***
У Джэхёна отнимает ноги, пока он поднимается по заплеванной лестнице на третий этаж дома, в котором должны проходить съемки. Он даже не удивляется, когда лестница приводит его на площадку, заваленную драными мусорными пакетами и нетленными окурками. Снять квартиру в зловонной дыре, чтобы клепать порнуху, намного удобней, чем объяснять соседям, отчего из твоей спальни доносятся недвузначные звуки двадцать четыре на семь. Джэхён не уверен, что звонок работает, потому стучит в дверь ногой: прикасаться к облезлой обивке руками он не рискует. За дверью тут же слышатся шаги, а затем на пороге возникает Дун Сычен. Окидывает Джэхёна долгим взглядом, вздыхает и жестом показывает, чтобы шел за ним. — Накамото, ты был прав, — орет он еще из коридора. — Донён прислал нам мальчика-валентинку. Будем снимать сопливую романтику. Джэхён подавляет в себе желание дать Сычену под зад. Во-первых, он здесь не для этого, во-вторых, Накамото ему посягательство на зад дражайшего Дун Сычена не простит, а связываться с японцем — себе дороже. Мало ли, кто у него в родстве водится. Вдруг якудза какой затесался, и через недельку Джэхён проснется без пары пальцев, яиц и почки? Накамото вырисовывается на пороге задымленной гостиной. Из-за завешенной стеклянными бусами двери бормочет телевизор: идет дневной повтор какого-то многосерийного зарубежного сериала. Выглядит Накамото более довольным, нежели Сычен. Он улыбается Джэхёну приветливо и говорит: — Давай на кухню — обсудим детали, а потом уже с мальчиком познакомишься. Джэхён кивает и облизывает губы. Его колотит, и он сует ладони в карманы джинсов, чтобы хоть немного успокоиться. На кухне накурено — когда Сычен не в настроении, то курит без меры, — и Юта спешно открывает балконную дверь, чтобы впустить в помещение хоть немного свежего воздуха. Это не очень помогает: за грязными стеклами клубится пылью и бензиновыми парами июльская жара, которая тут же забивается в каждый уголок малообжитой кухоньки. Юта сразу берется за дело, но Джэхён внимает ему через слово. Он чутко прислушивается к звукам, что доносятся из гостиной, но там все так же бубнит телевизор и никто не говорит. — Так вот, заплатить много не смогу, но мальчик шикарный, а это уже само по себе плюс. Джэхён кивает бездумно и оглядывается на дверь, ведущую в коридор. Совсем рядом слышится голос Сычена. — Сейчас спрошу, — говорит он. — Накамото, вы там умерли? — Уже идем. Юта жестом показывает, чтобы Джэхён выметался из кухни. Джэхён на ватных ногах бредет на выход. Кишки завязываются в узел, и все, чего хочется, — оказаться как можно дальше от этой квартиры, но мысль о том, что тогда его место займет кто-то другой, заставляет упрямо двигаться вперед. — Тэн-и ждет. — Сычен стоит в дверном проеме, и стеклянные бусы звенят, обтекая его худосочное тело. — Тэн-и, это Джэхён. Будешь с ним сниматься, — говорит он, как только Джэхён ступает через порог. Тэн сидит на диване, чинно сложив руки на коленях, и поднимает голову, как только Сычен называет его имя. Рот его изумленно открывается, а глаза округляются, стоит ему увидеть Джэхёна. В том, что он узнал его, нет никаких сомнений. Джэхён замирает у двери. Ему в жизни не было так неловко. Он улыбается слабо, а Тэн поднимает на ноги. Взгляд его блуждает по лицу Джэхёна, а губы подрагивают. Он явно силится что-то сказать и не может. — Привет, маленький хён, — говорит Джэхён и улыбается уже увереннее. Тэн выдыхает порывисто и, едва не опрокинув табурет, на котором ютятся немытые чайные чашки, бросается к Джэхёну. Тот опомниться не успевает, как оказывается в крепких, до боли знакомых объятиях. От Тэна даже пахнет так, как пахло тем далеким дождливым летом, которое Джэхён провел в Бангкоке: магнолией и заварным кремом. Джэхён осторожно, на пробу, обнимает Тэна в ответ, и все становится на свои места. — Джэхён-и, — шепчет ему в грудь Тэн, и Джэхён прикрывает облегченно глаза. Сжимает Тэна крепче, а тот утыкается носом ему в плечо, ибо выше не достанет, и улыбается. — Так понимаю, знакомить вас не надо, — прокашливается за спиной Сычен. Джэхён мотает головой. Голос предательски отнимает, и все, что Джэхён может — это улыбаться по-идиотски счастливо и гладить Тэна украдкой по плечу, как бы говоря, что все теперь будет в порядке. Потому что Чон Джэхён был рожден, чтобы заботиться о своем маленьком хёне. — Так что, может, тогда сразу перейдем к делу? Накамото, устанавливай свет. Тэн тут же опускает голову, но Джэхён замечает, как краснеют его щеки. Тэн мягко выпутывается из объятий Джэхёна, отступает от него на шаг и натягивает рукава огромной клетчатой рубашки на кончики пальцев. — Никто ничего делать не будет, — твердо говорит Джэхён и оборачивается к Сычену. — Тэн хён — мой старый друг, и он не будет сниматься в порно. Сычен закатывает глаза. — Бога ради, прекрати играть в доблестного рыцаря. Парню нужны деньги, а мы предлагаем их заработать очень даже приятным способом. Что не так? Или, думаешь, он еще где-то заработает полштуки за день? — Мы как-нибудь сами с этим разберемся. А пока извиняюсь, но нам с Тэн хёном пора. Сычен машет на него рукой. — Накамото, отбой. Говорил я тебе, не связывайся с Кимом: вечно с его друзьями проблемы. — Это у вас проблемы, блин. Может, стоит поискать нормальную работу? — У офисного планктона забыл спросить. Джэхён решает за лучшее не отвечать. Пререкаться с Дун Сыченом — гиблое дело. Иной раз Джэхёну кажется, что эта китайская задница знается на черной магии, ибо иначе, чем ворожбой, объяснить, почему он до сих пор жив, невозможно. — Но мне в самом деле позарез нужны деньги, — шепчет где-то сбоку Тэн. — Мне надо расплатиться за квартиру и искать новое жилье, а это не так дешево, знаешь... — Знаю. — Порой Джэхён бывает очень упрямым. Раз он решил, что Тэн хён ни в каком кино для взрослых сниматься не станет, значит, так оно и будет. — Я что-нибудь придумаю. А пока идем отсюда. — Да-да, скатертью дорожка. А ты, малыш, смотри — мы всегда рады помочь. — Сычен улыбается змием искусителем, и Джэхён, поймав Тэн хёна за руку, тянет его прочь из этой обители зла.***
Джэхён ведет Тэна в кафе, где кормит его обедом и узнает причину, по которой он решился на съемки в порно. Переезд из Таиланда в Корею с надеждой попасть в какое-нибудь агентство танцором стал неудачным, и последние два года Тэн занимался тем, что метался по подработкам и вечно менял жилье. — Мне все говорили: с твоей внешностью и талантами тебя обязательно возьмут стажером в какое-нибудь агентство, но… не сложилось. Теперь я шесть дней в неделю мою кастрюли и чищу унитазы, а в единственный выходной бегаю по прослушиваниям. — Тэн допивает свой бананово-ванильный шейк и неловко пожимает плечами: мол, вот такой я неудачник. — Три месяца назад травмировал колено, пришлось всю заначку спустить на врача. Хозяйке надоело ждать, когда расплачусь за комнату, и она меня выселила. Последние два дня ночевал на работе, но если шеф узнает, что охранник позволил мне спать на кухне — по головке не погладит. Он не доверяет иностранцам. Для него все, кто не корейцы — китайцы, а все китайцы — коммунисты. А коммунисты, в его представлении, — главное зло в мире. Джэхён пододвигает к нему свой нетронутый шоколадный маффин, но Тэн отрицательно качает головой. — Не нужно. Ты слишком ко мне добр. Мы не виделись четыре года и… — Но я хочу. Я могу себе это позволить. Мне давно не семнадцать, и я сам зарабатываю себе на жизнь. Тэн облизывает губы. Невинный жест, но у Джэхёна забирает дыхание. Он сбивается с мысли и вообще не понимает, зачем о чем-то думать и говорить, когда его маленький хён сидит в метре от него и смущенно улыбается. — Если что, у меня есть диван, — бормочет он. — Он вполне удобный — я проверял. И нет, ты меня не стеснишь. Я практически все время торчу на работе, друзей к себе не вожу, а кот сбежал к соседям и приходит домой, только чтобы пожрать. Тэн смеется, и от смеха его у Джэхёна в животе проносится маленький ураган. Он вдруг отчетливо представляет, как Тэн будет спать на его диване, принимать душ в его ванной и варить себе кофе на его кухне, и от этого становится так хорошо, что аж больно. — У меня вопрос, немного нескромный. — Тэн прикусывает губу и отщипывает маленький кусочек от маффина. — А ты часто это делаешь? Ну, снимаешься в подобных фильмах? Джэхён весь холодеет. — Господи, нет! Я вообще никогда! Это все Ким Донён и… — Он запинается, не зная, как сказать это правильно, а потом говорит, как есть: — Ты, хён. Он позвонил, я отказался, но он все равно скинул твое фото и… Я не мог… Ну это неправильно. То есть, это, конечно, не противозаконно, если тебе уже восемнадцать, и ты идешь на это по доброй воле, но я не хотел, чтобы ты снимался в подобном… кино и… вообще, Донён сказал, что ты… ну никогда не делал этого, и я не думаю, что это правильно. Это не то, что можно… господи, как это все неловко. — У Джэхёна горят даже кончики ушей, и он отводит взгляд в сторону. Глаза слезятся, и грудь распирает от нехватки кислорода. Джэхён в жизни не говорил ни с кем о подобном и думать не мог, что когда-нибудь будет говорить о порно со своим маленьким хёном. — Все хорошо. — Тэн тянется через стол, накрывает ладонью сцепленные в замок пальцы Джэхёна и нежно их оглаживает. У Джэхёна мурашки бегут по шее, и он давится воздухом, ибо сердце вдруг пропускает удар и падает куда-то под солнышко. — Это очень… Никто для меня такого никогда не делал. — Тэн переходит на шепот, и Джэхён едва разбирает его слова: кафе гудит, да и с улицы доносятся гул оживленного проспекта. — Ты очень добрый. — Ладонь Тэна оказывается на запястье Джэхёна, и тот отчетливо ощущает собственный пульс под кончиками чужих пальцев. — Я обычный. Просто это ты, хён… Их взгляды встречаются, и Джэхён понимает, что за прошедшие четыре года ничего не изменилось. Он все так же по-глупому влюблен в своего маленького хёна, а тот… — Мне нужно заехать на работу и забрать сумку. Джэхён медленно переводит дух и кивает.***
Работает Тэн в крохотной забегаловке на окраине города, и Джэхён испытывает облегчение, когда забирает его вещи из этой дыры. Кот встречает их у порога. Окидывает Тэна скептическим взглядом, дергает усами и, распушив хвост, чешет на кухню. — Ничего святого, — вздыхает Джэхён и заносит сумку Тэна в гостиную, после чего показывает ему квартиру. Тэну явно неловко: он зажимается и ведет себя очень тихо, и Джэхёну ужасно хочется его растормошить. Он привык к другому Тэну, и что делать с этим — не знает. Ближе к шести вечера звонит Донён, чтобы поинтересоваться, какого черта Джэхён выставил его дураком перед Дун Сыченом, на что Джэхён лишь пожимает плечами. — Я больше никогда не буду тебе помогать, — выдает в заключении Донён. — Сделай одолжение. — Джэхён не расстраивается: в его жизни больше не осталось ни одного тайского мальчика, которого нужно уберечь от знакомства с Накамото Ютой. Пока Тэн осваивается, Джэхён кормит кота и улаживает парочку вопросов по проекту. Вечер они заканчивают под спагетти с красным сухим и долгий разговор. Тэн раз за разом расцветает улыбками и смотрит на Джэхёна так, словно тот, по меньшей мере, — произведение ренессансного искусства. Джэхёну от этих его взглядов неловко и приятно настолько, что он не перестает краснеть. Спать они ложатся за полночь, но Джэхён долго не может сомкнуть глаз. Он вслушивается в тишину квартиры, но Тэн спит так тихо, что в какой-то миг Джэхёну кажется, что он ему привиделся. Но когда ближе к трем ночи дверь в его комнату отворяется, и в свете уличного фонаря вырисовывается силуэт Тэна, Джэхёну приходится поверить в его реальность. — Хён? — зовет он встревоженно, но Тэн прижимает палец к губам, показывая, чтобы молчал, и в пару бесшумных шагов оказывается у постели. Ныряет под простынь, что у Джэхёна вместо одеяла, и за миг выдыхает — горячо и сладко — Джэхёну в губы. Джэхён давится стоном — Тэн прижимается к нему всем телом, обхватывает ладонями шею, трется кончиком носа о губы. — Джэхён-и… — шепчет он и целует Джэхёна в уголок рта. — Мой Джэхён-и. — Он ластится к нему, как большой ласковый кот, гладит губами щеки, скулы, целует нос и ресницы, и падающие на лоб волосы. Дрожит ощутимо и притирается к полуобнаженному, разморенному сном телу Джэхёна своим горячим гибким телом. Джэхён не знает, куда деть руки и как успокоить сердце, которое, кажется, бьется тысячу раз в секунду. Он понимает, что Тэн делает это, чтобы отплатить ему за добро, и это не то, чего Джэхён хочет. Он мягко отстраняет от себя Тэна и качает головой. — Не нужно, хён, — говорит он твердо. Тэн смотрит на него потерянным взглядом. — Нет? Но я думал, что… О боже. — Он зажмуривается и, путаясь в простыне, пытается слезть с кровати, но Джэхён ловит его за руку и заставляет остановиться. Садится в разворошенной постели и заглядывает Тэну в лицо. — Что ты думал, хён? — спрашивает он. Тэн выдыхает обреченно. — Думал, что нравлюсь тебе. Что ты… хочешь меня. — А ты, хён? Я тебе нравлюсь? — Джэхён говорит, едва шевеля губами, и не дышит. Он готов умереть за то, чтобы услышать “да”. Тэн улыбается дергано и смотрит Джэхёну в глаза. — А как ты думаешь, почему я в свои двадцать два все еще девственник? Джэхён чувствует себя полным идиотом, но все равно спрашивает: — Из-за меня, что ли? Тэн ничего не отвечает. Все смотрит Джэхёну в глаза, и этого достаточно, чтобы понять ответ. Джэхён тянет Тэна на себя и делает то, что хотел сделать со дня их знакомства. Губы у Тэна оказываются безумно мягкими и чувственными, и целовать их — все равно, что пить нежность из любящих ладоней. Тэн наконец-то выпутывается из простыни, зашвыривает ее куда-то в изножье кровати и снова льнет к Джэхёну. На этот раз Джэхён знает, что нужно делать. Они не занимаются сексом с проникновением: Джэхён доставляет Тэну удовольствие другими способами. Тэн настолько потрясающий и отзывчивый, что Джэхёну приходится изрядно постараться, чтобы не нарушить данное себе слово. Он мысленно клянется, что их первый раз будет по-настоящему особенным — на самом деле, они сделают это через полторы недели на полу гостиной, но в тот миг Джэхён этого еще не знает, — и его маленький хён запомнит этот день, как один из самых счастливых в своей жизни.***
— Я так надеялся, что стану настоящей звездой, ты увидишь меня на экране телевизора и влюбишься, но когда понял, что этого не случится, решил не искать тебя. Мне так стыдно перед тобой за то, что я неудачник. — Тэн играет с волосами Джэхёна, и рассветное солнце золотит его кожу. Джэхён устроил голову у него на груди и слушает, как размеренно бьется его сердце. Ему так хорошо и спокойно, как не было, кажется, со дня, когда мать впервые взяла его на руки. Он не помнит этого, но уверен, что чувствовал себя именно так, как чувствует себя в объятиях Тэна. — Почему ты не сказал этого тем летом? Я бы поехал учиться в Бангкок. — Джэхён запрокидывает голову, чтобы заглянуть Тэну в лицо. — Тебе было семнадцать, и я боялся… всего, на самом деле. — А теперь? — Теперь я тоже боюсь. Даже больше, чем тогда. Двадцатилетний ты быстрее во мне разочаруешься, чем семнадцатилетний. — Тэн смеется тихо, и Джэхён, не сдержавшись, сцеловывает с его губ улыбку. Возможно, в какой-нибудь из следующих жизней так и будет, но здесь и сейчас, в этот тихий рассветный час, Джэхён очень сильно сомневается, что есть в этом мире сила, способная заставить его разочароваться в своем маленьком хёне. Тэн обхватывает его лицо ладонями, улыбается в губы и позволяет снова себя любить. Джэхён делает это с нескрываемым удовольствием и тайно надеется, что когда-нибудь они обязательно снимут свое собственное кино для взрослых.