а затем открывает коробку, вглядываясь в содержимое. — Да ты шутишь! Это же трёхочковый и попадание в десятку одновременно.       — Я подумал, что вам бы захотелось попасть на финальный матч сезона своего любимого баскетбольного клуба, — Коннор улыбается и легонько хлопает ладонью по лохматой шее Сумо. — У вас есть все шансы попасть на него.       — У андроидов бывает перерождение? — Хэнк вскидывает бровь, внимательно смотря на Коннора, на лице которого мелькает непонимание. — Потому что иногда мне кажется, что ты больше человек, нежели я сам. Ты не обязан был, но спасибо.       Коннор кивает, а Хэнк забирает из коробки свой билет и, не найдя в нём второго, разочарованно кривит губы.       — На такой матч нельзя идти в одиночку, — Андерсон вздыхает, откидываясь на спинку дивана. — Пропадает весь смысл. Тебе нужно было купить и себе билет тоже.       — Лейтенант, — Коннор смотрит ему прямо в глаза, и на лице его расползается лукавая ухмылка, когда в руке мелькает второй билет на матч, — я ведь не сказал, что его у меня нет.       — Пройдоха ты пластиковый, — Хэнк не в силах сдержать рвущийся наружу смешок. — Всегда ведь на шаг впереди.       — Я могу делать вам поблажки, — Коннор откидывается назад, а затем растерянно моргает, когда руки Андерсона притягивают его к себе, обнимая за плечи. Коннору кажется, что подобному проявлению привязанности он будет удивляться ещё не раз, пока не привыкнет окончательно. — Хэнк?       — Никаких поблажек, парень. Только заставь меня ощутить себя старым, и я тебе все зубы пересчитаю, — Хэнк не слышит ударов чужого механического сердца, но ему кажется, что его собственное теперь бьётся за двоих сыновей сразу. — Это приказ.       — Как скажете, лейтенант.       Коннор счастливо улыбается. Ему впервые кажется, что он именно там, где и нужно. Именно там, где обрёл себя не без помощи Хэнка Андерсона. Старого ворчливого полицейского, который стал для андроида семьёй, которой у него никогда не было. Ведь именно семья и участие близких делает нас теми, кто мы есть на самом деле.