Toxin

Глава 33. - Я почти коала. <...> - Будешь моим эвкалиптом? - отчего-то грустно спросил Том, прижавшись горящей щекой к уху Криса и выжидательно скосив на него глаза. - Буду, - со всей возможной искренностью заверил Крис, не особо понимая, на что конкретно подписывается. [Милейший фанфик Elinchrstmas про Криса Хэмсворта и Тома Хиддлстона.] Европа до невозможности стара. И продолжает стареть... Этим она, наверное, похожа на людей. Может поэтому здесь так ощущается течение времени? Взять хотя бы Копенгаген. На его улицах много снега и велосипедистов. И почему-то это наталкивает на мысли о скоротечности всего, о неизбежных переменах. И на все это с грустью и тоской, но бесконечным терпением взирает Русалочка. А я прошу Ала не дышать ртом и есть меньше этого вкуснейшего мороженого. Европа - чопорная и холодная дама. Она видела столько войн, революций, переворотов и прорывов. Она знает, что все конечно, все имеет свой срок, и ко всем придет Смерть и Небытие. Может поэтому именно здесь можно застыть во времени, ощутить вкус мгновения? Рейкьявик. Окруженная снежными и скованными льдом вершинами северная сказка. Ты понимаешь здесь свое ничтожество перед Временем, но, Боги, какой же здесь восхитительно вкусный воздух, и чистота окутывает тебя как благость. Ал бьет меня по рукам, когда я делаю снежки без рукавиц. А я смеюсь. Здесь и сейчас невероятно хорошо. Европа помнит инквизицию, чуму. Еще тлеют в ее сердце костры для еретиков и ведьм. Еще остались рубцы от заживших оспин. Может поэтому только здесь ты понимаешь тщету человеческих усилий, глупость нашу и беззащитность и все же ощущаешь мощь и силу наших сердец и убеждений? Осло похож на городок из рождественской открытки. Милый такой и уютный, куда приятно возвращаться. Здесь самое чистое небо, которое я когда-либо видел. Самое синее, самое свежее, самое глубокое. И всегда настороженная острая зелень глаз Ала становиться мягче. Чем мрачнее стены Акерсхуса, тем светлее взгляд Ала. И я забываю как дышать... Европа была молода. Она до сих хранит бережно воспоминания о шабашах, безумных плясках у костра, кровавых жертвах идолам, забойным пьянкам и обдолбаным ночам. Может поэтому здесь происходят самые невероятные встречи и повороты в жизни? Нигде я так не веселился, как в маленьком клубе в Дортмуте! Нигде я не орал столько пьяных песен на незнакомом языке, как в пабе в Корке! Что бы не случилось, я не забуду торопливых поцелуев перед рассветом, когда не знаешь даже в каком направлении ваш отель. И только здесь, в Европе, я совершенно внезапно и неожиданно понял одну простую и очевидную вещь. Я ведь теперь не один. Мне уже давно есть с кем разделить горе, радость, победы и поражения, провалы на репетициях и триумфы на лайвах, бутылку вискаря и косячок травки, безумные идеи и обиду от неудач, порцию мороженого и одеяло. Я не одинок. - Я никогда тебя не отпущу. И никогда не уйду сам. Кондиционеры трудятся во всю, я курю шестую сигарету за вечер. Ал качает головой в такт музыке, играющей в наушниках. Разумеется, когда поют Oomph! свою "Ich Will Deine Seele" Ал не слышит моих признаний. Но это и неважно. Главное, я сам себя, наконец, услышал и понял. Бодро стучат клавиши, Ал правит сценарий шоу для Франции, куда мы двинем дальше. А я курю и смотрю, как погружается в сон Гётеборг за окнами отеля. Глава 34. Это случилось в Тулузе. Теперь из-за ослабленного здоровья Ала наши мероприятия растянулись. В каждом городе, где у нас запланирован концерт мы проводим не менее трех дней. Отдельно день - прогон на площадке, второй - собственно само выступление, и на третий - встречи с прессой и поклонниками. Это здорово затянет наше путешествие, но иначе никак. Я бы вообще все похерил и свалил обратно, но Ал ни в какую. Ест все равно мало, при чем все больше сладкое, ну хоть так. Перестал терять вес, и нормализовалось кровяное давление. Хотя еще не скоро он сможет вес набрать до нормы и не мерзнуть по ночам. Мы не пользовались услугами личных секьюрити. Вполне хватало охраны по периметру и досмотра на входе в концертную площадку. Это всегда обеспечивает организатор. Нас отвозит до гостиницы всегда Роберт, и именно он встречает нас за кулисами и сопровождает до гримерки. Все подарки и письма и прочее разгребает тоже он, не в одиночку, конечно, но в любом случае мы даже не видим ни этих писем, ни подарков. Это забота менеджера. А на Meet & Greet мы вообще одни. Как-то даже и в мыслях не было, что люди могут хотеть от нас чего-то помимо рукопожатий и автографов. Ну может еще поцелуйчики в щечку, обнимашки и фотку на память. Со сцены никогда ничего не видно. Я так вообще смотрю только на Ала и слушаю только его. Но и объективно: свет софит, направленный на тебя, зрители всегда не вплотную к сцене, а за оградой и отцеплением на некотором расстоянии. Поэтому заявления этого сумасшедшего, что я смотрел именно на него и в его глаза, просто абсурд! В любом случае, это произошло в Тулузе. В первый день календарного лета. В 14 часов 11 минут. Meet & Greet шел своим чередом, когда вдруг у мужчины, подошедшего за автографом, в руке оказался нож. Я едва успел заметить это краем глаза, так как уже наклонился подписывать его блокнот, а он схватил мою руку, резко дернул на себя, заставив вскрикнуть меня от боли и неожиданности. Но ножом расхерачить мне запястье он не успел, ибо на него навалился Ал, вместе со столом. Я упал, увлекаемый маньяком, что-то неприятно сместилось в руке, и все тело затопило болью. Ал орал как полоумный, рычал и, кажется, пытался перегрызть глотку сначала тому мужику, а потом и подоспевшему на подмогу Роберту и стаффу. Началась паника, суматоха, ор и топот. Я с трудом поднялся на ноги, но тут же упал на колени. Слишком сильное нервное потрясение, адская боль в руке и еще ужас. Потому что я вижу как кровь заливает одежду Ала. Кровь хлещет откуда-то из горла... В себя я пришел в больнице. Перелома нет. Просто вывих. Но почему тогда было так больно? - подумалось мне. Тут же все мысли выбила из головы одна: "А что с Алом?!" - Жив он, жив. В хирургии сейчас правда... Но угрозы для жизни нет. - ЕМУ ГЛОТКУ ПЕРЕРЕЗАЛИ!!! - Не ори... - Роберт устало потирает лицо, протягивая мне стакан воды. - С чего ты взял? Попали в живот. Он даже не заметил. Тому мужику от него досталось прям по самое не могу... Роберт невесело усмехнулся. - Он и мне рожу располосовал, когда я его оттаскивал. Кто же знал сколько силы в таком тщедушном теле... - Угу...жив. Это главное. Роберт нахмурился, подошел ко мне ближе и вдруг взял меня за руку. - Сол...Ты теперь играть не скоро сможешь... - мы помолчали. - Если вообще сможешь. Я молчу. Мне вроде и очень больно от этого известия, и вроде...и вроде так пофиг! Ну не смогу и не смогу. Мне важнее узнать другое. - А Ал сможет петь? - Захочет ли... - Если он сможет, значит я буду играть. Роберт кивнул и неловко обнял меня. - Мы справимся. Вы справитесь. А я найду вам охрану. Самую лучшую...Надо было нафиг послать ваши уверения, что все нормально! И уже нанять, - он отошел, отвел взгляд, прикусив губу. Потом снова посмотрел на меня в упор. - Прости. Это моя вина. - Никто не виноват. Главное, сейчас поправиться... Через три дня мы смогли увидеться. - Боже, как ты? - Ал дернулся на больничной койке, когда я зашел в палату. - Лежать! - Лежу-лежу...Как рука? - В порядке. Вывих. - я поднял руку, показывая ему. - Пока с фиксирующей повязкой, но через неделю уже и этого не надо будет...Меня больше интересует как ты. - Нормально... - он пожал плечами. - Проникающее ранение. Без повреждения внутренних органов, так что все нормально. Зашили, заштопали, оттдренажили, и я снова как новенький! - У тебя были проблемы с анестезией. - Да все в порядке... - Ал улегся удобнее, слегка поморщившись от движений. - Просто...в не совсем подходящей я был форме, чтобы делать мне наркоз. Ослабленный анорексией организм мог не выдержать общей анестезии. Алу грозила как минимум кома. О том, что он мог умереть, я предпочитаю не думать, отгоняя эти мысли всеми силами. Жив и ладно. Теплый и смеется. Это отлично. - Мне почему-то привиделось, что тебе перерезали горло. А я вместо того, чтобы помочь, хлопнулся в обморок...Прости. - За что? Ты просто был в шоке. Вот и нафантазировал всякого...Никто мне горло не резал. Пырнули ножом один раз и все. Иди сюда... - Куда? - Полежи со мной. - Нет, тебе будет неудобно. Но Ал сделал большие глаза и погрозил мне пальцем. Пришлось подчиниться. - Нормально? - Лучше не придумаешь... - он пристроил голову ко мне на плечо. Я зарылся носом в его волосы, впервые за эти дни успокаиваясь. - Я смогу петь. Роберт говорил...что возможно твоя рука уже не сможет...играть как прежде. - Это неважно. - Важно! - он дернулся, но зашипел от боли в только заживающей ране. - Тихо! Не дергайся так. - Я подумал тогда...что хочу петь под эту музыку. Хочу, чтобы она ласкала только меня. Чтобы этот человек с такой невероятной душой отдал эту душу мне. Я так сильно этого захотел, что расплакался...Веришь? Я сидел, слушал твое выступление и рыдал. Взрослый мужик плакал как малолетняя фанатка поп-идола! Смешно...Но сразу после концерта, попытка попасть в твою гримерку закончилась провалом. А я даже цветов не купил! Ха-ха...Когда я поехал домой, попал в аварию. Врезался в минивэн, выезжавший с парковки. Как-то так ни херово врезался, что я впал в кому, а женщина...за рулем той машины...умерла до приезда скорой. Я провалялся в коме двадцать один день. Странное чувство - кома...Ни малинового звона, ни тяжелого металла. Ни гармонии, ни спокойствия. Ни ярости. Странное место - кома. Но я пришел в себя с четким осознанием того, где ты и кто ты, и что мне нужно сделать, чтобы тебя найти. Ал замолк. Я слушал шум в коридоре, контрастирующую с тишиной в палате. - И что же? - решился прервать затянувшееся молчание. - Я должен был умереть. Шагнуть с моста было так неожиданно легко...Я сам удивился, когда уже летел с него. А вот удар о воду я помню. Лучше бы не помнил...Больно очень. И все нутро рвется, кровища из всех щелей. Вот вроде сама по себе нетвердая, но когда шмякаешься об нее на приличной скорости, то кости дробятся на раз-два, - Ал щелкнул пальцами. Я вздрогнул от звука всем телом. - Потом пустота. И я не знаю...мертв я все еще, и это моя загробная жизнь, или я действительно вернулся с того света забрать твою душу. - Ты очнулся... - Пришел в себя у себя же дома. Как ни в чем не бывало на следующий день. Время как-то так извернулось, что факт моего самоубийства никак не коснулся других людей...А я цел-целехонек собрал вещички и поехал к тебе, ждать подходящего момента для знакомства. Снова долгое молчание. Я уже решил, что Ал уснул, когда вдруг он приподнялся и серьезно посмотрел мне в глаза. - Я буду петь. Если ты сможешь играть. А ты обязан поправиться и восстановиться полностью. Потому что я отдал за тебя душу. Убил ту женщину. А она была на восьмом месяце...Ребенок погиб тоже. Это были первые дни лета. Это были первые дни моей новой жизни. Ал сел. Я встал и вышел. Больше в больнице я его не навещал. Глава 34. Азия встретила нас удушающей атмосферой. У нас перерыв в турне был всего ничего, хотя нам предлагали его оборвать вообще. Ал выписался из больницы, я снял фиксацию, и мы продолжили. Зная, что за твою музыку заплачена такая цена, сложно отлеживаться. Мы отыграли все запланированные концерты в Европе. По программе впереди Азия и 21 концерт на ее территории. Каково это знать, что ты - дар, оплаченный кровью? Что ты есть Смерть? Что твой "гениальный, уникальный, невероятный талант" по словам СМИ, всего лишь плата за жуткие жертвы? Первые несколько недель после того разговора мы не могли с Алом смотреть друг на друга. Не могли разговаривать. Я гулял все свободное время в одиночестве, приходя в номер лишь под утро, чтобы покурить, бросить взгляд на читающего очередную книгу Ала и снова уйти нарезать круги по очередному незнакомому городу. Я точно знаю: никто из нас не мог спать. Самое ужасное было на сцене. От прогонов перед концертами мы отказались. И так пройдет без накладок...Все заучено, все сто раз переиграно. Но на самом шоу, при живом исполнении... Мое сердце замирало. Кровь схватывалась в жилах намертво. Легкие будто забивало наглухо пылью. Я механически играл свою партию песня за песней. Мысли затапливали. Сотни...Тысячи и миллионы мыслей. А Ал пел. Все также сильно и убедительно. Все также люди плакали, подпевали, тянули к нам руки. Но я теперь не хотел вкладываться в свою музыку. Но я проклят. Ибо все также скрипка выдает любовь, тоску, ярость, нежность, страсть...Все, чего захочет от нее голос Ала. И я себя ненавижу в такие моменты. Но потом случился Asahikawa-shi. В этом городе в принципе не бывает жарко, а теперь в середине осени, когда мы добрались до Хоккайдо, и подавно. - Ты только... - я вздрогнул от неожиданности, когда Ал тихим, каким-то извиняющимся тоном заговорил. Впервые за многие месяцы, он заговорил со мной без крайней необходимости или не в присутствии репортеров, поклонников, Роберта. Сам. - Ты только не обвиняй себя ни в чем, ладно? Он замолк. Тишина просто наливалась силой, становилась все плотнее и плотнее, пока не встала стеной, пока не отделила куполом нас от мира. Она треснула и развалилась, осыпалась миллионами осколков, когда он медленно подошел ко мне и коснулся плеча. - Каждый раз...каждый раз когда мне удается заснуть, я вижу один и тот же сон. Знаешь какой? Ал молча качает головой, испуганно глядя на меня. Я не отвожу взгляда от него и говорю ему, глядя прямо в глаза. - Мне снится, что я зашиваю твои губы. Сжимаю их вместе...вот так, - я берусь пальцами за его губы и оттягиваю их. - И втыкаю иглу. Медленно-медленно... Смотрю, как кровавая нитка выходит из ранки, как корчится твое лицо от боли...и снова протыкаю иглой твою плоть. Ал вздрагивает и зажмуривается. Я отпускаю его. Губы ярко-алые. Он сглатывает. - Самое страшное... я ведь люблю тебя. Даже в том сне, где мне хочется зашить тебе рот, лишь бы не слышать твоего пения, я продолжаю тебя любить. И сейчас люблю. - я отворачиваюсь к окну. - Какая ужасная, отвратительная штука любовь... Раньше была нежность, забота, желание оберегать и быть рядом. Но стоило тебе рассказать ту историю, как я понял, что люблю тебя. Четко осознал, что без тебя меня не будет. Что вот эти вот бабочки от любви в животе, никакие не бабочки, а трупные мухи. Что ты сожрал мою душу далекой ночью 14 ноября и теперь отрыгиваешь ее мне же по чуть-чуть. А я люблю тебя. Непонятно чем... Ни сердца у меня, ни души, никакого вместилища для чувств. Но ведь люблю. - Я...- Ал замялся где-то у меня за спиной. - Я не знаю как нам помочь. Не знаю как помочь ТЕБЕ. Я хочу, чтобы ты знал... Мне не легче. Ты нужен мне, именно ты... И я люблю именно тебя. Моя любовь ничуть не светлее или чище твоей. - Кто знает... Может так и должно было быть? - Нет! - он вдруг как-то отчаянно схватился за меня, притягивая к себе, вынуждая прижаться спиной к его груди. - Нет... Контракт привязывает голос и музыку. Но не их носителей. Я люблю тебя, как человека, как мужчину, как такого вот Сола... не как скрипача, творца той самой музыки. Это не контракт. - Я вообще ни черта не понимаю. Но я знаю, что люблю тебя. Вот и все. - А может...это единственно важное сейчас? Я давно не прислушивался к звуку его сердца. Давно не целовал и не касался. И сейчас вжимая его в матрас и покрывая все его тело поцелуями, я понимаю, что есть вещи, которые надо просто принять. Они случились. Они уже есть. И надо как-то жить...тем более если есть любовь. Пусть и такая черная, мертвая и отдающая гнилью. Она все-таки есть, и она наша. Глава 35. Именно после того разговора впервые за то время, что прошло с происшествия в Тулузе, Ал демонстративно выкинул бутылку джина, не вылакав которую не мог заставить себя выйти на сцену вот уже сколько выступлений. А я смог отыграть без укола обезболивающего, чтобы больше к нему не возвращаться. Джим, наш личный телохранитель, смущенно кашлянул, когда застал нас за весьма недвусмысленным занятием в гримерке после шоу в Токио. Ну что ж...ему придется привыкнуть. Ибо взаимопонимание, доверие и секс с ними за компанию вернулись в нашу пару. Вот такие дела... В Сингапуре мы внезапно задержались. Как-то нежданчиком решили снять там клип. Такие вещи, конечно, так не делаются...Ну тут как-то так вышло. Снимали клип на нашу излюбленную Silence. Сочетание стекла, зеркал, мокрых тканей и мятого шифона теперь для меня однозначно фетиш. Потому что так петь, выгибаться и бесстыже излучать сексуальность перед камерами и чужими людьми, даже не поклонниками твоего творчества...это как минимум аморально. Но дико притягательно. Ал большую часть клипа был одет лишь в какие-то огромные полупрозрачные куски ткани, а по павильону вообще ходил в одной рубашке. Моей рубашке. Почему-то для меня это жуть как важно... Его постоянно подчеркиваемая андрогинность на записях была как никогда примечательна. А эти крупные акцентированные на его губах кадры...мммммм... Меня в клипе практически и нет. Пару раз мелькнул в кадре и все. Зато все кто будут смотреть этот клип, будут его только смотреть. А я могу сгрести в охапку, потискать это соблазнительное тело, расцеловать эти невероятные губы. Так и шел своим чередом тур. Начался второй год нашего знакомства с Алом. Отметили его во время трансатлантического перелета в Австралию. Издержки профессии... Зато крышесносный секс на высоте 12 тысяч метров. 9 абсолютно аншлаговых концерта по всей Австралии. Разумеется, выплата приличной суммы неустойки, как и всем организаторам концертов, последовавших за тем инцидентом в Тулузе. Мы совершенно выбились из графика. И почти совсем ничего не заработали... Впрочем, плевать. Рождество мы отметили в Мельбурне. Без снега. Зато с потрясающими пробежками по пляжу. К тому же эти такие странные и внезапные архитектурные решения для зданий в городе...Одним словом, было на что посмотреть и чем заняться во время пары праздничных выходных. Новый год настиг нас уже в Хобарте, Тасмания. И это тоже было очень экзотично. Особенно посмотреть на знаменитые Painted cliffs, похожие на ЛСД-мираж для дальтоника. - Когда мы умрем...мы останемся в памяти этих людей? - Ал почему-то крупно дрожит. Мне это не нравится. Он смотрит, как стягиваются в концертный зал зрители, и задает свой такой странный вопрос. - Мы отпечатаемся в их сердцах. На их сетчатке. В каждой линии судьбы на их ладонях. Да, они запомнят нас...Но знаешь что? - я обнимаю его со спины, пробегаясь пальцами по бокам. - Что? - Мы никогда не умрем. Мы вечны... - я шепчу это ему прямо в аккуратное ушко и целую в щеку. Которая стала чуть-чуть пухлой, мягкой. Ал больше не похож на обтянутый кожей скелет. - Я люблю тебя. - Ур-ур-ур... Я смеюсь. Нравиться мне, когда он так делает. Глупо, по-девчачьи, но так доверчиво... А после концерта он вдруг заявился в номер с хитрым таким выражением лица. - Что такое? - я отложил полотенце, которым вытирал голову. - Я тут кое-что хочу сделать...Ты только не думай, что я умом тронулся... - Да говори уже. Не томи! - Ну-у-у...вот. - он помахал передо мной пакетиком с блестящими штуками внутри и еще катетерами. - Зачем нам...Блядь, ты серьезно? Ал кивнул. - Нам не по шестнадцать лет... - И что? Just do it! Одним словом, он притащил пирсинги. Ага, колечки. Для губы и соска. Охуеть просто... - Садись ко мне на колени. Вот так. Он послушно уселся, прикрыл глаза и приоткрыл рот. - Блин...мне так то ссыкатно...Тебе больно будет. - Ну и что? - Что значит "Ну и что"?! А вдруг я чего задену там... Он улыбается и лезет целоваться. - Я люблю тебя. И это будет круто. - он шепчет мне прямо в губы, облизывая их после каждого слова. - Ладно... - выдыхаю. Ну что ж... Понеслась! Нужно тщательно продезинфицировать кожу. Затем приставить иглу и зажать пальцем губу так, чтобы игла вышла с другой стороны прямо, дабы было удобно вставлять пирсинг. Самое сложное тут как оказалось, пробить кожу, дальше то мясо и как-то проще. Игла вышла с внутренней стороны, я сосредоточился на том, чтобы ее аккуратно вынуть, а катетер оставить. - Жутко выглядишь... - откомментировал я, когда Ал открыл глаза. Он сидел с прозрачной херней в нижней губе и слезящимися глазами. - Ща...Вставлю кольцо. Вставить, потянуть, закрутить шарик. Вуаля! - Ты больной...Ты реально больной...- я стряхнул Ала со своих колен и пошел умываться. Слюны от него накапало...Зато крови нет совсем. - Я так понимаю мне ты собрался сосок прокалывать... - когда я вошел в комнату, Ал любовался собой в зеркальной дверце шкафа. - Угу...Это будет жутко эротично смотреться. - Ага...главное, не оторви мне его на хрен. Больно? - Ноет...будто заморозили у стоматолога. Тянет так странно, но не болит. Легкий дискомфорт. - Роберт будет в ужасе завтра, когда увидит тебя. Тебе же петь... Норм будет, думаешь? - Да шикарно! - тот отмахнулся и поманил меня к себе, садясь на кровать. - Ложись, драгоценный мой... Я лег, внимательно наблюдая за тем, как он садится ко мне на бедра. Затем наклонился, провел языком по моему животу, груди, начал плавно тереться пахом... - Что ты делаешь? Не то чтобы мне не нравилось...Просто ты же вроде хотел прокол делать? - я выгибаю бровь и вопросительно смотрю на него. - Молчи... Он втянул сначала один мой сосок в рот, затем переместился ко второму. Потер языком, поцеловал, непривычно прикоснувшись к моей коже металлом в губе. В следующее мгновение он резко выпрямился, но очень медленно приставил иглу к несчастному комочку моей плоти. Черт! Черт-черт-черт-черт! ДЬЯВОЛ!!! Но я не смог даже вскрикнуть, застонать, хоть что-то сделать...Я просто смотрел, как игла входит с одной стороны и выходит с другой, уже окрашенная кровью. Когда он вынул иглу, оставив катетер в ранке, я сдавленно охнул. Ал ловко сменил катетер колечком. Аккуратно отложил все пыточные инструменты и принялся слизывать мою кровь. - Блядь, у меня кровь...у тебя ее не было. - я сам удивился, насколько это прозвучало обиженно. - Соски просто такая штука...нежная...- он подул на него, потом снова осторожно облизал. Стащил с себя и меня белье. Так и знал чем это закончится! Целоваться с ним стало определенно еще острее, еще слаще. Это как моя метка. Кусочек хирургической стали в его губе - признак принадлежности мне. Как и с моим пирсингованным отныне соском... Ты мой. А я твой. Мне нравится целоваться. Именно целоваться. Не вижу ничего возбуждающего, когда кто-то вцепляется тебе в губы или язык зубами. Это больно и не более того. Я люблю любить тебя, и когда ты любишь меня. *** Тихая поступь Распаляет в душе нетерпенье Смешные уловки Мне ли не знать Как разгорается страсть *** Над телом своим Теряешь последнюю власть Обуздать ли грозу Если молнию Хочет метнуть? *** Трепещут бедра Вздрагивает стан Сумерки вкрадчиво Входят друг в друга Сердце вот-вот разорвется (Рубоко Шо. Эротические танка из цикла «Ночи Комати или Время цикад») Не всегда любовь со вкусом клубники и сливок. Иногда это вкус крови и спермы. Последнее это наш случай...