Раз попаданка, два попаданка...

                    Чтобы не тревожить спящую подругу, проснувшаяся Ксюша перебралась ближе к Майрону. Какое-то время она молчала, потом, не выдержав, тихо спросила:       — Как думаешь, они поверят?       — Не могу осуждать их за недоверие, — отозвался майа. — Я принес им слишком много горя.       — Но неужели никак нельзя убедить их, что ты и в самом деле изменился?       — Есть один способ, но я очень не хотел бы прибегать к нему…       — Какой?       Майрон вздохнул. Отступать-то все равно некуда, эта девушка стала слишком дорога ему и он не хотел возвращаться к прежнему своему существованию.       — Осанвэ. Открыться им и пустить в свой разум.       — И они поверят?       — По осанвэ невозможно солгать или что-то утаить, чтобы тот, кому ты открываешься, этого не почувствовал.       — А почему тогда ты не хочешь?       — Какая ты любопытная, — усмехнулся майа, привлекая ее к себе и целуя в макушку. — Видишь ли, я очень давно не открывался никому, да и раньше лишь Валар и Мелькору.       Он помрачнел, и Ксюша крепче обняла его, словно пытаясь утешить. Немного помолчав, Майрон продолжил:       — К Мелькору меня привели глупость и влюбленность, к тому же, я думал обрести в его лице наставника…       — Ты был влюблен в… него? — распахнула глаза Ксюша. Увидев, как вытянулось его лицо, она поспешно добавила: — Прости, это я не подумав.       — Ничего, я наслышан, что обо мне ходили подобные слухи, но не думал, что они дошли и до тебя.       — В нашем мире тоже были те, кто думал так и даже сочиняли об этом истории, — смущенно ответила девушка.       — Нет, мужеложцем я не был. — Майрон даже поморщился. — Ее звали Ломилотэ, она была одной из немногих майэ Манвэ, принявших сторону Моргота. Именно она убедила меня в том, что Мелькор не враг нам, что он хочет лишь навести в Арде порядок. Я был просто ослеплен тем, что принял за любовь, поэтому поверил ей безоговорочно и пришел к нему. Он принял меня с радостью, что очень польстило, и какое-то время я провел в его крепости как почетный гость. Днем я выслушивал его речи, казавшиеся мне исполненными мудрости, а ночи были посвящены ей…       Мелькор тогда был очень силен, Валар мало что могли противопоставить ему и некоторое время я считал его чуть ли не героем, в одиночку выступившим против всех. Когда наконец он, в качестве подтверждения моей верности ему и его делу, попросил открыться, я сделал это без колебаний… Даже не знаю, как описать то, что случилось — он словно вывернул меня наизнанку, огнем выжигая все, что было ему неугодно, смеясь над моими мучениями, а потом отшвырнул, как сломанную игрушку, оставив мне лишь пустоту и ненависть. А она стояла рядом с ним и наслаждалась этим, — оказалось, она любила лишь власть, что он дал ей, а я был одним из многих, кого она завлекла, втираясь в доверие и используя чары. Будучи одним из сильнейших майар, я стал всего лишь марионеткой в ее игре. Так на многие века перестал существовать Майрон, превратившись в Гортхаура. Я стал его Военачальником, Тюремщиком и Палачом в одном лице и не было никого, кто служил бы ему преданнее!       — А что стало с ней?       — Не знаю, в последний раз я видел ее очень давно.       — Какой она была? — тихо спросила девушка.       — Она была столь же красива, сколь порочна. Пока она играла со мной в любовь, выглядела, как прекрасная дева, после я увидел облик, который она приняла, чтобы служить ему. Глаза у нее стали алыми, ногти на руках превратились в когти, а еще у нее выросли крылья.       — Крылья? Как у птицы? — удивилась Ксюша.       — Как у летучей мыши, — хмыкнул Майрон. — Она была вампиром, эльфы прозвали ее Тхурингвэтиль.       — Тут существуют вампиры? — испуганно охнула девушка.       — Можно сказать, я был одним из них, — майа криво усмехнулся, глядя на ее потрясенное лицо. — Одно из обличий, которое я принимал — огромная летучая мышь-вампир. Правда, я, в отличие от нее, никогда не любил летать, да и вкусу крови предпочитал вино.       Майрон немного помолчал, рассеянно перебирая волосы Ксюши, после чего продолжил рассказ:       — Я никогда не сожалел ни о чем из того, что совершил, верил в то, что эльфы, люди и гномы достойны лишь рабства и смерти. Их жизни, как и жизнь Гельмира, я ценил лишь за пользу, которую они могли принести, трудясь в рудниках и кузнях Ангбанда. По приказу Моргота я захватил эльфийскую твердыню Минас-Тирит и обосновался там. Однажды ко мне привели отряд орков, пытавшийся пройти через мои земли без доклада. Я понял, что никакие это не орки, но сразу лишить их личин не вышло: их предводитель оказался сильным чародеем. Мы вступили в песенный поединок, и его отчаянная смелость невольно восхитила меня.       Я победил, хотя, к моему удивлению, это было нелегко, отчасти мне помогла удача и, конечно же, нечестный ход. Он пел о Надежде и Благословенном Валиноре, тем самым выдав себя. Поняв, что передо мной нолдо, я напомнил ему о резне в Альквалондэ, большинство из них это бы не проняло, но этот оказался не таким. Он упал, словно пораженный стрелой в сердце, и пали чары, но тот хрупкий призрачный мир, что соткал он своим пением, разлетевшись на осколки, ранил меня. Во мне проснулась совесть.       Я не хотел смерти этого странного эльфа, но должен был узнать кто он и откуда. Бросив его вместе с отрядом в темницу, я пытался вызнать их цели путем чар и уговоров, но не вышло. Из-за сорванного горла нолдо почти не мог говорить, а от осанвэ закрылся.       Это был неправильный эльф, он не боялся меня, но и не ненавидел, просто потому, что не умел ненавидеть и не желал проклинать. Неожиданно я понял, как мне не хватало собеседника, а он слушал и слушал… Посмеивался, что совсем я без собеседников одичал, раз с ним откровенничаю, правда, за свой смех расплачивался приступами удушающего кашля, да еще и зачарованные оковы вытягивали его силы. Пришлось расковать его и немного полечить: он был нужен мне живым. Я подумывал оставить его своим пленником или даже отпустить, но сначала должен был узнать кто он и какова его цель. Время поджимало, я попробовал расспросить других в его отряде, но и они молчали, предпочитая умереть, чем предать его. В итоге решил припугнуть их, натравив Драуглуина, предводителя волколаков. Приходя к ним ночью, он убивал одного, а днем ко мне снова приводили их предводителя. Он все так же молчал, я видел в его взгляде боль, но ненависти не было!       Я даже пытался его спровоцировать — будто случайно оставлял на столе кинжал и поворачивался к нему спиной. Кто бы упустил такой шанс? Но я так и не получил предательского удара в спину, хотя почти надеялся на него. Даже по отношению ко мне, Врагу, он не мог поступить подло!       А потом… я узнал, что он, разорвав цепи, сцепился с Драуглуином в рукопашном бою. Он копил силы для безумной и безнадежной попытки спасти своих спутников и смертного, которого в тот день я выбрал жертвой!       Я долго думал, что он умер, возможно, убив волка, пока не увидел обоих здесь. Тот, кто был моим странным пленником, оказался Владыкой Нарготронда, а Драуглуин теперь его друг.       — Финрод Фелагунд и Миримон?       — Да.       — А что потом?       — Я даже не успел спуститься к темницам… На мосту к замку появилась эльфийская принцесса Лютиэн, дочь владыки Дориата Тингола и его супруги, майэ Мелиан, прекраснейшая из детей Илуватара. Я подумал, что если доставлю такую пленницу Мелькору, он будет доволен. Отправил за ней волков, но ни один не вернулся. Оказалось, с ней был Хуан, огромный охотничий пес из Валинора. Зная пророчество, что его убьет величайший из волков, приняв облик зверя, самонадеянно вышел сам. Казалось, что пес испугался, но принцесса взмахнула чем-то перед моим лицом, и я почувствовал растерянность и сонливость. Всего на мгновение, но этого хватило, чтоб Хуан успел схватить меня за горло. — Майрон непроизвольно потер шею. — Я пытался освободиться, меняя обличья, но пес держал крепко. Тогда Дориатская принцесса, грозя смертью, потребовала отдать ей власть над крепостью. Пришлось отступить. То, что стало с крепостью — ее рук дело.       Естественно, мое поражение привело Мелькора в ярость — пока я зализывал раны, принцесса пришла к нему со смертным из отряда моих пленников. Они украли из его короны Сильмарилл, да еще и скрылись, унесенные Орлами.       — Тебя наказали? — В глазах девушки были слезы, она уже тысячу раз пожалела, что завела этот разговор.       Не ответив, Майрон продолжил рассказ:       — Когда эльфы бросили вызов Мелькору, он отправил меня в битву, чтоб начисто разбить их, но там я встретился с твоей подругой. Она вела себя дерзко и бросила мне вызов. Второй раз мне предложили песенный поединок и я, помня о прошлой победе, легко согласился, тем более, что не воспринял эту маленькую нолдэ всерьез, хоть и чувствовал в ней силу. Кто бы мог подумать, что ее песня натворит столько дел! Войска были в смятении, те, кто пытался прорваться сквозь ветряную воронку, погибли, а эльфы отступили.       А я словно снова стал майа Вала Аулэ, не желающим служить Тьме, поэтому вместо того, чтобы захватить ее, как только она потеряла сознание, я сбежал и скрывался в полуразрушенном замке, не желая снова испытывать на себе ярость Мелькора. А потом в моей жизни появилась ты, моя неправильная эльфийка. Правда, после оказалось, что темная сторона моей сущности отступила не до конца, и ты едва не пострадала.       — То есть ты…       — Да, в тот момент верх взял Гортхаур. Сперва я почувствовал незримое присутствие Моргота и его давящую волю, а потом темнота. Я смог преодолеть это лишь тогда, когда он отвернулся, да и то не до конца, будто Гортхаур просто затаился, словно слышал его в себе.       — А сейчас?       — Как ни странно, с того момента, как очнулся здесь, я чувствую себя так… Не знаю даже как объяснить. Словно никогда не было служения Мелькору, будто это было не со мной.       — Может быть, это из-за песни? — предположила Ксюша.       — Из-за песни?       — Айка пела, когда помогала лечить тебя. Если первый раз ее пение почти освободило тебя, может быть, со второго раза получилось?       — Хотелось бы в это верить, — улыбнулся Майрон. — Сила, которой обладаете ты и твоя подруга, впечатляет.       — Я тут случайно оказалась, а Айку сам Илуватар выбрал, чтобы победить Моргота, — смущенно отозвалась девушка. — Если бы не рубашка Фелагунда…       Майрон, не сдержавшись, расхохотался.       — Получается, я его вечный должник, ведь его рубашка привела тебя ко мне! — уже абсолютно серьезно добавил майа, припадая к губам Ксюши в жарком поцелуе. У нее перехватило дыхание, но Майрон быстро отстранился, прошептав:       — Кажется, твоя подруга проснулась.

***

      С визита Гельмира прошло уже два дня, пока никаких изменений не было. Нас все так же охраняли, иногда к решетке подходил командир стражи и молча стоял, будто проверяя, не испарились ли мы. Чувствуя себя обезьянкой в клетке, я с трудом сдерживала раздражение.       Приблизившийся к нашей решетке с очередной проверкой командир стражи привычно замер, а потом вдруг тихо позвал:       — Эруанна, подойди!       Поднявшись, я приблизилась, и эльф быстро зашептал:       — Ни о чем не спрашивай, ждите Гельмира и будьте готовы! — После чего отошел, оставив меня в полнейшей растерянности. Это что сейчас было? К чему мы должны быть готовы?       — Что ему было нужно? — окликнула меня Ксюша, выводя из задумчивости.       — Не знаю, — отозвалась я. — Может быть Гельмир объяснит…

***

      Следующие несколько часов я была как на иголках, мое волнение передалось и подруге, один только Майрон сохранял прямо-таки олимпийское спокойствие. Наконец мы услышали взволнованный голос Гельмира:       — Скорее, нельзя медлить!       — Да что случилось-то? — Я больше не могла терпеть бьющую по нервам неизвестность.       — Я потом все объясню, надо уходить! — Звякнули ключи и дверь нашей камеры распахнулась. — Поторопитесь, Айменал не сможет долго отвлекать стражу!       Гельмир повел нас в сторону, противоположную лестнице, по которой мы спускались сюда несколько дней назад. Подойдя к одной из стен, он на минуту остановился, и в ней вдруг появилась дверь. Тайный выход? Стоило нам войти, и дверь сразу закрылась.       — Скорее, скорее! — подгонял нас Гельмир, и мы почти бегом двигались по нескончаемому узкому коридору.       Похоже, что им не пользовались очень давно — полы покрывал толстый слой пыли, а со стен и потолка густо свисала паутина. Еще я заметила, что чем дальше, тем больше на нашем пути было лестниц, а это значит, что мы поднимались. Куда же ведет нас Гельмир? Зачем вообще этот побег?       Наконец коридор закончился. Снова отворив невидимую ранее дверь, Гельмир первым скользнул наружу.       Мы замерли. Оказалось, что подземный коридор вывел нас за пределы города. Гельмир свистнул, подражая голосу какой-то птицы, и через мгновение в ответ раздался такой же свист и лошадиное ржание. Из перелеска появились два всадника, их лица были скрыты капюшонами плащей. В поводу они вели еще четверых коней, в одном из которых я с радостью узнала Алкара.       — Вот плащи, накиньте, к ночи будет холодать, — заговорил один из эльфов.       — Эдрахиль? — неуверенно спросила я, боясь, что обозналась, ведь он всегда сопровождал Финрода.       Эльф откинул капюшон, и я действительно увидела Эдрахиля, вот только он был непривычно серьезен:       — Одевайтесь и по коням.       — Я не умею ездить верхом, — растерялась Ксюша, испуганно разглядывая приведенную для нее серую в яблоках лошадь.       — Садитесь вдвоем, — скомандовал Гельмир, а третий эльф молча бросил Майрону повод приплясывающего рыжего жеребца с белой отметиной на лбу. Майрон, прошептав что-то коню, погладил бархатную морду, после чего взлетел на его спину и легко поднял Ксюшу. Глядя, как Алкар ложится, а я вползаю на его спину, мои спутники, несмотря на серьезность и спешку, не смогли сдержать усмешек.       Как только все были готовы, кони сорвались с места. Серую лошадь тоже взяли, возглавляющий наш небольшой отряд Гельмир вел ее в поводу, а Эдрахиль и третий эльф, так и не снявший капюшона, скакали чуть позади нас. Темп нашей скачки заставил меня отбросить мысль о том, чтобы расспросить эльфов и вынудил буквально распластаться по спине Алкара, который мчался так, словно его копыта вообще не касались земли.       Мы углублялись все дальше в горы. В густых сумерках мы свернули в небольшой лесок, Гельмир остановил коня:       — Здесь переночуем, а с рассветом двинемся дальше.       Облегченно вздохнув, я сползла со спины Алкара и, пошатываясь, подошла к Ксюше, прислонившейся к Майрону. Да уж, наездницы с нас те еще! Эльфы тем временем расстелили на траве покрывало и разложили еду.       — Идемте, вам нужно поесть, — окликнул нас Эдрахиль.       Мне дважды повторять было не нужно, а вот невозмутимость Майрона, похоже, дала трещину, и он недоверчиво уставился на эльфа, будто тот предложил что-то непристойное, Ксюша неуверенно замерла рядом с ним.       — Майрон, тебе, как и Лаурэль нужно поесть, — вздохнув, заговорил Гельмир, похоже, догадавшийся о причине поведения майа. — Если бы мы сомневались в чем-то, то не стали бы устраивать вам побег, рискуя своими жизнями.       — Теперь, по крайней мере до возвращения Инголдо, мы все предатели и пособники Моргота, — усмехнулся Эдрахиль.       — Если нас найдут — убьют без зазрения совести, — впервые подал голос третий эльф. Он откинул капюшон, и я удивленно уставилась на Айменала, командира стражи, охранявшей нас. — Именно поэтому придется обойтись без костра.       Ксюше все же удалось вывести Майрона из ступора, и они присели рядом со мной. Я едва сдерживала любопытство и, стоило всем поесть, тут же спросила:       — Может расскажете нам все?       — Я ведь обещал, что попытаюсь переубедить всех на ваш счет, — начал Гельмир. — Брат был очень рад, что я снова вижу. Он меня выслушал и даже сопроводил к Артаресто, но… они не поверили мне. Даже то, что вы вернули мне зрение, расценили как хитрую уловку, попытку втереться в доверие. Артаресто велел мне не покидать дома отца, а сам решил созвать Совет, чтобы обсудить как с вами поступить. Я почти уверен, что Совет принял бы решение умертвить Майрона и Лаурэль до возвращения Артафиндэ, который, по мнению Артаресто, попал под действие чар. В случае, если бы ты попыталась вмешаться — убили бы и тебя. К счастью, Эдрахиль в этот раз не уехал с Артафиндэ, и, узнав обо всем, согласился, что вас нужно срочно увозить из города. Он позаботился о лошадях и припасах, а Айменал помог нам ненадолго отвлечь стражу.       — И куда мы теперь? — Я, конечно, понимала, что Ородрет вряд ли поверит в исправление Майрона, но не думала, что жажда мести до такой степени ослепила его.       — Поедем в охотничий домик Инголдо. Ородрет не бывал там и не знает, где он, — проговорил Эдрахиль. — Побудем там, пока он не вернется, может, и Артаресто за это время поостынет. — Усмехнувшись, он добавил: — Майрон, мы с тобой дежурим первыми.       Майа, успевший к этому моменту вернуть прежнее невозмутимое выражение лица, лишь кивнул.       — Похоже, безумство Фелагунда все же заразно, — еле слышно пробурчал он и последовал за рассмеявшимся Эдрахилем.

***

      Ночь, как и предупреждали эльфы, была холодной, но прошла спокойно. Гельмир разбудил нас с рассветом:       — Нужно поесть и ехать дальше.       — А почему так холодно? — спросила я.       — Холодно? Во владениях Владыки Финголфина уже вовсю властвует осень, скоро и у нас она вступит в свои права, а пока лишь ночи стали прохладнее, — усмехнулся Гельмир. — Середина Яванниэ, как-никак.       — Осень? — эхом переспросила я. Я попала в Средиземье ранней весной, примерно в апреле. Получается… я здесь уже полгода?       — Нужно было чаще выбираться из города, — рассмеялся Гельмир, неверно истолковавший причину моего удивления. — Средиземье — это тебе не Аман!       Мы ехали медленнее, и я воспользовалась этим, чтобы расспросить Эдрахиля о месте, куда мы едем.       — А как вышло, что Артаресто не знает об этом домике?       — Артаресто не слишком любит покидать замок, а потому на охоту с Инголдо никогда не ездил, — усмехнулся Эдрахиль. — К тому же в места, где он расположен, даже эльфы предпочитают не забредать.       — Почему? — заинтересовалась я.       — Задолго до того, как был основан Нарготронд, в этих местах обитали гномы-карлики, которые к нашему приходу сюда были уничтожены. Что послужило причиной — никто не знает, по слухам, синдар долгое время охотились на них, принимая за тварей Моргота, к тому же они постоянно воевали с другими племенами гномов. Так вот, говорят, что у гномов-карликов были соседи — оборотни.       — Оборотни? — Я и не заметила, что Майрон и Ксюша тоже поравнялись с нами, и подруга жадно прислушивается к рассказу Эдрахиля.       — Да. Говорят, это были люди, но очень высокие, даже выше большинства эльфов, они могли принимать облик громадных медведей, при этом не были бессмертными, век их был немногим дольше, чем у других атани. Они жили в мире с животными, совсем не употребляя в пищу мясо, но по характеру были вспыльчивы, легко выходили из себя и ненавидели чужаков. Как раз на их землях и стоит охотничий домик, даже эльфы избегают тех мест, а твари Моргота и подавно.       — А эти оборотни, они до сих пор там? — спросила я. Слушая историю эльфа, я невольно вспомнила Беорна из Хоббита.       — Говорят, они ушли далеко на восток, подальше от нас и Моргота, но Инголдо рассказывал, что встречал нескольких незадолго до того, как отправился в Оссирианд, где встретил людей, — покосившись на меня и лукаво сверкнув глазами, Эдрахиль добавил: — Похоже, даже оборотни не устояли перед его обаянием.       Повисла неловкая пауза, а я почувствовала, что краснею.       — Скорее уж не стали связываться с безумцем, — хмыкнул Майрон, переключая внимание эльфа на себя, за что я была ему очень благодарна. Все-таки изменения, произошедшие с майа, не переставали меня удивлять, даже если не принимать во внимание его отношение к Ксюше и то, что он даже не пытался оказать сопротивление при аресте. За время ночного бдения он, кажется, даже с Эдрахилем поладил и довольно спокойно сносил подначки эльфа, которые у меня вызывали желание стукнуть того чем-нибудь тяжелым.       — Иногда он производит такое впечатление, — кивнул Эдрахиль, сдерживая смех. — Но он мой друг и Государь и я без колебаний отдам за него жизнь.       — Мне можешь не рассказывать, — ухмыльнулся Майрон.

***

      В последний день нашего пути меня с самого утра не покидало ощущение, что за нами следят. И с каждым шагом оно становилось все сильнее. Остальные в отряде тоже были встревожены, даже кони нервничали.       Уже темнело, мы гуськом ехали по узкой, петляющей между деревьев тропе, по обе стороны которой плотной стеной стоял лес. Вдруг раздался треск сучьев, и из густых зарослей впереди шагнул громадный, бурый с проседью медведь. Шумно втянув носом воздух, он глухо заворчал, отчего наши кони начали фыркать и испуганно пятиться.       — Мы не враги твоему народу, — пытаясь сдержать коня, громко крикнул Гельмир, обращаясь к зверю. — Нам нужно попасть в охотничий дом Финрода Фелагунда, мы его друзья.       Медведь мгновение поколебался, потом его фигура словно подернулась дымкой, и перед нами оказался человек. Ростом он, пожалуй, не уступал Майрону, в густых темно-каштановых волосах и бороде было порядочно седины, а нависшие кустистые брови придавали лицу еще более мрачное выражение. Одет он был в доходящую до колен серо-коричневую шерстяную тунику, обуви на нем не было.       — Кто вы и зачем пришли? — громоподобным басом прогудел он.       — Мы друзья Финрода Фелагунда, едем в его охотничий домик, который находится в этом лесу, — повторил Гельмир.       — Почему его с вами нет? — подозрительно спросил оборотень, испытующе глядя на эльфа.       — Он пока в отъезде, но вскоре присоединится к нам, — отозвался эльф.       — Я провожу вас, — немного помолчав, проговорил человек-медведь. — Для вас будет лучше, если сказанное вами правда.       — Мы благодарны тебе, — Гельмир замялся, не зная, как обращаться к оборотню.       — Брог, — буркнул тот.       — Мы благодарны тебе, Брог, — повторил Гельмир.       Повернувшись к нам спиной, оборотень зашагал вперед, а мы последовали за ним. Было совсем темно, когда мы наконец достигли того, что эльфы называли «охотничий домик».