Нуна для аджосси

      Если на самопознание нужно чуть больше, чем вся жизнь, то попытка познать другого человека от и до представляется в принципе чем-то невыполнимым. Наблюдая за развитием отношений между Юнги и стилисткой, Хосок неожиданно находит подтверждение этой старой небезызвестной истине. Все как-то попривыкли, что нуна постоянно в расслабленно-добродушном настроении, этакая постигшая дзен хохотливая, по-доброму язвящая девочка-цветочек с браслетиками и футболочками. Привыкли и, чего уж тут скрывать, иногда начинали наглеть. Ну ведь как же, расшипится, поругается и успокоится. Никто как-то и не подозревал, что такая лапушка может затыкать рты окружающих одним взглядом. Или угрожающе молчать. Или говорить так, что от её безукоризненно вежливого тона и обращений тихим мягким голосом хочется то ли прощения просить, то ли улепётывать куда подальше.       Если честно, то во всем произошедшем с самого начала был виноват Чхве МинХо — третий ассистент второго помрежа бантанов. Знаете таких самоуверенных «самцов», считающих себя неотразимыми альфачами, пупом земли и даром божьим всему человечеству? Несдержанный на язык, развязного характера тип даже на по мнению добродушного и благожелательно настроенного к людям Хосока. По его мнению, удивительно только, как такая ситуация не произошла раньше. Может, у нуны есть какие-то особые навыки супермаскировки ниндзя? Как-то же они с Юнги до сих пор не спалили свои отношения перед окружающими. Или это все сплошной фарт? На сей раз привычное везение, похоже, им изменило и случилось то, что случилось. Просто потому что Чхве МинХо решил открыть рот в ненужное время не в той компании.       — Что это у нас тут за «белая лошадка»? — присвистнул ассистент, наблюдая за красившей Чонгука нуной. — А она ничего, толстовата, конечно, но сиськи вполне себе так, я б ей вдул.       «Хорошо, что Юнги куда-то вышел с Намджуном», — пронеслось в голове. — «Нам не нужны никакие скандалы в прессе». Потому что называть в глаза иностранных девушек «проституками» даже среди расистских корейцев считалось чем-то недостойным. Соблюдение внешних приличий — один из столпов их общества, часть ежедневных ритуалов, въевшихся в подкорку, и впитанных с молоком матери традиций. И как себя вести в подобной ситуации? Репутация, репутация, все всегда разбивалось об это слово, даже джентельменские поступки. Хосок пытается что-то сказать МинХо, но тот просто треплет его по волосам, как несмышлёныша, и павлином вышагивает в сторону выходящей из гримерки стилистки, уж больно ему хочется «объездить эту сноровистую лошадку».       Никто не знает толком, что произошло в тот день, но сутки спустя Чхве переводят в другое подразделение и больше они так ни разу с тех пор работе пересекаются. Нуна мастерски переводит все разговоры на другую тему, глаза холодно усмехаются на прикрытом обязательной для сотрудников маской лице. И кажется, что все вроде бы идёт по-прежнему, пока Хосок не слышит в одной из пустых гримёрок уставший голос Юнги:       — Я так не могу больше, понимаешь?       — Ясно, — стилистка звучит утомленно и как-то надломленно. — Я поняла Вас, Юнги-ши.       Она неторопливо выходит из комнаты, беззвучно закрывает за собой дверь и совершенно спокойно кивает не знающему куда себя деть Хоби, мол, все в порядке, Хосок-ши, идём, надо тебя подготовить перед предстоящим выступлением. Он, может быть, и поверил бы, если бы не покрасневшие от невыплаканный слез глаза, сказал бы ей, что у них все наладится, образумится, что Юнги слишком её любит, слишком боится потерять. Что это, творящееся с ними двумя, оно вообще как-то слишком, все такое искрящееся и бурлящее и на своём пути сносящее ни в чем неповинных обывателей. Вместо этого он просто ободряюще сжимает её плечо:       — Выше нос, нуна, — она справится. Одна, в чужой стране с непонятными людьми, языком и обычаями, — если она выдюжила в полностью «враждебном» ей окружении, то и с колючкой-Юнги справится. Бог знает, что у них там произошло, конечно, но справится. Они справятся. Потому что Хосоку хочется, несмотря ни на что, верить в то самое великое, чудесное, чтобы с первого взгляда и в самое сердце на поражение, до конца, пока смерть не разлучит. Ничего этого он, разумеется, вслух не скажет, но, кажется, этого и не надо.       — Ты настоящий друг, Хоуп, — не прикрытые плотной маской глаза морщатся до щёлочек в улыбке. Холод слегка сдаёт свои позиции, и пусть ничего ни капельки не стало по-прежнему, дышать им всем теперь немного легче. Ребята деликатно не вмешиваются в происходящее (Намджун подсуетился опять, психолог доморощенный?), и пусть все немного не так, как было раньше, оно к тому стремится. Юнги со стилисткой как всегда безукоризненно ведут себя на публике, но наедине не остаются. Точнее, она от Шуги постоянно умудряется куда-то в последний момент улизнуть. Хосок немного злорадствует, немного сочувствует рэпперу: писать песни об отношениях — одно, успешно их строить — немного другое.       И да, он снова умудряется их подслушать (ненароком, правда, он искал оставленные в комнате наушники, но, увидев вошедших, решил заныкаться под столом):       — Ты меня избегаешь, — молодец, Мин Юнги, мастер очевидностей.       — Я Вас не избегаю, Юнги-ши, у меня есть свои требующие выполнения обязанности, — они ведут себя внешне как две глыбы льда, только одна на самом деле фрустрирована до ужаса, а другая её, как назло, подначивает.       — Прошу тебя, выслушай…       — Я очень много чего услышала ещё в прошлый раз, Юнги.       — Видимо, ты нихуя не слушала, раз устроила весь этот цирк, — оу, кто-то очень сильно раздражён. — Почему ты не сказала мне о МинХо? Почему ты не доверяешь мне? — судя по усталому вздоху нуны, именно это и послужило причиной многонедельной размолвки.       — Опять с обвинениями. Знаешь, почему я так поступила? Потому что тебе и ребятам не нужны лишние слухи, а они бы пошли обязательно, стоило бы тебе оказаться вовлечённым в ситуацию, — теперь вздыхает Юнги, и Хосок радуется, что тот узнал обо всем постфактум. Злой Юнги = пиздец всем окружающим. — А мое молчание — это не вопрос доверия, мой дорогой, а необходимость посмотреть своим страхам и прошлому в лицо. Мне нужно было решить это. Самой.       — Ясно, — отвечает Шуга. — Решила, как погляжу?       — Да, — в спокойном голосе нуны Хосоку чудится улыбка.       — Отлично, — судя по звукам, Шуга только. То вплотную подошёл к своей девушке. Бля, все заебись, мир-дружба-жевачка, вы только трахаться не начните! — Тогда нам осталось решить всего два вопроса.       — Как с вами, идеалистами, тяжело. Тебя извиняет только твой романтический пыл, красавчик, следующий вопрос, — ну почему же они такие приторно-сладкие, аж тошно!       — «Железный человек» или «Капитан Америка»? — Юнги тихо смеётся, уворачиваясь от легких ударов своей девушки, а Хосок облегченно вздыхает. Ну слава небесам, помирились наконец-то, глупый Юнги с его гиперопекой и комплексами самца-защитника и глупая нуна с её играми в людей на опережение. Идеальная парочка идиотов.        Все идёт по-старому, только Юнги теперь чаще улыбается без причины, таскает литрами баббл-ти для своей егозы и внаглую при всех требует в обмен на них поцелуи. Нуна лишь смеётся и кормит дерзкого бантана чупа-чупсами. Сокомандники умиленно вздыхают, глядя на них, группа успешно колесит в зарубежных гастролях по Америке в конце концов вдрабадан напивается в день взятия «Top social artist» на BBMA. ВиГуки бодро и невпопад орут в караоке, Чимин с нуной бесконтрольно отплясывают мимо такта песни, старшие угорают от происходящего. В какой-то момент Юнги стягивает стилистку с барной стойки и утаскивает за собой с танцпола в темноту тёплой американской ночи. Хосок только ухмыляется, салютуя пустоте бутылкой. Что бы кто ни говорил, а их шепелявый друг — тот ещё собственник. И если он решил, что эта «егоза» его и только его, то так тому и быть.       И вообще, бросили Чимина танцевать в одиночку, не годится! Надо бы поддержать собрата по танцам.       А эти два идиота…       Совет да любовь, как говорится.