Аметист

Иван стоял среди первокурсников, возвышаясь, как башня над полем и ждал, что вот-вот откроются тяжелые дубовые створки и мимо них величественно прошествует декан Гриффиндора. Все как в старых-добрых фильмах, почти точь-в-точь. Волнение то нарастало, то отбегало прочь, словно прибой смывая другие мысли, и закручивалось каким-то клубком в животе. Русский так погрузился в свои ощущения, что заметил высокую женщину в длинной шляпе, еще больше прибавляющей ей роста, что внезапно появилась из дверей, только почувствовав на себе ее пристальный взгляд. — Здравствуйте, первокурсники! — Она не сводила с него глаз, а Россия старательно искал варианты ответа на невысказанные пока вопросы. — Сегодня вы пройдёте распределение и станете частью большой семьи под названием Хогвартс! А вы, юноша, кто? — Спросила Минерва Макгонагалл, кого-кого, а эту ведьму Иван знал настолько хорошо, что понимал — врать в ответ на ее вопрос нельзя. Однако не говорить же правду, в самом деле. Да и у него теперь совсем другая, новая правда. — Иван Брагинский, перевелся к вам из Колдовстворца, Россия, — мягко улыбнулся Иван, избегая смотреть этой даме в глаза. Почему-то казалось, что она непременно прочтет его, встреться Иван с ней взглядом. — Обо мне должны были оповестить. Моя школа подавала вам заявление о переводе на четвертый курс. Мэм, — запоздало добавил он, вспоминая приличествующее этой леди обращение. — Не оповестили, — тон преподавателя был холодным, а взгляд будто буравил в Иване дыры, он чувствовал на себе всю силу ее глаз и поежился бы, будь он и в самом деле тем, за кого себя выдавал. — Я проверю документы, мистер Брагинский. — Наконец разлепила губы женщина. — Вы пока сможете пройти на распределение вместе со всеми. Иван кивнул, молясь высшим силам, чтобы все получилось. И выдохнул, медленно, тихо, украдкой, словно боялся, что его дыхание снесет первокурсников. Все было так красиво, так волшебно, так канонично, что едва не сносило крышу. Каждый кирпичик этих стен был пропитан магией, и Иван отчего-то очень хорошо это ощущал. И то, как он это ощущал — враждебно, чужеродно, чужая магия словно пыталась влиться в него, а если не получится, то вытеснить прочь, ему очень не нравилось. Хогвартс был очень волшебным, вот только это волшебство как будто несколько противостояло русскому, признавая в нем чужака. Защитные чары? И всё же тут было величественно, великолепно, с таким широчайшим размахом, что дух захватывало. Преподаватели, кафедра директора, прочные, крепко срубленные столы, длинные ряды учеников… Будь Иван в несколько иной ситуации, он бы восхищался и глазел вокруг вместе с другими студентами. Но конкретно эта ситуация никак не выходила у него из головы, хоть Хогвартс и стирал изрядную часть беспокойства самим своим наличием в его, Брагинского, реальности. Их запустили в большой зал, словно стадо нерешительных овец, малышня оглядывалась по сторонам, толпилась, создавая пробку на пустом месте, не зная, что делать. Зазвучали имена. Помимо имен звучали также возбужденные перешёптывания и шорохи, явно адресованные русскому, но тот предпочел ничего не замечать. Иван вперил внимательный взор в чёрную шляпу в конце пути и приказал себе временно расслабиться, понимая, что в конце его все равно выведут на чистую воду. Его любовь к импровизации до добра точно не доведет. Множество фамилий звучали подряд, а Иван все больше и больше чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось просто сбежать отсюда прочь, как будто его тут и не было. Волнами нахлёстывающая магия школы давила на него, но русский все приближался к заветной шляпе под множеством внимательных взглядов. Наконец список закончился. Если ему и было время бежать, то он его уже упустил. Сейчас-то и выяснится, что никакой Иван не колдун, никакой бумаги с его переводом нет, и случится… Что? Додумать ему не дал прохладный голос ведьмы. — Иван Брагинский. — Выдала Минерва. Брови Брагинского поползли вверх, но он тут же взял себя в руки, сделал подобающее случаю выражение лица и уверенно подошел к шляпе. Показалось, или та скривила рот в ответ на его приближение? Сел на табуретку, привычно скрывая свои мысли под милой улыбкой, сцепил пальцы в замок на коленях, закрыл глаза и принялся ждать. Ни-че-го. Шляпа мягко накрыла его по самые глаза, а голову тут же пронзила вспышка боли — шляпа явно попыталась проникнуть ему в мозги. Что-то внутри Ивана щелкнуло, расцветая вспышкой перед глазами и выкидывая чужое вмешательство. «Хер тебе, а не мои мысли, артефакт», мысленно набычился Иван и также мысленно помахал шляпе кулаком. «Куда ты хочешь попасть, юноша, или, ммм, не юноша?» Спросила шляпа внутри его головы, то ли игнорируя выпад России, то ли оставляя месть на потом. «Ты же должна меня распределить», не остался в долгу Иван. «Если бы ты пустил меня, я бы распределила. Знала я одного такого, как ты. Закрытый и высокомерный был. Ничего путного из него не вышло». Иван хмыкнул, уж слишком походило на проклятого Британию. «Я ничего не вижу в твоей голове, юноша. А это значит, что тебе хватает сил, знаний и напора, чтобы держать блок, храбрости, чтобы противиться мне. Доброты, судя по твоей милой улыбке, в тебе тоже хватает». Русский издал мысленный смешок — ну надо же, шляпа начала работать по ситуации, копаем то, что имеем. Очень по-Ивановски. «Ну так что?» Иван едва ли не зевал, вдруг проваливаясь в странное полубытие, его будто затягивало в узкий черный тоннель, а падать было так тепло и сладко, что… Брагинский поспешно встряхнулся, отвесив себе мысленную пощечину, чувствуя, как шляпа все пытается усилить напор, чтобы пробиться к его сокровенным помыслам. «Тебе есть, что скрывать. Чувствую, ты многое изменишь в этой школе. Давно пора». По залу вновь пополз какой-то шепот, уже сливаясь в один монотонный гул. «Явно обсуждают меня», — подумал Россия — «Столько времени под этим куполом уже сижу». «Вот это самолюбие, все глаза устремлены на тебя! Ах, прекрасно, я все поняла!» Тон шляпы явно звучал победно, а Иван заехал ей мысленно прямо в глаз, и шляпа, как ни странно, сжалась на его голове, словно и впрямь от удара. Русский удивленно прицокнул языком и промолчал, оставляя разбор этой странной реакции до лучших времен. «Хер тебе», — неожиданно шляпа вернула русскому его фразу, Брагинского даже чуть подбросило на стуле от неожиданности, не такую шляпу он себе представлял, — «Хер тебе», — с напором повторила шляпа, будто смакуя новое нецензурное слово, — «А не легкая учеба, кем бы ты ни был, существо. Слизерин», — обиженно отозвалась шляпа, Иван почти видел, как она поджимает губы. «Существо? Почему это я существо?», недоуменно и несколько обиженно подумал Брагинский, но его мысли безжалостно перебил восклик шляпы. — Слизерин! — завизжала шляпа уже вслух, так, что у Брагинского едва не лопнули барабанные перепонки. Шляпа мстительно рассмеялась у него в голове. Со стола Слизерина раздались неуверенные, робкие хлопки. — Отлично, — окинула его взглядом Минерва, снимая шляпу с его головы и жестом приглашая русского встать. Что-то было в ее глазах такое, что Ивану не понравилось — как будто предчувствие беды, катализатором которой Россия может стать. «Вот же прозорливая старая карга», —мелькнуло в мыслях Брагинского, — «Она знает обо мне больше, чем я сам. Или я просто все преувеличиваю?» — Вы распределены на четвертый курс, мистер Брагинский. — Громко заявила ведьма и уже тише, только для Ивана добавила, — после праздничного ужина прошу вас явиться к директору. Пароль — «лимонные леденцы». — «Что-то мне подсказывает, что нет, я совсем не преувеличиваю», заключил Россия. Он лишь кивнул женщине в ответ и поплёлся к столу под зелеными флагами. На душе стало вдруг так хорошо и легко, словно все его проблемы вдруг самоуничтожились и дали Ивану вздохнуть посвободнее — все мысли о своем новом качестве, все беспокойство за свою судьбу, за свой народ отошло на второй план. На первый выступила какая-то странная эйфория от того, что он — в Хогвартсе, что Хогвартс есть! Его проблемы казались такими маленькими, такими далекими, что… «Ну уж нет», — одернул себя русский, думая, что это так влияет на него пребывание в Британии, — «Хогвартс Хогвартсом, а месть по расписанию. Ты обо мне ещё услышишь, чёртов брит. Хрен тебе, а не игра по правилам». Осознавая, что что-то в ходе его мыслей едва уловимо меняется, Иван невольно встряхнулся — что-то, что было непередаваемо его, начинало уплывать и меркнуть, словно эхо в стенах этой школы. «Нет, мелкобрит, хоть это и твоя школа, но я все еще я», — твердо уверял себя русский, с отчаянием осознавая, что вся его уверенность лишь напускная. Кто этот «я» теперь? Есть ли это «я», или это место вовсе не школа, а лишь своеобразное посмертие стран? «Нет, Артур», — решительно одернул себя Россия, не позволяя панике подступить ближе к его сердцу, с облегчением осознавая, что собственный голос в голове звучит как прежний. — «Ты от меня не избавишься. Если кто и проиграет, то это ты, и я сделаю так, чтобы свой проигрыш ты запомнил очень надолго. Я выжгу его на тебе». Втолкнуть себя между учениками за переполненым столом, как оказалось, было совсем не лёгкой задачей. «Ну и камасутра тут», — невольно пронеслось в голове, пока Россия с трудом втискивался между чужих тел за стол, локтями освобождая себе свободное пространство. В его сторону загудели, попытались подвинуть, заворчали, но разве Ивану когда-то было до этого дело? Обычно хватало одного пронзительно-аметистового взгляда, чтобы любые поползновения прекращались. Хватило и сейчас. Недовольные лица с тяжёлыми взглядами тут же отворачивались по сторонам, стоило Ивану лишь скрестить с кем-нибудь свой уставший взор. Лишь сейчас он осознал, насколько он вымотан последними событиями, но день упрямо не желал заканчиваться тёплым ужином, мягкой постелью и отсутствием проблем. — Что же, все в сборе. С вашего позволения начну свою речь. — Взял слово директор, Иван взял в руки приборы, явно не намереваясь его слушать, недовольный урчанием в желудке, но еды так и не появилось. «Ясно, пока Самого не послушаем, еды не получим. Это тут пытка такая», заключил Иван и выдохнул, покрепче сжимая столовые приборы в руках. — В этом году пройдет турнир трёх волшебников, — «бла-бла, я все это уже по книгам знаю, давай быстрей, я жрать хочу», — с трудом сдерживал странный, давно забытый голод Иван. Как страна он мог есть, мог и не есть, прямой потребности в пище не было. А сейчас в животе все свернуло так, что впору согнуться пополам от тянущей боли. Еда была ему нужна как воздух, ещё один важный пункт, который стоит теперь запомнить. — Победитель которого получит приз в один миллион галлеонов, — продолжал Дамблдор. «Вот это новость, как же», Брагинский уже откровенно кусал губы, когда так скручивает пустой живот, это уже не смешно. — Будьте осторожны и не стойте на пути у Кубка, — дальше Иван уже не слушал — мысль о миллионе галлеонов засела в его голове, временно вытесняя жалобы самому себе. Если эти деньги достанутся ему, значит, не достанутся британцам. Если не достанутся британцам, значит, не достанутся Англии. То-то Керкланд будет рад, что Иван создаст партизанский отряд на его территории и жахнет по этому высокомерному засранцу. Живот снова дал о себе знать голодным урчанием, пронзая тянущей болью изнутри. Иван мстительно, и несколько болезненно, улыбался, от предвкушения сильнее закусывая губу. Когда на столе наконец появилась еда, Иван с упоением накинулся на ближайшую к нему тарелку, даже не разбирая, что на ней, принялся запихивать какую-то кашу себе в рот, почти не пережевывая и не замечая, как на него удивлённо косятся его сокурсники и половина преподавательского стола.