***
Нет сил даже для того, чтобы добраться на свой район, и Гарри шляется по дворам, отдает свой телефон в обмен на дозу… Чего-то. Порошок явно с примесями, но уже как-то без разницы. Внюхивается, просто наматывая круги между высокими домами, ловя на себе взгляды. Темнеет, а он стоит перед тем же домом, от которого уходил. Перед домом Луи. Холодно. Он долбит по кнопкам домофона, едва шевеля языком, снова и снова повторяет, что он «к Луи», пока одна из женщин, наконец, не впускает его в подъезд, интересуясь, куда это он собрался. Гарри как может, объясняет, что ему нужен Луи. Этот ответ не устраивает женщину, потому что она живёт здесь всю жизнь и «вот» квартира Томлинсона, но очевидно, что парня там не ждут. Но кто её слушает? Гарри зажимает звонок и стучит, пока она настойчиво просит его «покинуть помещение», но понимая, что этот странный молодой человек абсолютно невменяемый, соседка просто сдаётся, грозно обещая сейчас же позвонить Луи и в полицию, прежде чем скрывается за дверью квартиры напротив. Гарри вообще её не слушает, сползая по стенке на холодный пол, когда трясти начинает сильнее. Пытается убедить себя, что это не похоже на передоз, когда начинает блевать и давиться пеной прямо на лестничной площадке, заламывая руки из-за невыносимого жара под кожей. У него было всего два передоза, оба под коксом. И сейчас он не собирается подыхать под дверью дилера, но уже не в том состоянии, чтобы куда-то убраться. Соседка, милая женщина, которая не догадывается о том, кто Луи на самом деле, обычно звонит ему, только когда случается действительно что-то очень важное. Звонок раздаётся неожиданно, во время очередного рейда по своим же, и уже до предела разозлённый шатен всё же берёт трубку, стараясь быть как можно более вежливым, но говорить получается только сквозь зубы, да и ладно. Агрессия сменяется замешательством и даже беспокойством, когда она описывает парня, который ломится к нему в квартиру и который слишком похож на Гарри. Луи срывается, как можно быстрее добираясь до дома, и находит кудрявого лежащим на заблёванном коврике. Сначала он открывает дверь, всё же стараясь не паниковать, и только потом берёт парня на руки, сразу относит в ванную, открывает воду и хватает какой-то кувшинчик, скорее всего принадлежащий Элеонор, но сейчас мужчина даже рад, что эта вещь оказалась здесь. Он постоянно набирает в кувшин воду и вливает в рот Стайлса. После промывания желудка, оба парня оседают на полу ванной комнаты прямо на кафеле, Луи держит кудрявого на руках, мягко расчёсывая руками кудри. Пока они сидят на полу, Гарри думает только о том, что ему безумно холодно, на деле же тело в руках Луи настолько горячее, что он вполне мог бы обжечься. Импровизированное промывание помогает организму, но не сознанию. Гарри думает, что умирает, хотя, в сущности, просто отключается, пока шатен продолжает прочёсывать его волосы под шум всё ещё бьющей из крана воды. Луи через некоторое время поднимается с пола вместе с кудрявым на руках, оставляя воду в ванной бежать и дальше, относит Гарри в спальню, где кладёт на кровать и раздевает. Он быстро укладывает его в постель, заворачивая в одеяло, после чего уходит выключать воду и ставить чайник на кухне. Нужно заварить чай, чтобы желудок Гарри и вовсе не покинул его. А лучше ромашковый чай, если найдётся. Парень приходит в себя довольно быстро. В сознание, не в себя. Слабость во всем теле адская, он не уверен, сколько прошло времени, но Луи всё ещё здесь, сидит с чашкой на краю кровати. Куда просторнее, чем та, в которой они провели несколько недель бок о бок. Их взгляды встречаются, как только Гарри открывает глаза. Всё плывет, тёмные пятна мешают фокусироваться, сушняк. Стайлс высовывает дрожащую руку из-под одеяла, протягивая к чашке. Он не знает, что сказать, а если бы и знал, вряд ли смог бы. Мужчина помогает Гарри пить, придерживая чашку, потому что слабые дрожащие руки не в состоянии делать это самостоятельно. — И оно стоило того? — Луи задаёт интересующий его вопрос, потому что ну какого черта?! Неужели такое адски ужасное состояние и их разрушенные гармоничные отношения стоят того? Стайлс втягивает остывший чай пересохшими губами, дрожащими пальцами придерживая кружку, просто рефлекторно, накрывая тёплые чужие ладони. Переводит взгляд на лицо старшего, едва слышно хрипя: — Ты бросил меня, — это не имеет никакого отношения к вопросу, но это объяснение, как думает Гарри. Объяснение, которое звучит, как упрёк. Не из-за интонации, он всё ещё еле шевелит языком, но в затуманенном взгляде изумрудных глаз плещется осуждение, обида и непонимание. Он не думает, что Луи не имел права уходить, но они, вроде как, стали друзьями? Он заслуживал хотя бы попрощаться по-человечески? Проводить его? Поговорить? Что-нибудь, но не ёбанное смс, словно не было тех недель. — Если бы я бросил тебя, то не сидел бы сейчас с тобой здесь, не забирал бы тебя из обезьянника и даже не писал бы то грёбанное смс, — без агрессии, но со слышимым раздражением в голосе произносит Луи. Он никак не мог ожидать, что Гарри так отреагирует. Что ему будет не плевать. — Отдохни, потом решим, что делать и как дальше быть, — устало выдыхает он, с неохотой убирая руку из-под холодных пальцев младшего. Луи эмоционально истощён, слишком много случилось сегодня, и ему, пожалуй, тоже нужен отдых. — Я буду в гостиной, она совсем рядом, так что если будет плохо, то кричи или в крайнем случае урони чашку, — говорит Луи, а затем поднимается, ставя пустую посуду на тумбу, что ближе к Гарри, и уходит, напоследок поправляя мягкое одеяло на нём. Гарри не приходится кричать, потому что довольно быстро истощение берёт верх, и он снова засыпает. Несколько раз просыпается, пока за окном ещё темно, пытается уснуть снова, но ничего не выходит. Сдаётся, опираясь на мебель, добирается до ванной, умывается, не решается воспользоваться щёткой, поэтому втирает зубную пасту пальцем, а потом ещё раз умывается. Мыться нет необходимости после вчерашнего. Как ни странно, он помнит почти всё. Ванная и спальная расположены рядом, так что тихо возвращаясь в комнату, кудрявый даже не заглядывает в гостиную, где спит Луи. Снова пытается уснуть. Снова не выходит. Он голый, большое мягкое одеяло не греет. Начинает светать. Гарри косится на чашку, оставленную на тумбе, и проходит пару минут, прежде чем по квартире раздаётся грохот битого стекла. Луи сам разрешил. Томлинсон просыпается звука бьющегося стекла, слишком громкого для гробовой тишины квартиры, и буквально несётся в спальню, ожидая увидеть там умирающего. Но видит лишь спокойное бледное лицо, что сливается с белыми простынями. Лицо с оттенком надменности. Даже видя его испуганный и непонимающий спросонья взгляд, Гарри не испытывает чувства вины, хрипя: — Ложись со мной. Луи тяжело вздыхает, хочет ответить традиционно что-то в духе «я не обязан», но отбрасывает эту идею и молча ложится рядом, загребая парня в свои объятия и прижимая к себе голое холодное тело. В этот раз уснуть получается без проблем, как только Гарри удобнее устраивается в объятиях. Он ничего больше не говорит, да и это не те же объятия, в которых они засыпали последние дни в крошечной квартире. Но тепло от тела Луи всё так же согревает, а это единственное, что нужно. Они просыпаются почти одновременно, и Гарри укутывается в одеяло, плетясь предположительно в сторону кухни. Находит пачку сигарет и прикуривает по-прежнему трясущимися руками. Возможно, в этой квартире не курят, но парень не задумывается. Возможно, Луи спас его задницу вчера, но это не меняет того факта, что Гарри всё ещё зол. А значит, он снова стерва. И ему похуй, что это так сильно выводит шатена из себя. Луи бредёт следом за младшим по направлению к кухне и усаживается за барную стойку, наливая себе вчерашний виски и залпом осушая стакан. — Почему, блять, ты думаешь, что тебе всё можно, Стайлс? — глядя перед собой, в стену, покрытую дорогим кафелем, чеканит Луи. Если бы не и без того паршивое состояние Гарри, то старший точно врезал бы ему, а потом снова выпорол бы. От этих мыслей мужчина снова тянется к бутылке и наливает чуть больше, выпивая. Пиздецки заёбан. — Потому что могу? — младший даже не старается сделать голос язвительным, абсолютно похуистично отвечая на вопрос. На самом деле, его должен останавливать хотя бы страх, но с того времени, когда Стайлс действительно был наказан за своё поведение, прошло уже достаточно много времени, а вот обида и злость совсем свежие. Так что да, Гарри совершенно не считает, что делает нечто «выходящее за рамки». Он не сводит свой взгляд с кадыка, двигающегося в такт жадным глоткам. Этот ответственный взрослый решил накидаться, как школьница на выпускном? Интересно. Луи фыркает и наливает себе ещё, перед этим хватая яблоко из вазы, что стоит рядом. Он выпивает стакан за стаканом, закусывая горечь от алкоголя на языке фруктом, соки которого стекают у него по подбородку, и мужчина небрежно вытирает их рукавом своего джемпера. Напивается Луи довольно быстро и поднимается, кое-как удерживаясь на пошатывающихся ногах. — А почему-то я не могу себе позволить делать всё, что мне вздумается! Я вообще, блять, ничего не могу, — он заплетающимся языком пытается высказать свои возмущения, но быстро сдаётся, махая рукой, и уходит в гостиную. Не то чтобы Гарри не всё равно, когда он слышит это болезненное заявление, а уставшее лицо шатена выглядит искренне устало, но после того, как докуривает сигарету и тушит в раковине, парень закатывает глаза и плетётся в гостиную, чтобы найти шатена на диване. Серьёзно, он напился за считанные десять минут в одиннадцать часов утра? Кудрявый опускается между разведённых ног на колени, укладывая локти на бёдра шатена и склоняя голову чуть в бок. Да, Стайлс выглядит хуёво, но прямо сейчас сам Луи ушёл от него не особо далеко. Луи уже практически уснул к тому моменту, как в комнату зашёл Гарри, но прикосновения заставляют его открыть глаза. — Ну и с хера ли? — пытливо глядя на изрядно подбуханного шатена, интересуется Гарри. — Потому что я тоже заебался. Потому что у меня тоже могут быть пиздец какие проблемы. Но нет, плохо может быть только тебе, да, Стайлс? Грёбаный эгоист, — глядя из-под полуприкрытых век сверху вниз, говорит с осуждением старший. — Как будто это для тебя новость, — фыркает Гарри, не понимая, что за тупые предъявы. Он наркоман, понятно, что все они эгоисты в первую очередь. — И я не считаю, что у тебя всё заебись в жизни, но обычно ты не решаешь проблемы, заливая в себя виски утром понедельника, — естественно Гарри не следил за днями недели, просто увидел дату на часах на кухне. — Можешь, конечно, и дальше упаиваться всем дерьмом, но разве в таком случае ты чем-то лучше меня? — Луи безэмоционально слушает кудрявого, продолжая так же смотреть сверху вниз. Он, очевидно, не правильно его понял. Гарри не считает, что шатен должен вечно быть сильным и блаблабла,. Типа, все люди, не только проёбанные наркоманы вроде него, заслуживают возможность выплёскивать эмоции и быть слабыми. Ему просто было любопытно, с чего вдруг устойчивая позиция Томлинсона на этот счёт пошатнулась. Кудрявый выдыхает, прикидывая, что должен делать в сложившейся ситуации. — Тебе куда-то нужно ехать сегодня? Лут фыркает, откидываясь на спинку дивана, и, не глядя, отпихивает от себя Гарри. — Отъебись, — дилер скатывается по дивану, оказываясь лёжа, сгребает себе несколько лежащих неподалёку декоративных подушек и отворачивается к стене. Приятное головокружение давит на веки, и у Томлинсона нет никакого желания их открывать. Гарри выдыхает, поджимая губы. Ладно, не очень то и хотелось. Он стягивает с себя одеяло, чтобы накинуть его на шатена, и уходит в спальню, роется по карманам, чтобы найти остатки порошка, который, блять, мокрый, как и вся одежда. Похоже, Луи искупал его целиком. Сушит над плитой на кухне и снюхивает небольшую дорожку, запихивая обратно в карманы. Снова в спальню. Открывает шкаф, выуживает футболку, свитер и спортивные штаны, замечает парочку фотографий и прочие мелочи, решает устроить экскурсию по квартире, на которую его никто не приглашал. Он замечает, что многие полки выглядят пустыми, как будто недавно кто-то съехал, и мысленно ставит галочку, чтобы спросить Луи об этом позже. Когда все шкафы, полки и комнаты изучены, кудрявый возвращается на кухню, решая приготовить поесть. Пока он занимается этим, в одном из шкафчиков на глаза попадается аптечка. Гарри закидывается какими-то таблетками, которые явно принадлежат не трезвеннику-шатену. Сильнодействующие транквилизаторы, очевидно, увлечение его подружки. Потом он достаёт таблетку аспирина и вместе со стаканом воды несёт в гостиную, оставляя на тумбочке. Замечает осколки разбитой им же чашки и решает собрать их руками. Четыре пореза и Гарри наконец возвращается на кухню, понятия не имея, чем ещё себя занять, поэтому просто садится у окна, закуривая очередную сигарету и надеясь, что Луи проснётся не в таком же дерьмовом настроении, в котором уснул. Возможно, Гарри стоит извиниться… Но делать он этого, конечно же, не будет. Луи спит долго и благодаря алкоголю крепко. Просыпается он уже ближе к ночи, с трудом разлепляя глаза. В голове какое-то тянущее чувство: то ли боль, то ли просто шум — не может понять. Мужчина садится, поправляя на себе одеяло, хмурясь, потому что засыпал он явно без него, и на всякий случай выпивает таблетку, найденную рядом на тумбе. Очень необычно, учитывая, что Стайлсу похуй. Шатен всё же встаёт через пару минут, сознание постепенно возвращается, и он начинает чувствовать остатки вкусного запаха. Похоже, Гарри что-то готовил. Он идёт на аромат, то есть на кухню, и находит там не только еду, но и того, кто её приготовил. Возможно, Томлинсон поблагодарил бы младшего за одеяло, таблетки и ужин, но нет. Почему ему одному должно быть нужно налаживать отношения, лечить Стайлса от зависимости? Он больше не будет ничего предлагать, никакой помощи. — Привет, — Гарри дожидается, когда шатен бросит на него взгляд, возьмёт сигарету и приступит к еде. Предполагает, что голова Луи может болеть, так что терпит ещё пару минут, позволяя насладиться повисшей тишиной. — Я знаю, что должен уйти, но не хотел делать это, как ты — не попрощавшись, — объясняет своё присутствие младший. Вообще-то, он в принципе не хочет уходить. Вообще-то, ему и некуда. — Это всё? — поднимая брови, спрашивает дилер. Он не в том настроении, чтобы быть мать Терезой и уговаривать Гарри остаться, бросать наркотики и набрать вес. — В отличие от меня, ты попрощался, можешь сваливать, — он фыркает, криво ухмыльнувшись. Стряпня кудрявого как обычно на высоте, хоть и немного остывшая, но он не скажет об этом. Он вообще не планировал разговаривать с Гарри. Стайлс кивает, поджимая губы. Встаёт с места, наливает стакан воды и уходит в спальню, чтобы переодеться в свои шмотки. Всё ещё немного сырые и вонючие, плевать, он всё равно будет ночевать в каком-нибудь бомжатнике. Забирать ему нечего, так что уже через десять минут парень шнурует кеды в прихожей, сидя прямо на полу. Он делает всё медленно,VI
8 августа 2018 г. в 15:17
То утро Гарри почти не помнит. Он и не хочет его помнить. Потому что у него не было права ощущать это, как предательство. Не было права срываться, дрожащими руками раскладывая дорожки по кухонному столу, за которым последние недели он каждый день завтракал, обедал и ужинал на коленях Луи. У него не было права, но паника и истерика обычно не спрашивают разрешения.
Он даже не попрощался, просто ушёл. В то утро Гарри ничего ему не ответил. Ни через день, ни через ещё несколько.
Пока через день в дверь не раздаётся стук. Настойчивый, громкий, Гарри кажется, что бьют прямо по голове, и он кричит, поворачивая замок дрожащими пальцами. Его скручивают, заламывают снова расчёсанные руки, а парень даже не особо понимает, что происходит. Его спрашивают о Луи, хватая за лицо, онемевшее от количества наркотика в крови, заставляя смотреть в глаза, но он только улыбается, получая очередную «отрезвляющую» пощёчину. Понимая, что от него ничего не добиться, наркомана просто скручивают и везут в участок. Заставляют протрезветь в холодной камере, допрашивают на следующее утро. Говорит, что ничего не знает, заплатил какой-то женщине за квартиру и снимал её последние пару месяцев. Показывают фотки шатена, и Гарри мысленно усмехается, потому что Луи на них выглядит, как подросток. Они размытые и нечёткие, лицо едва различимо, если бы Стайлс не знал его наизусть, вряд ли узнал бы.
Он повторяет, что понятия не имеет, что это за человек, просит отпустить его, получая лишь язвительный смех в ответ. Копы обещают, что количества лекарств и льда в «его» квартире хватит если не на срок, то на пару недель в обезьяннике и большой штраф. Ему предлагают позвонить, но кудрявый отказывается. Ему некому звонить. Единственный, к кому, хотя бы в теории, можно обратиться, сам оставил его. К тому же, Луи никогда бы не пришёл в участок сам. Тем более, за Гарри.
Томлинсона напрягает это затянувшееся молчание со стороны младшего и уже на второй день он едет в ту самую квартиру, но находит на двери лишь опечатку, не решаясь срывать её и оставлять свои пальцы — там и так вся квартира в его отпечатках. Луи звонит «своему» человеку в органах, и тот оповещает его о том, что Гарри сейчас в участке, и на него оформляют довольно-таки тяжёлое дело, которое может потянуть на приличный срок. Томмо обещает подставному копу премию за освобождение кудрявого и едет в район, где находится то отделение полиции.
Стайлса выводит купленный человек, который сразу же отдаёт его в руки Луи. Парень выглядит ужасно, размазанная по лицу кровь, вновь расчёсанные руки и свежие синяки. Они вернулись в начальную точку.
Луи молча заталкивает Гарри в машину и везёт, на этот раз в свою квартиру, где раньше он жил с Элеонор. Обстоятельства сложились так, что они расстались без скандалов и ссор, девушка просто устала всю жизнь терпеть такой образ жизни и объявила о том, что она уезжает во Францию работать по заключённому с модельным агентством контракту. Казалось бы, одной проблемой меньше, но у Стайлса, по-видимому, другие планы.
Гарри молчит до самой квартиры, даже не глядя на него. Ему похуй, что Луи злится, если злится вообще, потому что сам он зол в разы сильнее. Они только выходят из машины, как кудрявый, в котором теперь ещё меньше веса и сил, начинает вырываться.
— Отъебись! — он не собирается проходить через всё это снова. Кажется, они квиты теперь: он попал за решетку из-за Луи, тот его вытащил. Им больше нет причин оставаться вдвоём. — Отпусти меня! Я хочу уйти! — потому что шатен ушёл первым, он не может просто так таскать его по своим квартирам, делать вид, что Гарри что-то значит, а потом съёбывать, даже, сука, не попрощавшись.
Луи пытается хоть как-то удержать младшего, хватая его и прижимая к себе, начиная ещё больше злиться. Когда Гарри снова начинает кричать, чтобы он его отпустил, то шатен отпихивает парня от себя, разводя руки в стороны.
— А знаешь что? Вали! Внюхивайся, подыхай где попало! Я не собираюсь тебя держать! Какого хуя это должно быть нужно мне?! У меня у самого проблем больше, чем волос на голове, ещё и ты выёбываешься! Да делай, что хочешь! — в гневе выплёвывает он, разворачиваясь и уходя по направлению к дому.
— Пошел нахуй, Луи! Ты был тем, кто съебался первым! Ты! Ты бросил меня там! Я был нахуй не нужен ещё тогда! И хватит строить из себя героя! Если кто-то из нас двоих и жалеет себя, то только, блять, ты! — орет Гарри прямо в отдаляющуюся спину, привлекая ещё больше внимания к ним. Ему плевать. У него есть право злиться. И лучше он действительно пойдет объебётся, чем будет продолжать играть в эти игры. Поэтому кудрявый разворачивается и шагает в противоположную сторону, довольный тем, что последнее слово за ним.
Томлинсон слишком увлечён своим гневом и совершенно не вслушивается в те слова, что летят ему в спину. Он считает, что он прав. Возвращаясь в огромную и пустую квартиру, достаёт бутылку виски и выпивает залпом стакан. На него действительно свалилось слишком много дерьма за последнее время, и он просто не вывозит. Ни эмоционально, ни чисто физически. Но пострадать и напиться у него не получается, потому что нужно ехать и решать дела. Эти жадные суки практически угробили ту систему, которую Луи строил уже долгое время, и сегодня не будет никаких помилований, все виновные будут наказаны, Томмо снова в деле.
словно нарочно оттягивает время.
Луи прислушивается ко всем звукам и шорохам, когда остаётся один на кухне. Он даже старается не двигаться и не дышать, чтобы слышать каждое движение младшего, пытается предугадать что же сейчас Гарри сделает, и в глубине души надеется, что тот останется в квартире. Но когда кудрявый уходит в коридор и долго оттуда не возвращается, то и надежда начинает покидать Луи.
Когда становится очевидно, что останавливать его никто не планирует, Гарри собирается нажать ручку и просто сделать то, что должен, но не может. Он подохнет без Луи.
— Оставь меня у себя, — говорит Стайлс, не снимая кед и снова оказываясь в дверном проёме на кухню. Это просьба, не слишком вежливая, но всё-таки просьба.
Луи резко поворачивается от неожиданности, когда слышит низкий и хриплый голос, но старается держать эту маску невозмутимости. Ему не одному должно быть небезразлично.
— А зачем мне это делать? Чтобы когда я буду вынужден куда-нибудь уматывать, ты объёбывался до слюней? Знаешь, и без этого дерьма хватает.
— Я сорвался, потому что мне было обидно, — Гарри ненавидит оправдываться, тем более, оправдываться перед Луи. — Я думал, что ты бросил меня, после всего, что было, — а что было? Стайлс даже не задумывается о том, как это звучит, потому что ему слишком не комфортно говорить подобные вещи вслух. — Ты даже не разбудил меня и не… Не знаю, не попрощался. Как будто я пустое место. Как будто тебе плевать. Просто ёбанное смс. Я сорвался, но люди лечатся от зависимости всю жизнь, это не проходит за неделю.
Теперь всё начинает обретать смысл, и Луи просто вздыхает, поднимаясь со стула. В груди всё ещё присутствует неприятное давящее чувство, но он старается его игнорировать, подходя к Гарри, стоящему в дверном проёме.
— Снимай эти тряпки, их нужно выбросить. И, ради Бога, разуйся, здесь чище, чем в операционной. Эль ненавидит грязь, — зачем-то добавляет он о теперь уже бывшей девушке и уходит в гостиную, снова располагаясь на просторном диване и укрываясь одеялом, пока ищет что-нибудь стоящее по телевизору.
«Эль ненавидит грязь». Очевидно, домыслы Гарри были неверны, девушка Луи ведь модель. Наверняка уехала на какую-нибудь работу, вот и собрала свои шмотки. Кудрявый стягивает кеды в прихожей, после идёт в душ, потому что ему опять нужно помыться, чтобы надеть чистую одежду Томлинсона. К слову, в этой квартире выбор вещей куда больше.
Луи смотрит какой-то фильм, возможно, сериал. За то время, что кудрявый приводит себя в относительный порядок, мужчина понимает, что это «Клан Сопрано». Как иронично — дилер, состоящий в японской мафии, смотрит сериал об итальянской мафии.
Когда Гарри снова больше похож на человека, если не смотреть на синяки, бледность, худобу и расчёсанные конечности, он присоединяется к Томлинсону в гостиной. Садится на другой край дивана, подтягивая колени к груди, и сразу втыкает в телек.
Какое-то время они проводят в молчании, а после Гарри снова начинает коситься на Луи. Он не говорит, что скучал, но он скучал. Сильнее, чем готов себе признать. Он не будет больше наивным идиотом, расслабляясь в присутствии Томлинсона. Те две недели ни к чему хорошему, кроме ощущения предательства, не привели.
Шатен буквально кожей чувствует то напряжение между ними, висящее в воздухе и давящее на виски, поэтому говорит первым:
—Так и будешь себя тихо вести? А ссориться с тобой полезно…
Гарри снова бросает на него взгляд, на это раз злобный, даже повернув голову целиком. Снова отворачивается к экрану, издаёт странный «чпок» губами. Через тридцать секунд ещё один. И ещё. Пока это не превращается в монотонный раздражающий звук, не замолкающий ни на секунду.
— Ну наконец-то, а то я уж было подумал, что ты чувствуешь себя виноватым, — закатывая глаза, бурчит Луи, после чего пихает парня ногой в бедро, чуть сталкивая с места. — Прекрати, у меня только перестала гудеть голова, — страдальчески стонет мужчина, в надежде, что Гарри всё же сжалится и заткнётся, но, по-видимому, напрасно. — Блять, и что мне сделать, чтобы ты прекратил?
Гарри ничего не отвечает, лишь коротко пожимает плечами, громче и чаще издавая ужасно выводящий из себя звук, на этот раз вцепившись в обивку дивана тощими пальцами, чтобы шатен не смог спихнуть его окончательно. Он даже не отводит взгляд от экрана, просто продолжая вести себя, как последняя задница с самым невозмутимым лицом. Луи сам напросился, а Гарри в таких случаях два раза повторять не надо. И если шатен не решит вырубить его пультом в висок, Гарри действительно может продолжить концерт до самого утра, перебираясь в след за ним по всей квартире, как ужасно вредная и надоедливая псина.
С каждой секундой надоедливый звук выводит ещё больше, и Луи, ведомый непонятно чем, заваливается на другой бок так, чтобы руками можно было дотянуться до Гарри, и тянет его на себя. Из-за небольшого веса, Гарри всё-таки падает в миллиметрах от него, и Луи, не теряясь, кладёт ладонь поверх его щеки, а вторую руку на тонкую талию, целуя младшего и прикусывая его губы. Он сам напросился.
И Гарри затыкается. Ему даже не нужно времени на «подумать», потому что где-то на подсознательном уровне он прекрасно понимает, чего добивался своим поведением. Пальцы мгновенно оказываются на шее шатена, путаются в карамельных прядях, и Гарри слишком послушно отвечает на поцелуй, углубляя, сплетая их языки и сталкивая зубы. Дыхание сбивается, когда младший, не желая разрывать контакт даже на секунду, подаётся вверх, чтобы перебраться на шатена, седлая его колени и окончательно отвлекая от происходящего на экране.
Рука с талии Гарри постепенно сползает на его ягодицы и, не удержавшись, несколько раз проходится по ним шлепками, после чего мягко отстраняется.
— Провоцировал меня, тощая задница? Надоело спокойно садиться на твёрдые поверхности? — загнанно дыша, говорит Луи, пытаясь как можно чётче произнести каждое слово.
— Опять пустые угрозы? — вопросом на вопрос, театрально скучающим тоном хрипит кудрявый. Как нашкодивший ребёнок, довольный своей проделкой, он тут же подаётся вперёд, чтобы зажать зубы на шее шатена, укусами поднимаясь до самого уха. — Не удивительно, что все твои щенки отбились от рук, Луи, — Гарри не будет подтверждать или отрицать предположение Луи, но это не мешает ему нарываться всё сильнее, что, если смотреть правде в глаза, говорит громче любых слов.
И Томлинсон понимает что это то, чего ему так не хватало в Элеонор — дерзости и напористости. Он прикрывает глаза, когда Гарри кусает его шею, забывая о бывшей девушке и сильнее сжимая в ладонях небольшие ягодицы. Он лишь фыркает на слова Стайлса и криво усмехается, отталкивает младшего от себя и укладывает на живот так, что на бёдрах Луи остаётся только его задница. Мужчина снимает с кудрявого свои боксеры и, прежде чем начать порку снова, поглаживает нежную кожу, что уже немного покрасневшая от предыдущих ударов.
— Как ты думаешь, сколько ударов заслуживаешь за все свои проёбы?
— Так мило, что ты интересуешься моим мнением, — продолжает ехидничать кудрявый, чуть вскрикивая на очередном ударе, который пока не причиняет дискомфорта, а только распаляет неугомонную «тощую задницу».
Луи нарочно сжимает раздражённую кожу, вынуждая парня скулить, и это заставляет младшего вжиматься щекой в обивку дивана, но с губ все ещё не сходит улыбка.
— Пять? Десять? — опять говорит Гарри, все ещё думая, что это забавная игра. Он не боится Луи, не чувствует себя виноватым в должной степени.
С прошлого раза прошло довольно много времени, и по какой-то необъяснимой причине те воспоминания очень размыты. Возможно, на подсознательном уровне Гарри не хотелось бы вспоминать и анализировать свои чувства и эмоции, которых было слишком много после «наказания». В любом случае, он продолжает вести себя, как ученик младшей школы, не воспринимающий всё всерьёз и срывающий уроки, дёргаясь на коленях Луи и время от времени даже увиливая от шлепков.
Луи старается делать шлепки не очень болезненными, ведь в конце концов его цель наказать, а не избить парня, но младший своими словами распаляет его всё больше и больше.
— Пять-десять? Ну разве что только сложить, — дилер наклоняется и кусает обе ягодицы, что уже стали розовыми, а после немного дует на раздражённую кожу. — Считай, — и отстраняется, чтобы занести руку для очередного удара, свободной рукой удерживая Гарри на месте.
— Чего? — Гарри пытается вывернуться, приподнимаясь на локтях, чтобы видеть лицо Луи, потому что он не уверен, что ему не послышалось. Но уже в следующую секунду очередной шлепок заставляет парня снова распластаться по дивану.
Луи повторяет свой просьбу приказ, и новый удар сопровождается хриплым «раз», которое Гарри простанывает не слишком уверено, потому что он не понимает, чего от него хотят. Его серьёзно заставят считать шлепки?
— Я не буду считать, — кудрявый соврал бы, сказав, что ему не нравится, но внутренний диссонанс не позволяет просто взять и выполнять. Он не воспринимает Луи, как «главного», даже если в довольно беззащитной позе лежит с голой задницей на его коленях.
— Порка не закончится до тех пор, пока ты не отсчитаешь вслух пятнадцать шлепков, Гарри. Каждый удар, который останется не посчитанным, прибавляется к тем пятнадцати, — шипит младшему на ухо шатен, после того, как тянет его за волосы к себе. Не отпуская кудри парня, Луи начинает возобновлять удары по его ягодицам, но делает это с довольно ощутимыми интервалами.
Естественно Гарри упрямится. Упрямится, пока размеренные шлепки не начинают приносить болезненные ощущения, и до него наконец доходит, что Луи действительно не собирается останавливаться. И если первые четыре счёта парень медлит и всё ещё борется с внутренними противоречиями, то с каждым следующим — хриплый скулёж звучит всё покорнее. Потому что, блять, невозможно иначе. Он понятия не имеет, как это работает, но боль одновременно заводит и отрезвляет, а тот факт, что он вынужден считать, как будто усиливает эффект, заставляя не то что задуматься о своей провинности, а и остро ощущать, будто ты действительно получаешь заслуженное наказание.
— Я не могу, — после одиннадцати сосчитанных, Гарри начинает хныкать. Его задница горит, и он уверен, что этого достаточно, чтобы Луи изменил своё решение насчёт пятнадцати ударов.
Луи видит, что парню, лежащему у него на коленях уже достаточно больно, но отступать он не собирается. Кудрявый сам решил повыёбываться, так пусть получает. В конце концов, Луи держит слово, и хотя бы пятнадцать ударов Стайлс должен получить.
— Не нужно было упрямиться, — шатен усмехается и после небольшой паузы продолжает бить ладонью по покрасневшим ягодицам. — Осталось всего три, потерпи, детка, — после предыдущего удара поглаживает раздражённую кожу, а потом безостановочно оставляет серию шлепков.
Гарри приходится уткнуться носом в диван, приглушая вскрики-всхлипы от последующих трёх ударов. Он не знает, сколько раз Луи шлёпал его в тот день, когда наказывал впервые, но прямо сейчас кудрявый даже не может (не хочет) шевелиться.
— Вот и всё. Теперь будешь знать, как провоцировать Томмо, — шепчет он на ушко Гарри, после кусая заднюю часть шеи и отстраняясь.
Стайлс замирает в таком положении, просто пытаясь не зацикливаться на жаре, который словно нарастает, даже если всё закончилось. Ощущается так, будто кожа раздражается даже от соприкосновения с воздухом, и сейчас Гарри даже приблизительно не хочет думать, как будет сидеть, спать и вообще передвигаться в ближайшую неделю.
Тишину нарушают только звуки с экрана, где по-прежнему идёт сериал, и шумное дыхание младшего. Гарри приподнимается на локтях, но вместо того, чтобы окончательно подняться с колен шатена, он просто отползает назад, укладывая на них голову, ложась на бок. В мыслях ветер свищет, и кудрявый просто пялится на экран, не пытаясь вникнуть в происходящее. Возможно, стоило одеться, но сейчас даже от перспективы соприкосновения горящей кожи с тканью по телу бегут мурашки.
Томлинсону немного совестно, потому что Гарри выглядит действительно болезненно, обняв колени и завалившись на бок с покрасневшими глазами. И Луи, не выдержав, пододвигается к нему и начинает гладить всё ещё немного влажные, отросшие и вьющиеся волосы.
— Прости, но всё-таки ты знал, какими будут последствия, и сам же мог закончить порку, если бы не был такой занозой в заднице, — виновато поджав губы, произносит шатен, с сожалением глядя на младшего. — Надеюсь теперь, ты понял, что не стоит играть со мной.
Гарри невыносимо медленно поворачивает голову, чтобы убийственно осуждающим взглядом посмотреть прямо в голубые глаза. На несколько секунд повисает молчание, после чего хриплый голос звучит громко, даже если парень едва шевелит губами:
— Извини, я сейчас что-то тебе сказал? — с откровенной обидой и злобой произносит кудрявый. Гарри не выёбывался, он просто, блять, молча лежал. — Ты мог просто помолчать и погладить меня пару минут, или, блять, надорвёшься, если побудешь нежным со мной хоть раз? — Гарри нравится чувствовать новое, бесит то, что он может испытывать это только с Луи, но в целом нравится.
Если бы не этот раздражающий нюанс. Сразу, как задаёт вопрос, Стайлс поднимается с дивана, хромая на кухню. Неужели нельзя было просто, блять, промолчать? Неужели это так сложно? Кажется, он видел в аптечке какой-то крем от синяков и ссадин, поэтому, вытащив её из кухонного шкафчика, парень вываливает все медикаменты на столешницу и начинает рыться, читая инструкции на упаковках и тише добавляя:
— Уёбок.
Дилер ещё пару минут ошарашенно сидит в тишине, потому что «это что, меня только что отчитал наркоман, который младше минимум лет на десять?». Но он понимает, что кудрявому сейчас, должно быть, обидно, и плюс ко всему нещадно болит задница, поэтому Луи молча плетётся на кухню. Он подходит к парню сзади, одной рукой обвивая его талию, а второй медленно пробирается по предплечью пальцами, чтобы забрать тюбик с мазью.
— Я могу быть нежным, но хочу получать то же в ответ, — тихо говорит мужчина, ведя носом по шее младшего. — Иди на постель, я разберусь с инструкцией и помогу тебе.
Оставляя этот комментарий без ответа, Гарри всё же идёт в спальню. Он бы мог ругаться и дальше, но подраться из-за тюбика крема было бы слишком дебильно даже для них.
Стайлс ложится на живот, не снимая верх — холодная ткань футболки, слегка прикрывающая голую задницу, приятно охлаждает раздражённую кожу. Заходя в комнату через пару минут с тюбиком в руках, Луи сам приподнимает одежду, сам выдавливает крем и сам наносит его на повреждённые участки. До этого момента младший не проронил и слова, но сейчас шипение сменяется раздражённым «больно». И дело не в том, что Луи не нежен или вроде того, просто правда жжётся.
Томлинсон старается как можно аккуратнее наносить заживляющую мазь, чтобы не причинять младшему боли, но, по-видимому, безболезненно это сделать не удастся. Он мягко растирает мазь, а второй рукой поглаживает бедро в успокаивающем жесте, чтобы чувства были не только неприятными.
Когда вся раздражённая кожа на ягодицах Гарри блестит от жирной мази, Луи наклоняется и оставляет несколько поцелуев на поясничных ямочках, поднимается к позвонкам и доходит до плеч, невесомо касаясь губами бледной кожи. Мужчина ложится рядом так же молча, потому что если Стайлс не настроен говорить, то даже пытаться это сделать не стоит. А просить прощения — что-то вон выходящее в их странных отношениях.
— Спасибо, что забрал меня… — Гарри вжимается ледяным носом куда-то в его плечо, когда подползает ближе, всё ещё лёжа на животе. Бормочет эти слова едва различимо и не открывает глаз, потому что так легче. — И что позволил остаться тоже, — потому что он правда благодарен. Он не знает, как выражать это с Луи, но ему не всё равно, что происходит, не всё равно, что шатен оказывает помощь, но он не хочет выглядеть слишком нуждающимся в его глазах.
Луи обнимает парня, укладывая голову набок, поверх кудрявой макушки.
— Спасибо соседке, которая позвонила мне, иначе не факт, что мы бы с тобой сейчас так лежали, — тихо отвечает шатен. Он действительно боится, что Гарри отбросит кони, но эта мысль почему-то тоже его пугает. С каких пор он так привязался к этому кудрявому задире? — Просто я по-прежнему продолжаю верить, что ты выберешься. И не спрашивай почему, мне самому не понятно.
— Эм… У любого наркомана должен быть стимул для того, чтобы бросить, цель, — после небольшой паузы продолжает Томмо. — И ты явно не боишься умереть от передоза где-нибудь в подъезде. Что является твоей целью?
— У меня нет цели, — врёт Гарри, но не нарочно, а, скорее, по привычке. И ему не надо видеть лицо шатена, чтобы знать, что тот сейчас закатил глаза. — В смысле, у меня правда… Нет. Но есть вещи, ради которых, я думаю, я могу продолжать пытаться, — гулко сглатывает, хрипя, — Например, снова увидеть маму. Извиниться за всё, что делал. Но только если я смогу выкарабкаться. Не думаю, что она… Вынесет, знаешь, наблюдать очередное падение. Я здесь, потому что… — Гарри не спрашивали, но он думает, что эта отличная возможность прояснить. — Потому что рядом с тобой… Я иногда… Испытываю… Эмоциональный подъём, чем-то похожий на… Приход… И я думаю… Думаю, что это помогает мне… Сдерживаться в каком-то смысле? И да, ты тоже не спрашивай почему. Мне самому не понятно, — завершая свой ответ цитированием недавнего высказывания шатена, Гарри смолкает.
— Скучаешь по маме? Я тоже соскучился по своей семье… Около трёх лет их не видел, а у меня за это время ещё одна сестра и брат появились. Последний раз был дома на Рождество. Надеюсь, в этом году смогу приехать на праздник, день рождения отмечу, — отстранённо рассказывает Луи, выводя пальцем узоры на лопатке младшего. Он действительно скучает, но не может их часто навещать и даже звонить, потому что рисковать ими он никак не хочет.
— Я тоже давно не праздновал день рождения, — бубнит Гарри куда-то в подушку, грустно усмехаясь. — Когда твой? — он почти ничего не знает о Луи и старается не спрашивать. Не потому, что не интересно, а потому, что боится услышать что-то вроде совершенно справедливого «не твоё дело».
— Перед рождеством, двадцать четвёртого декабря. А твой? Я из дела помню что зимой, а дату не смог запомнить, плохая память на цифры, — интересуется шатен в ответ. Ему и вправду хочется узнать больше, но только не из бумаг, которые на Гарри найдут его шестёрки, а лично услышать.
— Мой день рождения первого февраля, — отвечает кудрявый, а затем, немного помедлив, добавляет: — У тебя большая семья, да? Ты сказал «ещё». Сколько всего вас?
— О, у меня действительно большая семья, нас семеро детей: я — старший брат, а младший родился полтора года назад. Остальные — девчонки, из них двое близняшек, кстати. А Эрнест и Дорис — двойняшки. Наверное, у меня тоже будут близнецы или двойняшки, во всяком случае, мне бы хотелось такую же большую семью… А у тебя есть сестра старшая, да?
— Да, мою сестру зовут Джемма, но я давно не видел её, — признается Гарри. — Она уехала учиться ещё до того, как я… Как я начал доставлять проблемы. Мы встречались пару раз, когда я был под наркотой и, думаю, у нас состоялись серьёзные беседы, но если честно, мне не удалось что-то запомнить. Думаю, она будет второй, перед кем я стану извиняться, если смогу слезть. Она бы понравилась тебе, — сам себе кивает, потому что это правда. — Она… почти как я, только не хамло, не зависима и не проебала всё, — ещё одна грустная усмешка. — Если бы у тебя уже не было девушки, ты бы не нашёл кого-то лучше, чтобы познакомить со своей большой семьёй, серьёзно, — теперь Гарри хочется увидеть всех сестёр и брата Луи. Он любил детей раньше, и они его любили. Возможно, они бы смогли подружиться.
— Значит ты тоже можешь быть настолько хорош? Тебе всего лишь нужно прекратить вести себя, как заноза в заднице, ну и наркотики… Это, пожалуй, сложнее… А вообще, это хорошо, когда есть семья, тебе повезло. Не у многих зависимых она есть, от некоторых родные просто отказались, — Луи больно слышать то, как младший говорит о маме или Джемме, потому что в его голосе слышится то, насколько сильно он хочет встретиться с ними, насколько сильно он скучает.
— Мы с Эль вместе были тогда у мамы и… Она не была в восторге, когда увидела столько девочек. И из-за того, что она модель, на неё обрушился шквал вопросов и просьб, от которых она была буквально в бешенстве. В общем, праздники для неё прошли не очень удачно.
— Она психовала, потому что поняла, что тебя всю жизнь окружали женщины симпатичнее и приятнее, — язвит Гарри, хмыкая.
— Да, мои девочки те ещё красотки, — с гордостью произносит Томмо, расплываясь в яркой улыбке, из-за чего морщинки собираются у глаз.
— Куда она уехала? Показ в Париже? Милане? Извини, чувак, но эта деловая вагина явно сидит на коксе. Не то чтобы я профи, но наркоман наркомана… Ты знаешь, — многозначительно мычит младший, — Прости, я немного огляделся утром, там были фотки, — объясняет Гарри.
— Она уехала во Францию, скорее всего в Париж, но я не уверен… Мы расстались недавно. Два дня назад. Эль подписала контракт с каким-то модельным агентством — это было толчком. Ну, а ещё нам обоим надоели эти недоотношения, поэтому мы разошлись без скандала. Я подозревал, что она что-то употребляет, но особо не придавал значения, потому что мне могло показаться, а пронаблюдать самому не было времени. Мы редко виделись. Не скажу, что жалею о расставании, но без неё здесь было пусто.
— Чего? — Гарри приподнимается на локтях, чтобы смотреть на лицо шатена. — Ты сказал, что она не любит грязь, а ещё, тогда, про нежность и всё такое… Ты поэтому хлестал вискарь с утра пораньше? — да, Луи сказал, что не жалеет, но наверняка у него были чувства к девушке.
— Нет, пил виски я, потому что у меня действительно проблемы. Пиздец какие проблемы. И это не связано с Элеонор, — Луи заметно мрачнеет, но не может держать лицо, когда вспоминает о том, что, возможно, ему стоит со всем уже попрощаться.
— Не парься, чувак, ты хоть и мудак, но симпатичный и при деньгах, уверен, сможешь найти себе новую модель на три-два-раз. Серьёзно, тебе даже стараться не придётся. Только не устраивай ей порку на первом свидании.
— Мм? Да, хорошо, я не буду никого пороть на первом свидании, — отстранённо говорит шатен, глядя за плечо Гарри, куда-то в стену.
— Эй? — Гарри замечает его состояние и не может промолчать, даже если, наверное, стоило бы. Опускается к лицу, чтобы провести по щетинистой щеке кончиком носа. — Что за проблемы? — да, от едва живого торчка реальной помощи никакой, но по крайней мере, Гарри может выслушать, а говорить о своих проблемах уже приносит определенное отвлечение, так что он просто предлагает то, что может дать.
— Меня пригласили в Японию, — севшим голосом из-за комка в горле говорит мужчина. — В письме не было ничего сказано о причине и… Я даже, чёрт возьми, не понимаю за что! — он не может сдержать свои эмоции и всё же восклицает. — Возможно, я уже не вернусь оттуда, — тяжело произносит Луи. Ему действительно страшно жить сейчас, зная, что скоро его ждёт встреча с реальными Якудза, у которых большая часть тела покрыта тату, нанесёнными самой болезненной техникой. — Я должен быть в Токио уже через месяц.
— Чего? — глупо переспрашивает Гарри, как будто Луи только что не объяснил всё чётко и доходчиво. — Нет, — слишком резко выпаливает, хмурясь. — В смысле, ты не должен ехать туда, Луи. Зачем всё это, зачем было столько горбатиться для своей семьи, если в итоге они потеряют тебя? Это, блять, дороже любых денег, ты не можешь… Не можешь просто взять и сделать выбор за всех, ты должен что-то сделать, Луи, ты нужен им, — Гарри говорит «им», но паника в глазах выдаёт, что парень боится не только за семью Луи. Он не готов к этому. Месяц — слишком мало. — Ты должен бороться. Выход всегда есть. Ты сам говорил, помнишь? Ты, блять, не можешь сдаваться сейчас.
— Гарри, — грустно усмехаясь и качая головой, говорит старший. — Ты не понимаешь… Я сам когда-то выбрал этот путь и если я не приеду туда, то меня же найдут и здесь. Мой выбор был сделан ещё тогда, когда мне было шестнадцать, и остаётся только надеяться на лучшее, — Луи опускает глаза с бледного и испуганного лица Стайлса обратно на стену, пытаясь побороть давящее чувство в груди.
Гарри поджимает губы, кивая. Конечно, нахуя стараться. Все вокруг должны стараться, а Луи может просто ждать своего приговора и ничерта не делать. Какой же, блять, бред.
— Я поеду к семье в ближайшие дни. Хочется посмотреть на младших не через экран, а в жизни. Справишься здесь один?
— У меня есть выбор? — злобно интересуется младший, отворачиваясь, чтобы снова уткнуться носом в подушку. Он не справится, естественно, но какая нахуй разница? Он в любом случае не справится один, не сейчас, так через месяц, когда Луи не вернётся. Так зачем вообще пытаться? Ему не стоило сюда возвращаться.
— Ты так переживаешь за меня или за то, что снова придётся искать деньги и жильё? — спрашивает Луи, переводя взгляд на кудрявый затылок. — Если ты сможешь терпеть двух подростков и четверых детей и при этом объёбываться так, чтобы никто не понял, что ты сидишь, как Эль, то можешь ехать со мной. Правда я не знаю в качестве кого тебя представлять, но это не так существенно, — шатен не выдерживает и обнимает парня со спины, чуть наваливаясь на него грудью и прижимаясь щекой к его волосам. Ему хочется поддержки и тепла, которое было буквально минуты назад.
— Ты познакомишь меня с своей семьёй? — Гарри снова вертит головой, сталкивая их носы, чтобы смотреть в глаза Луи. В это, как минимум, сложно поверить. И кудрявый не может скрыть всех эмоций, отображающихся на его лице.
Луи повторяет условия, при которых кудрявый сможет там присутствовать. Гарри прищуривается, снова переспрашивая «не шутишь?» и только дожидаясь очередного кивка, он довольно резко опускает ладонь на лицо старшего, чтобы сократить оставшиеся пару сантиметров между ними и накрыть его губы своими.
Луи, на самом деле, удивлён такой реакции, потому что что?! Гарри хочет познакомиться с его огромной семьёй? Это немного странно, но в то же время приятно, и Луи улыбается прямо в поцелуй, мгновенно отвечая на него и мягко посасывая пухлую нижнюю губу младшего.
— Ты выглядишь таким счастливым, будто бы я сделал тебе предложение, — усмехается он после того, как отстраняется от Стайлса, нависая над ним и глядя в зелёные глаза.
— Ты готов познакомить торчка со своей семьёй, которая значит для тебя больше, чем вся жизнь, — Гарри не понимает, как иначе он мог бы среагировать, потому что это значит, что… — Я нравлюсь тебе, — возможно, не в том смысле, в котором принято, но это и не важно. — Ты делаешь вид, что это не так, но я важен тебе, — парень выглядит так, словно узнал какую-то тайну, которая переворачивает его жизнь с ног на голову.
— А ты цепляешься за меня так, как будто я — единственное, что у тебя есть, — шепчет Луи, стараясь не рушить ту атмосферу тайны, которую создал младший. — Я тоже нравлюсь тебе, хоть ты и пытаешься вести себя, как полнейший мудак, — аналогично говорит он, разглядывая лицо младшего, что освещено только тусклым светом лампы, стоящей на тумбочке. — В любом случае ты им никак не навредишь, может это пойдёт тебе на пользу. Ценность семьи, все дела, — отмахивается шатен и падает обратно на свою подушку.
— Спасибо, — хриплым шёпотом произносит Гарри, когда снова укладывается на бок лицом к Луи и обнимает.
Третье «спасибо» за час звучит странно, и парень решает, что ему действительно лучше поскорее вырубиться, чтобы не болтать лишнего. К счастью, транквилизаторы и действительно изматывающая порка служат отличным снотворным, и уже через пару минут Гарри сопит, обдавая кожу на шее Луи горячим размеренным дыханием, закинув на него не только руку, но и ногу. Потому что так удобнее. И теплее. И Гарри не контролирует свои конечности во сне.
Томлинсон действительно рад слышать эту тихую благодарность, потому что для него важно знать, что Гарри не плевать на это всё. Также Луи приятно видеть то, как сильно младшему хочется познакомится с его семьёй, и насколько важным Стайлс считает это. Такие факты сглаживают переживания по поводу того, что у Луи осталось не так много времени, и он с улыбкой на лице обнимает парня, слушая его размеренное дыхание и засыпая.