твоя боль по всем моим венам

      Это ощущение жжёт изнутри так, словно раскалены все его внутренности. Он смотрит на Тони Старка, которому Брюс Беннер втолковывает, что грозит им всем большая опасность, и ждёт. Ждёт, пока чувство это скребущееся уйдёт, присмиреет, потому что иначе ему тяжело, непреодолимо. Нужно лишь перетерпеть.       Стивен зубы сжимает и руку отводит за спину, на которой выжжены инициалы ЭС, потому что та словно в огне вся. Его метка чешется безумно, вибрирует под кожей золотистыми нитями, которые связывают их с соулмейтом, потому что тот так близко. Стивену приходится дрожащие пальцы в кулак сжать, чтобы успокоить резкий порыв, но это движение не остаётся незамеченным для Тони – тот взглядом следит внимательно и понимает, кажется, прекрасно, потому что сам стискивает рукой своё запястье, подавляя это новое незнакомое ощущение.       Брюс ступает подле Старка, говорит все те же слова, что Стивен уже слышал: о Таносе, об опасности, о том, что страшнее этого гиганта ещё никого не было. Он говорит, тараторя, и Стивен думает о том, чтобы дать Беннеру ещё чаю с ромашкой, прекрасно при этом понимая, что для чаепитий у них нет времени. Возможно, что у них вообще уже нет времени даже на разговоры.       Он закрывает за ними портал, оставляя Пеппер Поттс одну в Центральном парке, внезапно ощущая в себе толику жалости к ней. Им всем прекрасно известно, чем закончится этот разговор – очередным сражением, которое ей придётся переживать, беспокоясь о том, чтобы человек, которого она любит, вернулся живой. В эту самую секунду, отталкиваясь от этой мысли, Стрэндж думает о Кристине, и о том, как давно ее не видел, и, возможно, стоило выделить немного времени, чтобы встретиться с ней. Эта мысль сменяется другой, насущной, более яркой – присутствием Тони Старка в Санктуме, осознанием того, что разрушается все медленно.       Он ожидал другого; того, что Старк начнёт заваливать их вопросами, возмущаться, но не слушать. Стивен ожидал увидеть кипящее негодование, пылкий нрав, но видит лишь тихое смирение и гнёт. Он видит уставшего человека, который понимает масштаб трагедии, который не спорит. По крайней мере, сейчас, выслушивая и анализируя. Желание собрать все по крупицам, сгрести в одну кучу и засыпать дыру, что между ними, пропадает в ту же минуту, как Старк рот открывает, руками касается древних реликвий и глядит так, словно отношения их на иголках маневрируют. Боль вновь по венам, ничего больше от него.       И без сомнений Стивен не хочет ничего из этого: он не хочет задыхаться от болезненных спазмов, он хочет того спокойствия, которое было, он хочет забыть Тони Старка, но уже с трудом может представить, как это будет возможно.       И можно задохнуться, можно зажать руками горло и погибать медленно, словно от яда в лёгких, от жидкой отравы в крови. Стивен просто взгляд отводит и в очередной раз дрессирует свою выдержку – нельзя показать даже мелкий грамм той боли, которая обжигает все внутри. Ему давно нужно было смириться, да и смирился же, получилось ведь, а сейчас вновь рушится, потому что на расстоянии вытянутой руки стоит его соулмейт. И вроде у него есть шанс, есть возможность протянуть руку и коснуться, но Стрэндж не делает ничего, потому что стена, что их будет разделять всегда – Пеппер Поттс, которая осталась одна в центральном парке, потому что будущий супруг просто не может вытравить из себя геройское самопожертвование. Потому что иного не дано. Возможно, что их судьба лишь немного припозднилась.       Вонг приглашает Старка присесть, и в полумраке Санктума его начинающаяся история кажется волшебной. Именно тем, на что Стивену легче отвлечься.       – На заре творения была пустота, а затем… Бум, – Вонг взмахивает рукой и золотистая сфера лопается, рождая пять цветных камней. – Большой взрыв, и в девственный космос устремились шесть первородных кристаллов. Шесть камней бесконечности, и каждый отвечает за свой аспект бытия.       – Пространство, реальность, сила, – подхватывает Стрэндж, чувствуя, как начинает отпускать, как больше не зудит, и дышать становится легче. – Душа, разум… и время.       Показать камень – будто открыть что-то сокровенное, будто распахнуть клетку из рёбер и сердце на показ выставить, столь кажется это интимным. Изумрудным светом сияет его самое дорогое, самое сокровенное, что уже стало больше, чем просто неотъемлемой частью его. Возможно, что судьба всей вселенной на его шее висит. Возможно, что самый тяжкий груз за всю его жизнь.       Тони следит за ними внимательно, едва заметно кивает и глядит серьезным взглядом на Брюса, который ладонью зажимает запястье с инициалами своей родственной души. Он словно под бесконечным напряжением, его словно током бьет с интервалом в несколько минут и в какой-то степени Стивену его жаль, потому что ему кажется, будто он понимает, что случилось с Брюсом.       – Напомни его имя, – просит Старк и со старой софы поднимается с некоторым усилием, вновь взглядом по Стивену пробегаясь лишь вскользь, словно это может быть опасным.       – Танос, – с горечью отвечает Брюс и ступает навстречу, будто, стань он ближе, Старк прислушается и проникнется больше. – Тони, он захватывает планеты, берет что хочет, вырезает половину населения.       Отворачиваясь на мгновение, Стивен предельно ясно понимает то, что будет со всеми ними. Неизбежная гибель.       – Имея камни силы и пространства, он уже стал сильнейшим существом во вселенной, – последнее, что произносит Брюс прежде чем выдохнуть и передать эстафету колдунам, потому что запястье его вновь беспокоит тянущей болью, пустой и воющей, такой, будто выжигает все его вены. И потому Стивен подхватывает легко, тыкая Тони носом в то, что неизбежно – геноцид неминуемый, который настигнет их всех, стоит Таносу завладеть всеми камнями.       И причина его небольшой волны гнева, что накатывает и погружает под собой на какие-то несколько минут – небрежные фразы, брошенные Старком. Ведь казалось, что тот понимает всё, а оказалось, что серьезность была его карточным домиком, разрушившимся, стоило ему подняться на ноги. И будь Стивен способен, то отмахнулся бы от связи со Старком так же, как отдёргивает его сейчас от Котла Космоса.       – Если Таносу нужны все шесть, размолоть этот в пыль, и дело с концом... – кажется, будто он и не слушал, будто лишь из уважения к Беннеру согласился выслушать, но Стивен словно по венам своим ощущает это сомнение, эту легкую надежду, что им и впрямь нужна помощь, что не придется сидеть в глухой тишине, когда в крови кипит тоска по адреналину. Стивен чувствует и понимает, что Старку нужен лишь толчок, легкое касание между лопаток, чтобы тот переступил линию.       – Мы дали клятву беречь камень, как зеницу ока, – Вонг словно и не хочет язвить. Он разъясняет Тони, будто тот маленький ребёнок, что выбора у них совсем нет, а тот отмахивается, вновь превращается из того уставшего человека, которого Стивен разглядел в первые минуты пребывания Старка в Санктуме, в того, кого привыкли показывать на экранах телевизоров. Он говорит о мороженном; что может быть более нелепо, когда на кону вселенский геноцид?       И Стивену не хочется больше вести диалогов, ему просто хочется прикрыть глаза и представить, что ничего из этого не происходит сейчас.