Ветер в голове

      Пес сидит на кровати, неуверенно кусая губы и прислушиваясь. На его глазах плотная повязка, крепко завязанная на бантик сзади, но не давящая. Он прислушивается к ощущениям и окружающим его звукам.       Часы негромко стучат, забавляя своим «тик» и «так», слышится шелест листвы за окном. Вдруг тишину в комнате нарушает открывающаяся и тут же закрывающаяся дверь. Тихие шаги приближаются, в нос бьет приятный аромат, принадлежащий хозяину.       — Прости, искал кое-что, — говорит бархатистым голосом Чуя, касаясь макушки пса рукой и мягко ее почесывая. Животинка к руке ластится, подставляя то затылок, то макушку. — Хороший мальчик.       В этой комнате они не друзья, не пара. Они хозяин и псина, которая добровольно позволяет брать себя в разных позах, вставлять в себя разные вещицы, связывать, мучить и так далее и тому подобное. Пес тут самая настоящая блядь, которая стоит сущие гроши.       — Что ты думаешь по поводу сегодня? Я имею в виду то, что я хочу использовать, — Накахара подходит к крючочкам с зажимами для сосков и берет одну пару с возможностью вибрации. Дальше идет фиксатор для ног.       — Я хорошо себя вел, поэтому, может быть дилдо или что-то подобное, — негромко предлагает Осаму, давя одной коленкой на другую. Ему уже не терпелось узнать, чем там звякает рыжеволосый, и какую прелесть для него он выбрал.       — Значит так, моя дорогая шлюховатая дворняжка, — с усмешкой проговаривает леденящим голосом Чуя, не без удовольствия смотря на вздрогнувшего пса. — Сначала мы немного поиграем в игрушки, а потом я покатаю тебя на качелях, как и подобает хорошему… Кто я сейчас, пес?       — Х-хозяин, — от этого голоса у него мурашки по коже бегают. Чуя властный, чертовски сексуальный. Осаму готов поспорить, что его зрачки сейчас расширены, а сами очи чуть темнее обычного, всему виной возбуждение. Чуя кажется сейчас таким опасным и желанным, что ему хочется отдаться уже сейчас.       В шальной голове рисуются интересные картины-воспоминания с сегодняшней прогулки на озеро, на котором они, хоть и не планируя, потрахались. Как же было хорошо от этих грубых толчков…       Меж его ног резко вклинивается колено, от чего шатен выпрямляется, округляя глаза под повязкой и шумно втягивая носом воздух. К соскам резко приставляют что-то, что их чуть сжимает, и в голове сразу понятна догадка. Зажимы. Только что-то с этими не так, они чуть тяжелее обычных. И пес понимает, от чего взялась эта тяжесть, когда колпачки на сосках начинают приятно вибрировать.       Его грубо толкают на кровать, раздвигая ноги и игнорируя тихие постанывания, которые больше напоминают скулеж. Розовые бусины стали особенно чувствительными после того, как было решено их не касаться около месяца.       — Что… А это зачем? — хмурясь, спрашивает Осаму, чувствуя, как его лодыжки охватывают ремни, присоединенные к расширяющейся палке. За вопрос он получает шлепок по бедру.       — Качаться ты не будешь, пока я не увижу и не услышу, что ты действительно этого хочешь, — тихо произносит Накахара, вставая на кровать ногами. Приподнимается на носки и подцепляет трос с потолка, который присоединяет к отверстию для этого троса в расширителе. — Нормально?       — Д-да… — чуть кряхтя, произносит Осаму. Давненько Чуя не пользовался тросом и растяжкой одновременно. Он покрывается мурашками, чувствуя легкий шлепок стеком по икре. Накахара ведет хлыстом вверх, точнее сказать вниз, но, дойдя до середины бедра, останавливается, легонько шлепая по ягодице.       — Расскажи мне, что ты думаешь о том, что я сделаю с тобой. Мне интересно послушать, а еще это чертовски заводит, — просит собачник, откладывая стек в сторону и беря в руки что-то звенящее.       — Ну… Ты сначала разогреешь меня, судя по наручникам, я буду обездвижен совсем, — говорит он, заводя обе руки за спину так, чтобы их, скрепленных секундами ранее наручниками, было легче прикрепить к тросу. — Возможно, возьмешь самый мерзкий вибратор, который у нас есть, и будешь просто дразнить меня, даже не вводя его. Правильно?       — Отвратительно. Отв-ра-ти-тель-но. Пора менять тактику игры, моя шлюха знает обо мне слишком много, — хмыкает рыжий, проводя прохладными пальцами вдоль позвоночника. От этого по спине пса бегут мурашки. — Называй меня папочкой для разнообразия.       — Будет исполнено, папочка… А в этом что-то ес… Ах! — стон вырывается изо рта случайно, а все из-за ну очень неожиданного удара недлинной плетью по спине.       — Продолжай.       — Ну… Папочка будет медленно или быстро сменять режимы, дожидаясь, когда я буду просить… А еще т-ты же не дашь мне кончить, верно? — у него во рту выступила слюна. Описываемые возможные действия партнера действовали так, как, наверное, Чуя и загадывал — пес возбудился еще больше, ощущая, как наливается кровью член.       — Хороший мальчик. За это минус одно умаление, так и быть, — снисходительным голосом говорит рыжий, щелкая чем-то. В воздухе запахло приятным сладким вишневым запахом. Смазка. Рука небрежно проходится меж его ягодиц, вызывая очередную волну мурашек — гель холодный, но пахнет приятно. Чуя не фанат этого химозного запаха, но знает, что псу нравится. А потому и иногда достает ее из их закромов.       — Что это?.. — голос его чуть дрожит из-за вибрации, одолевающей соски, но, в прочем, пока что все нормально. Если не считать тонкой палки толщиной с палец, вставленной в задницу.       — Недавно купил, должна работать, как вибратор. И вообще, что это за неуважение? Плюс минута без оргазма, — фыркает Чуя, наверняка закатывая глаза. А потом включая вставленную штучку.       Животинка прогибается, кусая губу — конец этой тонкой херни уперся, судя по всему, в простату. Сука. Нет, не он, а Чуя, который так охренительно запоминает нужную глубину. Вибрация крайне приятная, но слабая, как раз для разогрева перед окончательным разогревом. Пес поскуливает, пытаясь двигать бедрами, но выходит это из рук вон плохо.       — Мх… Мне уже не нравится эта штука… П-папочка… — бормочет на вдохах он, чувствуя, как анус начинает легонько гореть, но это в хорошем смысле этого слова. Все из-за чертовой смазки.       — Сейчас папочка вставит кляп в ротик грязной сучки, — хрипло бормочет Накахара, беря стек и начиная водить им по чужому телу, шлепая и периодически оглаживая или сжимая какие-то его части. Все это пока что скучно.       Когда терпеть эти тяжелые вздохи, перекатывающиеся в стон на выдохе, становится невозможным, в ход идет небольшая, как грецкий орех или чуть больше, капсула — ненавистный обилием режимов вибратор.       — Т-ты… Чудовище… Ангх… — пульсирующая вибрация вызывает эту реакцию еще в процессе ввода — Осаму заметно дергается, покрывается мурашками и хочет ноги свести, за что получает легкий шлепок по ягодицам.       — Плюс две минуты без оргазма.       — Н-нет… П-па.АХ!.. почка… Н-не надо… — тут же распыляется пес, без толку пытаясь прогнуться и звеня наручниками. На запястьях после игр точно окажутся следы, ну и плевать. Как можно не трахать это соблазнительное, пускай и с тощей задницей создание?       Чуя шлепает его по ягодице, беря пульт управления в руки. Ну, все, понеслась пизда по кочкам. Режимы начинают сменять один другой в произвольном порядке: то дразнящий, то пульсирующий, то простая вибрация, после которой следует комбо — дразняще-пульсирующий. Последний нравится Чуе больше всего: Осаму скулит, машет своим мерзким коротким и пушистым хвостом, из-за которого ягодицам наверняка щекотно, дергается и просит сменить. Благодать.       — П-папочка… — на вдохе произносит он, запрокидывая голову назад. Ощущения из-за лишенного зрения острее в несколько раз. — С-смени… Я н-не могу… уже… Мгх.       — Можешь лучше, — Чуя куда-то тыкает, отчего режим сменяется на другой — колющий. Тогда-то можно и коснуться чужой мошонки, легко ее сминая в руке. Легко проводит пальцами по изнывающему от желания и недостатка внимания члену, чуть сжимая, и тормозит у головки.       — Мнгх… П-папочка… Умоляю… Л-либо трахни меня… Либо д-дай кончить… Мнг… Пожалуйста. — говорить тяжело, Осаму захлебывается стонами, задыхается от невозможности — накахарского запрета — кончить и уже просто скулит, как и подобает течной суке.       — Уговорил. Трахну. Но оргазм выпросить тебе еще придется, сладкий, — мурлычет Чуя, вновь вставая на кровать. Цепь наручников шустро открепляется от троса, как и расширитель. Ноги быстро высвобождают, пес даже не понимает, как выходит, что он покорно принимает, хе-хе, ироничненько звучит, позу собачки.       Протяжный стон или же скулеж, кому как больше нравится, раздается по комнате, когда в разгоряченную задницу толкается член. И член, знаете ли, не простой, а с особенным, Чуя никогда этого не понимал, наверное, потому, что был всегда верхним, презервативом.       Какая-то особенная резинка с пупырышками заставляла псину визжать, извиваться и шептать «мучай и не останавливайся» каждый гребанный секс. Этот раз тоже не становится исключением.       Чуя медленно, издевательски-медленно водит рукой по возбужденному органу пса, стараясь не думать о щекочущем живот хвосте, двигающимся туда-сюда слишком быстро. А псина ведь и правда сучка — подставляется, выгибается, навстречу толкается.       — Мнгх… П-папочка, д-дай мне кончить… — скулит, пуская слезы от невозможности держаться — яйца уже, сука, звенят так, как не звенят колокола в церкви. Но Чуя… Неебанный лис, начинает переходит с резких, глубоких толчков на медленные, нарочно выходит, толкается в анус, но проскальзывает меж ягодиц.       — Плохо.       — Умоляю… Ангх… Р-разреши… Д-дай своей шлюшке кончить… — голос его такой сладкий, переполнен нетерпимостью… Накахара бы с радостью слушал его двадцать пять на восемь, мурча себе что-то под нос, но пес у него не вечный, а наказывать его неделей с ненавистным им вибратором не хочется. Точнее хочется, но нельзя.       — Агх. — его грубо тыкают носом в матрац, больно сжимая волосы на затылке. Чуя толкается грубо, больно сминая ягодицу в другой руке.       — Кончай, — гортанно рычит рыжий, прислоняясь грудью к чужой спине и изливаясь сам. В порыве собственного оргазма он ставит отметку в виде укуса на собачьем плече. Осаму под ним протяжно скулит, спуская на простынь и чуть поцарапав свои же руки. — Хороший мальчик.