Потерянная в астрале

Спустя три дня.       Эта палата стала проклятьем для близкого окружения Нацу, да что там! — все, начиная с его приёмного отца и заканчивая лечащими докторами злочастной больницы, возненавидели этот тихий уголок реанимации. И Драгнил-младший, видевший палату, обитую сероватым кафелем, не только на яву, но и в зачарованных снах, тому не исключение; только на этот раз судьба знатно посмеялась над парнем, уложив его сюда рядом с Хартфилией. «Коматозное состояние вследствие сильной черепно-мозговой травмы — отчеканил старый врач, — не смертельный случай. Обязательно прийдёт в себя, время, господа, время.» Переживать, впрочем, стоило, однако насчёт Хартфилии, — её жизненный цикл отныне шёл на считанные сутки жалкого существования. «Девушка умрёт, это гораздо важнее.» Но, несмотря на врачебные заключения, в одинаковом положении оказались оба потерпевших.       Игнил до сих пор ощущал фантомную тряску морщинистых рук, испытанную им в те секунды, когда Редфокс, откашлявшись, принёс ему соболезнования. Изначально громкогласно сообщалось о смерти водителя, ленты местных новостей и социальных сетей забила весть о трагической гибели Нацу Драгнила; где сообщалось о нём, как об обычном парне с тяжёлой судьбой, а где говорилось о сыне крупного предпринимателя. Спустя полчаса ложную информацию опровергли более надёжные издательства: «Попавший в автокатастрофу Нацу Драгнил выжил, врачи на данный момент...» — но шумихи вокруг его персоны не уменьшилось. Шибко умные люди умудрялись выдвигать версию попытки самоубийства.       И только Грей знал, что на самом деле произошло тем вечером на трассе.       Дальше дверного проёма посетителей главный врач не пустил, и оно, в принципе, верно, ведь четыре человека — явный перебор. Зереф вскоре спешно смылся, пробурчав некоторое оправдание в качестве извинения — молодой психолог находился в прострации после шокирующей аварии с участием брата, потому, всё ещё имея мутноватый рассудок, предпочёл отдалиться от компании переживающих. Грей невольно хмыкнул, когда брюнет, удаляясь по пустынному коридору в сторону основного крыла больницы, ловко набрал чей-то номер и глухо произнёс имя Акнология.       Тело парня и лицо украшали незначительные ранки, царапины, потёртости и ссадины, уже заросшие корочкой незначительными стараниями врачей. Выглядел Нацу всяко поживее, чем Хартфилия в соседней койке, но Лисанна умудрилась отметить, что его всегда гладкая кожа кое-где чуть стянулась в неглубокие морщинки; всё же казалось, что умиротворение и спокойствие стали его спутниками, потому что таким расслабленным Лисанне доводилось видеть его не часто. Но это лишь оболочка, и Нацу внутри себя борется за новый день, — стереотипная пафосная мысль не покидала белокурую, и, к сожалению, та понятия не имела, какую ожесточённую битву вела его душа за пределами реальности.       — Даст Бог, скоро очнётся, — девушка стянула край вязаной бордовой кофты и сглотнула, — он у нас сильный, — протянула более уверенно и тут же передёрнулась, кинув прозрачный взгляд на белую нахмуренную Люси. Нацу иногда морщился, что сулило хорошим знаком, а единственным признаком жизни Хартфилии был лишь кардиомонитор.       — Слабый он, — жёстко ответил Игнил. — Врачи однозначно говорят о лёгкой стадии комы, но... сын силён телом, не душой. Он может умереть внутри, дорогуша, понимаешь?       Драгнил-старший изрекал пророческие слова, укоряя сына, подбирался к истине так близко, как никто другой.       Игнила ожидали неотложные дела, и мужчина за получасовое пребывание в стенах больницы несчитанное количество раз посмотрел ход времени на блестящих наручных часах, постоянно постукивал набойками лакированных туфель, демонстрируя всю занятость. Стоять у койки сына можно целую вечность, как и слушать одни и те же заезженные, как пластинка, утешительные слова по поводу состояния парня и огорчающие диагнозы насчёт Хартфилии. А смысл тратить впустую часы? Дань уважения, так сказать, старший из семейства Драгнил уже отдал.       — Завтра, вероятно, заеду, но если до этого станет что-нибудь известно об улучшении или ухудшении, то дайте знать, — отчеканил Игнил седовласому доктору и пожал тому ладонь, — Лисанна, поехали. У тебя работа. Фуллбастер, тоже собирайся, — приказным тоном обратился к молодым людям. Штраусс, ощущая нотки раздражённости в голосе начальника, не стала медлить и испытывать его терпение, но брюнет сухо ответил:       — Я вас догоню.       Прошагал внутрь палаты, пока следивший за посетителями доктор отвлёкся на прерывистое щебетание медсестёр, и на ватных ногах приблизился к другу. Ему до сих пор не верилось в то, что он, заядлый скептик, собирается признать поражение в яростном споре двух мнений. Драгнил чуть пошевелил указательным пальцем на правой руке, по крайней мере, так показалось Грею, и он огорчённо выдохнул пропитанный чем-то едким воздух.       — Я тебе верю, Нацу, — сипловато.       Один за одним факты выстраивались в ровную тропинку, ведущую из мира заблуждений в суровую реальность. Нацу, взрослый и здравомыслящий парень, не столь глуп, чтобы безустанно верить в присутствие чего-то мистического в данной истории. Альберона, известная в пригороде гадалка и бывшая пассия весьма брутального хозяина сети ночных клубов, не безумна, чтобы выдумывать всякую ересь и затуманивать рассудки отчаявшихся людей: а иначе связался бы с ней Лаксус Дреяр? Трасса, по которой злополучным вечером ехал Драгнил, не так отдаленна от крупного мегаполиса, чтобы проезжающие по ней автомобилисты теряли доступ к связи с внешним миром. Туман, увиденный Нацу, — обычное явление для летних вечеров, а не весенних. Имя, которое произнёс парень перед тем, как попросту съехать с пустой дороги на обочину, — их общая боль.       — Я докопаюсь до истины, просто знай, что я тебе верю. Постарайся побыстрее очнуться, и мы вместе посмеёмся надо мной, окей?       Вернувшийся в палату доктор попросил брюнета покинуть помещение реанимации.       — В таком случае, дружище, я расскажу тебе, как весело мне было слышать твои слова из астрала, — беззлобно оскалился опиравшийся о косяк Нацу, а после торопливого ухода Грея, потрепав ладонью спутанные пряди волос, проследовал за ним. Смотреть на себя со стороны он не мог, считая противным наблюдать за не очень приятной картиной в собственном исполнении. Выглядел ещё слабее и безнадёжнее, чем полторы недели назад, когда закуривался до хриплого кашля и трясся при виде призрака Хартфилии. Драгнил хмыкнул своим же мыслям.       В астрале стало легче дышать в значимые разы, а кожа онемела — мир иллюзий принял его как родного. Не осталось ни следа от страха смерти, пронизывающего жилки, бешеное сердцебиение, преследовавшее его в последние разы, сменилось ровным и тихим. Астрал размеренно учил прощаться с настоящей жизнью и наплевательски относиться к надеждам на лучший исход, и если бы Драгнил не налюбовался на сбившуюся с толку Люси, то сам, наверное, павший духом, согнулся бы, поддался сладостному шёпоту в своём разуме. Нацу выучился на ошибках девушки; единственное, что малость его настораживало — присутствие Люси рядом.       Она оказалась здесь по его вине, как и он впал в кому стараниями Хартфилии, и теперь им следовало делить одно пространство на двоих. Изнывал из пары больных, впрочем, только Драгнил.       Астрал, казалось, был сплошь окутан сиреневой полупрозрачной дымкой: ватные облака с отблесками фиолетового, как на обворожительном летнем закате, сладковатый воздух даже в стенах больницы, в реальности пахнущей медикаментами и спиртовыми растворами, розоватые мягкие тени на отталкивающего расцвета вещах. Этот мир был сказкой, затягивающим омутом, из которого не хотелось выбираться совершенно — слишком отдаленно от забот, жестокости, потому забыться было немудрено. Внутри что-то блаженно трепетало от неизвестности. Нацу не торопясь добрёл до кабинета главного врача, местечка уютного и без чарующей пелены астрала, и вальяжно развалился в обятнутом кожей кресле у рабочего стола из тёмного дуба. Покосился в окно — безлюдно и тихо, будто город вымер. К сожалению, на грани находился сам парень, но астрал упорно создавал картинку в точности обратную.       Люси бесшумно появлялась в каждую их встречу, коих случилось немало. И в этот раз, всё также теребя сорочку, пушинкой предстала перед ним с непринуждённой нежной улыбкой и блеском карих глаз. Драгнил, затаивший обиду на девчонку, лишь вскинул бровью на её доброжелательность.       — Перестань дуться, ну, — пробурчала Люси, — сам же виноват. Мог и не съезжать с трассы. И вообще, я здесь по твоей вине второй раз гостьей оказываюсь, — хихикнула, — так что мы квиты.       — А доставала ты меня неделю, чтобы тоже расквитаться? — скептически бросил Нацу и прищурился. Злость брала вверх, но парень даже встрепенулся, поняв, что не успел стать пустой марионеткой. — Я с ума чуть не сошёл. Да, дурак, но зачем ты шоу устроила?       — Хочу умереть вместе с тобой, раз в реальности у нас не вышло, — довольно протянула Люси слова, что настойчиво, заговорчески нашёптывал ей бархатный тон.       Грубым движением Драгнил усадил удивлённую девушку на стол, скинув многочисленные папки и бумаги на ламинат; в брошенном призрачном мире они точно никому не пригодятся. Хартфилия на миг распахнула глаза, а её дымчатые зрачки сменились на блестящие, и Нацу приблизился к налившемуся краской лицу девушки. Люси надрывно задышала, поджала губы, которые тут же слились в требовательном поцелуе с Нацу. Он не желал её как девушку, в физическом плане, только хотел разбудить в ней те былые робкие чувства, существовавшие, когда они искренне обнимались, резвились на пустынных улицах астрального города. Чувства первородные, ещё не искажённые грязной сущностью этого мира; Хартфилия, переступившая черту и сдавшаяся в плен, тогда ещё вела борьбу с собой ради парня. Нацу отстранился и с мольбой посмотрел на пунцовую растерянную подругу, ладонями хаотично перебирал золотистые волосы. Потянулся к талии, чтобы крепко сжать, вытащить ту, ради которой предал идеалы и семью, из пучины зла, но разочарованно отпрянул, стоило Люси насмешливо произнести:       — Попробуем здесь? Мне понравилось, — вновь стала фарфорой бездушной куклой.       — Пошла отсюда вон, — прорычал Драгнил, и упивающаяся победой Хартфилия, различив повисшее раздражение, тут же ретировалась, словно испарившись в воздухе.       Однако, кое-что Нацу для себя однозначно выяснил — Люси не поздно спасти, потому что глубоко внутри, закованная цепями, надеется на лучик света настоящая девушка. Кое в чём он, разъярённый, поклялся — они вместе встретят завтрашний день. В реальности, а не жалком её подобии.