твоя боль по всем моим венам

      Злится ли он? Ненавидит ли свою непутевую родственную душу? Стивен Стрэндж не сказал бы, что то, что в нем кипит, когда чувствует болезненные колики и ушибы, это ненависть. Да, он раздражен. Возможно, даже зол, но ненависти в нем нет. В конце концов, Старк мучает их обоих, спасая тысячи людей, и Стивен смиряется с этим, ведь сам считает своим призванием спасать людские жизни. И да, пусть это тяжело, – постоянно терпеть боль, не зная толком, что именно происходит и насколько серьёзная рана, – но, будучи врачом, Стивен уверен, что сможет почувствовать, когда Старк будет на грани смерти. Возможно, даже поймёт какого рода у него ранение, и каким способом его лучше спасти, но знание это хотя напрасно – далеко друг от друга, чтобы мог как-то помочь.       Переодеваясь в обычную одежду и собираясь, наконец, отправиться домой, Стивен глядит на часы и тихо выдыхает. Когда последний раз боль Тони Старка пронзала его? Около месяца назад? По крайней мере, во время операций подобные вспышки агонии больше не появляются, а если и чувствуется дискомфорт, Стрэндж унимает, пережидает и терпит, но работу заканчивает. Сейчас тоже глухо в районе груди, нет особых новостей по поводу Мстителей, что радует Стивена бесконечно. Спокойствие, пусть и не такое уж стабильное, ему сейчас нужно.       Проверяя в кармане ли ключи от машины, он вспоминает время после вторжения инопланетных тварей в Нью-Йорк и понимает, что, возможно, именно тогда был один из самых нелегких месяцев для Тони. Тогда болело все тело почти постоянно, едва ли хватало времени просто перевести дыхание. Эта боль была лёгкой по сравнению с остальными, когда Старк был при смерти, но казалось, что она была бесконечной, а его панические атаки, волнами наплывающие, будили посреди ночи и едва давали выспаться после двенадцатичасовой смены и сложной операции.       Стивен не помнит, сколько раз его ломало пополам из-за чужой боли: все будто в тумане, но он помнит один конкретный момент. Яркий, наполненный непониманием и впервые страхом. В прошлом месяце, когда в газетах появилась новость о том, что Тони Старк мертв, что Мандарин разрушил весь его дом под основание, Стивен сомневался. Он помнит, как держал в руках эту газету и смотрел на заголовок, не веря в написанное. Ну не может это быть правдой, ведь он бы почувствовал! И да, он чувствовал всю ту боль, которую Тони ощущал, пока крушили его дом, но не было такой дикой агонии, которая бы говорила, что это все, что это конец. И потому газета тогда полетела в мусорный бак, а ладони почти моментально прижались к груди, словно надеясь, что если надавит посильнее, то почувствует, как бьется чужое сердце. И чувствовал.       Стивен Стрэндж знал, что Старк жив почти на интуитивном уровне, но старался не упоминать об этом – какой смысл кому-то знать о том, что их с Тони связывает. Даже Кристина не знала таких подробностей, хоть и интересовалась – Стивен видел, как она хмурит брови на каждый его болезненный спазм, видит, как хочет задать вопрос и не решается. Было когда-то что-то совсем крошечное между ними; то, что их связывало, но сейчас Стрэндж почти не чувствует этого – Тони окончательно затмил собой все, пропитывая едва ли не все существование Стивена своей болью.       Стрэндж лениво потягивается в автомобильном кресле, потирает рукой глаза и решает несколько минут посидеть здесь, не поднимаясь в дом. В автомобиле пахнет кожей, мягкий свет от панели не раздражает и, будь Стрэндж чуть более уставшим, то, возможно, задумался бы над тем, чтобы остаться здесь подольше, откинуть спинку сидения и расслабиться. Вот только желания настраивать поутру сидение по новой у него нет, и потому Стивен с тихим вздохом поднимается и направляется, наконец, в дом.       Полтора месяца проходит с последней острой боли – довольно неплохо для Тони, почти можно поздравить. Мелкие ушибы не в счёт. А Стивен внезапно думает о том, что ему просто чертовски не повезло – Старк без конца калечит и ранит себя, передавая автоматом все ему, Стивену, но не получает взамен ничего. Стрэндж не посылает боль в ответ, не падает и не ломает себе кости, не сдирает до мяса кожу. И желания такого нет – сделать больно в ответ, хочется просто, чтобы перестал себя калечить, чтобы жил спокойно. Именно поэтому эти полтора месяца просто волшебные, но непреодолимо скучные, пустые. Стивен не чувствует Тони, и это непривычно ему. И вроде бы устраивает все, но чертыхается все равно, а когда чувствует удар в грудь, то улыбается краем губ совсем легко, что, наконец, появился этот отголосок вновь.       А потом происходит что-то странное, что-то, чего Стивен никогда прежде не чувствовал – волна болезненного страха, заставляющего замереть и прочувствовать каждую секунду его, каждую иголку. Это не было похоже на привычную паническую атаку Старка. Это не было похоже ни на что, и Стрэндж едва ли мог понять, в чем же дело. Он ведь не может чувствовать Тони на этом уровне, это не физическая боль, это что-то ментальное, что-то извне, что-то, будто навеянное, и Стивен может лишь бессильно завыть, откидываясь на спинку дивана. Во что Старк вновь вляпался, ведь не может подобное – этот дичайший страх, будто смазанный алыми всполохами, словно кто-то играется с его разумом – передаваться по их связи.       Проходит это чувство быстро, и Стивен лишь прикрывает глаза после. Возможно, завтра из новостных сводок он услышит о Старке или о Мстителях, а возможно и нет, но особого дела до этого ему нет – чувствует, что Тони жив, и этого ему достаточно.       Вот только на следующий день никаких новостей нет, появляются они спустя неделю, после едва ли не часа, который Стивен проводит, морщась от боли и держась за спинку кресла, чтобы не упасть, если ноги вдруг решат дать слабину. Стрэндж ждал этого, понимал, что неизбежно будет терпеть боль, но совсем не ожидал, что все обернется тем, что Мстителей возненавидят.       Едва успевая перевести дыхание, Стивен уже слышит, как коллеги обсуждают сражение Халка и Железного Человека в Гватемале, перечисляют разрушения и едва ли не ядом плюются на когда-то любимых героев.       Стивен слушает, но не говорит ничего, не вмешивается, потому что не чувствует, что это нужно сделать – ему нет никакого дела до того, как Старка с его кучкой удивительных друзей воспринимает общественность, едва ли есть дело до Тони в принципе, не считая их прочно натянутой связи соулмейтов.       Стивен слышит о Заковии из новостей, как и все. Он чуть хмурится и сжимает пальцы – он почти и не чувствовал ничего, будто Старк не принимал никакого участия в спасении города, в его разрушении, в схватке с роботами. И хочется ткнуть его, чтобы и дальше так делал, чтобы был осторожнее, но Стивен может лишь вздыхать и продолжать выбирать, какие часы надеть на сегодняшний форум по нейрохирургии.       Он смотрит на своё отражение в зеркале, поправляет бабочку и чуть лениво потягивается. Желание ехать на это мероприятие у него неоднозначное, но после тихой недели, где по новостным сводкам Мстители приводят в порядок дела с произошедшим в Заковии, обустраивают новый штаб не в башне Старка, да и сам Тони не мучает больше болью, Стивен считает, что может себе позволить расслабиться.       Он садится в автомобиль и ведёт непринужденный диалог с Билли, где тот предлагает ему список пациентов, что с нетерпением жаждут попасть на приём к самому лучшему нейрохирургу. Он лениво перебирает истории болезней, а когда съезжает с дороги, не справившись с управлением, наконец будит Тони Старка своей болью. Его автомобиль будто пружиной подскакивает на горном склоне, переворачивается и возможно лишь чудом не взрывается. И Стивен в этот момент почти ничего не чувствует, чего не скажешь о его соулмейте.