Проклятье отреченных

      Лишь в тот момент, когда они добрались до ванной старост, Драко, словно очнувшись от транса, попытался вырваться из его крепкой хватки. Не вышло, Герман держал его запястье слишком сильно.       — Отпусти меня! Какого черта ты творишь?!       В голосе омеги отчетливо прозвучали истеричные нотки. Ему было страшно — Грейнджер это понял. Однако альфа был намерен исполнить задуманное, чего бы ему это ни стоило. Не важно, какие потом будут проблемы. Он уверенно пересек порог, перехватил Малфоя теперь уже за шкирку, не позволяя отойти от себя, а потом закрыл дверь на засов, так, чтобы никто не смог ворваться.       — Отпусти!       Драко весь раскраснелся и даже начал дрожать. На миг — совсем короткий миг, — Герман почувствовал себя ужасным человеком. Ведь разве можно так обращаться с омегами? Даже если это Малфой, который столько крови ему попил за годы в школе. Грейнджер вдруг вспомнил, как Драко нелестно высказывался по поводу девушки из Болгарии, с которой он ходил на Святочный бал. Высказывался просто потому, что она была с Германом. Сама девушка ему ничего плохого никогда не делала, так что ее это сильно обидело, а Ричард тогда то ли в шутку, а то ли всерьез заметил, что причина исключительно в ревности. Якобы Малфоя задело то, что Грейнджер появился на балу с ней, а не с самим Драко.       Рон тогда от души посмеялся, а потом еще долго шутил по этому поводу, Поттер таинственно отмалчивался, а Герман просто решил в принципе об этом не думать. Но именно тогда он был убежден в том, что Риччи просто глупо пошутил, а Малфой просто мудак. Думать так было всяко проще, чем искать некие тайные смыслы.       — Не кричи.       Поражая самого себя своим же спокойствием, он снял с плеча сумку и бросил ее на скамью, а потом потащил Драко в сторону огромной купальни. Та и правда была наполнена водой с пеной, от нее слабо пахло чем-то цветочным.       — Я буду кричать! Немедленно отпусти меня, грязнокровка! Ты что вообще творишь?       Русалка на гобелене посмотрела на них, а потом возмущенно махнула длинными волосами, точно говоря этим, как ей надоели всякие шумные подростки. Впрочем, эта русалка Германа совершенно не волновала. Он посмотрел на Малфоя, тот на него. Омега был напуган и определенно не понимал, к чему все идет.       Стараясь не терять решимости, Грейнджер оттолкнул от себя Драко так, что тот повалился прямиком в купальню. В одежде и обуви. Наверняка это было плохое решение, но Герман даже не ощутил стыда за происходящее. Он дождался момента, когда омега всплывет и схватится руками за бортик, а потом удачно проигнорировал крики омеги, полные вполне оправданного возмущения.       Герман уставился на его мокрые волосы, облепившие лоб и затылок, на раскрасневшееся от гнева лицо и все так же подрагивающие руки. Говорят, омеги инстинктивно боятся альф, но этот страх всегда какой-то иррациональный. Ведь чем более пугающий и сильный альфа, тем больше у него шансов понравится омеге. Омеги любят сильных, тех, кто в теории станут защитниками и хорошими мужьями и отцами для детей. Герман активно интересовался психологией, а потому знал много разных тонкостей и мог судить о происходящем.       У Малфоя ни с кем не было отношений. Кто-то говорил, что у него есть истинная пара, что он выйдет замуж после школы, что едва ли не все это уже решено его родителями. Кто-то говорил, что Драко в принципе никогда не влюблялся и не влюбится, да и вряд ли у него будет истинный. Но все это было не более, чем просто слухами.       Он нравился многим альфам, но никто из них и не подумал бы попытать с ним счастья. Во-первых, Малфой прослыл слишком горделивым, требования у него могли быть даже слишком завышенные. Во-вторых, всем нравилась его внешность, но мало кого мог устроить его скверный характер.       Герман порой ловил себя на мысли, что как раз-таки внешность этого омеги его нисколько не интересовала. Он в принципе придавал этой теме слишком малое значение. По большей части из-за собственных комплексов. Ведь у Грейнджера с рождения были вечные проблемы с волосами и зубами, и из-за этого над ним постоянно издевались. Проблемы эти он решил, привел в порядок сперва зубы, потом поколдовал с волосами и кожей. Когда же все дефекты были устранены, на него начали обращать внимание омеги, что раньше над ним хихикали, и это привело к тому, что альфа разочаровался и решил для себя, что никогда не будет таким, как они. Внешность — это то, что вполне можно исправить. А красота — понятие субъективное.       Он мог считать красивой Джинни Уизли, например, но это не вызвало бы в нем желания с ней встречаться, ведь дружба куда ценнее. Да и в принципе он бы не влюбился в кого-то из-за внешности.       Драко в его представлении был… обычным омегой, не больше и не меньше. И интерес в нем вызывал только пресловутый характер. Изучая психологию, он обращал внимание на скрытые от всех остальных детали, а потому понимал, насколько же в Малфое все наиграно и не по-настоящему. Он именно пытался казаться высокомерным выскочкой, порой настолько сильно пытался, что выходило до ужаса карикатурно. А Грейнджеру становилось интересно узнать, что же тут вообще не так.       Можно было решить, что у омеги проблемы в отношениях с родителями. Ведь все судачили о том, что Люциус Малфой недоволен тем, что у него лишь один ребенок, и тот омега. Слишком уж много сложностей это порождало. Но нет, родители Драко обожали и делали для него все, что только возможно. И это Герман, опять же, узнал благодаря собственной наблюдательности и вниманию к мелочам.       Нет, на Малфоя не давили отец с матерью. И вряд ли он заморачивался из-за своего пола. Тут было что-то еще, о чем Грейнджер не знал.       — Хочешь, чтобы тебя выкинули из Хогвартса за два месяца до выпуска? Грязнокровка…       Драко попытался выбраться из купальни, но замер, находясь в воде, едва Грейнджер к нему приблизился.       — Теплая вода с пеной должна помочь, — словно между прочим сказал альфа, не обращаясь к кому-то конкретно.       Недоумение Малфоя пересилило его искренний гнев от происходящего.       — Что?       Герман прекрасно понимал, как это все выглядит со стороны. Он просто швырнул другого ученика, да еще и омегу, в купальню, предварительно против воли затащив его в ванную. Это вполне можно было посчитать насилием и домогательством. В конце концов, сам факт того, что в ванной для старост находятся одновременно альфа и омега, уже был нарушением правил школы.       А ведь Грейнджер свято чтил эти правила и больше всего на свете боялся вылететь из школы.       — Запах, — пояснил он. — Эта мыльная вода уничтожает любой запах и поглощает его. Не важно, о каком именно запахе речь — будь то запах пота или стойких духов.       Драко широко распахнул глаза. Теперь ему все стало понятно. Он сглотнул. Можно было по серым глазам понять, насколько ему стало некомфортно от происходящего.       — Ты… — голос все же сорвался. — Не смей…       Они поняли друг друга без ненужных слов. Да, от Малфоя разило одеколоном, явно не простым. Грейнджер хорошо разбирался в зельях, а так же косметических настойках. Ведь есть очень много разных снадобий, созданных специально для омег. Некоторые, более дешевые, сразу выдавали носителя, а иными можно было пользоваться годами, и для всех новый запах был бы просто терпким ароматом одеколона.       Омеги пользуются духами с легкими ароматами, особенно омеги из аристократических семей.       — Уже посмел.       Герман практически спокойно пожал плечами, хотя стоит признать, он уже сам был в ужасе от того, что делает. Ведь это так не в его духе. Впрочем, когда он однажды схватил Драко за шею и вжал в стену, это тоже было не в его духе, но ему это тогда безумно понравилось, хоть и было страшно признаться в этом самому себе.       — Я тебя уничтожу, — Малфой старался не показывать свой страх. — Ты вылетишь их Хогвартса и вернешься обратно к своим магглам, теперь уже навсегда!       Он все же вылез из купальни. Из-за мокрой мантии это далось ему непросто. Грейнджер нахмурился. Драко и правда мог сделать так, чтобы у него были огромные проблемы, однако же альфа был намерен довести дело до конца и понять все для себя. Ведь тут определенно что-то было не так с самого начала, это Герман понял оказавшись близко к Малфою и ощутив запах, замаскированный под отвратным одеколоном.       — Охотно верю.       Драко отшатнулся, когда Грейнджер стремительно сократил и без того небольшое расстояние между ними.       — Не подходи! Не смей!       На сей раз альфа просто порадовался тому, что на каникулах в школе очень мало людей и вряд ли кто-то прибежит на крики Малфоя. Хотя бы до тех пор, пока он сам не выяснит то, ради чего все это и устроил. А уже потом он подумает, как ему разрешить эту ситуацию.       — Я не сделаю тебе ничего плохого.       Малфой попытался уйти в сторону, опасаясь того, что может снова упасть в купальню. С него ручьем капала вода, наверняка еще в ботинках хлюпало. В таком состоянии далеко не убежишь. Не смущаясь того, что он весь мокрый, Грейнджер схватил омегу за локоть, не позволяя отойти от себя.       — Отпусти.       — Успокойся.       Драко замер, смотря на него со смесью ужаса и презрения. Герман сглотнул. Не так должен реагировать человек в подобной ситуации.       — Не надо…       На сей раз тон был откровенно жалобным. Альфа рыкнул, словно разозлившись на такую смену настроения, потом решительно сорвал с тела омеги мокрую мантию. Вышло не сразу, а Малфой, что примечательно, не стал сопротивляться. Словно на него так сильно повлияло это «успокойся». Словно он подчинился чужому приказу.       Мантия упала на пол. Драко попытался закрыть руками грудь, которую так плотно облепила мокрая рубашка. В этот момент он показался Герману таким беззащитным, слишком хрупким. Его переполнили противоречивые чувства. Нельзя так поступать с Драко. Нельзя заставлять его страдать. Он, как альфа, должен его защитить и оберегать от всего на свете. Это было странное ощущение.       — Чего ты так боишься?       Грейнджер обхватил руками его плечи, теперь уже без давления. Малфой не отходил от него и не вырывался, но дрожал всем телом. Он показался альфе холодным, несмотря на то, что омега едва-едва выбрался из теплой воды.       — Не надо…       Следуя порыву, Грейнджер прижал его к себе и вдохнул полной грудью чужой запах. Как он и ожидал, неприятный аромат одеколона исчез, оставив за собой настоящий запах омеги. И едва осознав это, Герман все понял. Сперва он испытал нечто вроде облегчения от того, что его догадка была верна и он не зря окунул Драко в купальню. Однако потом пришло осознание всей этой противоречивой ситуации.       Теперь его переполняла искренняя злоба. Он надавил ладонями на лопатки Малфоя, вжимая его в себя, а тот жалобно заскулил.       — Да чтоб тебя…       Теперь было понятно, почему Драко и не смел вырываться. Он просто подчинился своему альфе.       — Не надо… — все так же потерянно повторил омега. — Не надо… не надо…       Грейнджер даже не сразу заметил, что его собственная одежда уже намокла, ведь он обнимал Малфоя и прижимал его к себе. Это не имело значения, потому как он теперь вдыхал полной грудью самый особенный аромат в мире. Именно так для него могла бы пахнуть амортенция, именно с этим запахом у него бы ассоциировалась любовь.       Именно так пах Драко Малфой.       — Не надо? Чего именно не надо?       Герман разозлился как никогда прежде в мире. Если подумать, что же именно однажды не позволило ему ударить Малфоя, еще тогда, когда им было по тринадцать и когда омега в очередной раз повел себя, как тот еще малолетний мудак… Теперь понятно, что. Никакой альфа никогда не сможет причинить вред своему омеге, в особенности если они — истинная пара. Это работает на уровне инстинктов.       У магглов инстинктов нет, зато они есть у волшебников. И проявляются они в зависимости от вторичных половых признаков. К примеру, учуяв запах течного омеги, альфа просто теряет голову, потому как над ним верх берут инстинкты, требующие взять омегу и оплодотворить его. Редко какой альфа может не поддаваться таким позывам. Если у него уже есть пара, инстинкты будут давить слабее, если он находится в переходном возрасте, мозги отшибет точно. То же самое касается и омег. В период течки они просто не могут себя контролировать, вообще ничего не соображают и хотят лишь оказаться во власти альфы.       Инстинкты — это всегда заложенная программа, которую практически невозможно нарушить. Именно поэтому появление истинной пары считалось благословением, ведь такие узы освобождали от определенного рода проблем. На смену потери контроля из-за течной омеги рядом приходили искренние порывы оберегать одну конкретную омегу. И это определенно лучше и приятнее.       Находясь в такого рода связи, омеги и альфы хранили друг другу верность и старались жить ради друг друга. Омега — создавая уют, а альфа — обеспечивая защиту. Их собственные инстинкты не позволяли им делать то, что могло бы навредить паре.       Герман знал обо всем этом, но эти знания были теорией. Теперь же он познал это на практике, ощутив на собственной шкуре игру инстинктов.       Драко Малфой все эти годы был его истинной парой. Однако за все эти годы Грейнджер ни разу этого так и не заметил. А ведь в такой связи осознание должно прийти, невзирая ни на что. Даже будучи младенцем, альфа всегда узнает свою истинную пару.       Так что же в этом случае было не так? Неужели Герман из-за своего маггловского происхождения оказался настолько слабым, что умудрился проморгать нечто подобное? И когда вообще это все понял сам Драко? Ведь судя по его реакции, он это знал, но пытался скрыть.       Зачем? Чтобы не связывать свою жизнь с грязнокровкой? В это очень даже верилось.       — Что именно не надо? — повторил он свой вопрос, так и не дождавшись внятного ответа.       Малфой опустил голову. Он молчал, заставляя альфу злиться еще сильнее. А ведь Грейнджер всегда умел держать под контролем эмоции и вообще очень редко из-за чего-то злился настолько сильно. Он встряхнул Драко, чуть сжав его плечи.       — Отвечай.       Тот дернулся, но отстраниться так и не смог.       — Больно…       Герман сглотнул и тут же ослабил хватку.       — Как давно ты это знаешь?       Безусловно, Малфой не мог не понять, о чем именно речь. Он задышал ртом, дав альфе запоздало понять, что его трясет от слишком сильного феромона. Однако Герман и не подумал бы его ослаблять, он хотел получить ответы на свои вопросы.       — Понял на третьем курсе, — признался он. — Не сразу.       Грейнджер сразу понял, что омега говорит ему правду.       — И как такое вышло, что ни ты, ни я не поняли это с первой же встречи? И не смей мне лгать.       Драко вновь тяжело задышал. Давление феромоном — это самое легкое, что мог применить в отношении омеги Герман. Как минимум, подобное позволяло обходиться без физического насилия. А феромон у него был сильнее, чем даже у Рона, хотя тот чистокровный волшебник, хоть и слабее, чем у Ричарда.       — Из-за… форбия.       Альфа нахмурился.       — Блокатор? Тот самый?       Малфой сглотнул и просто кивнул в ответ. О форбии Герман знал очень мало. Этот очень дорогой препарат вообще не продавался в Англии, найти его можно было во Франции или Швейцарии, у определенных зельеваров и за очень большие деньги. Поговаривали, что форбий — самый стойкий и сильный блокатор, способный полностью замаскировать запах омеги. Не то, чтобы он был сильно востребованным. Форбий не мог скрыть запах течки, так что в ходе этих особых дней он был совершенно бесполезен. А кому в принципе нужен блокатор, который работает в обычные дни и просто маскирует запах, не позволяя сходу понять, какой пол у того или иного волшебника?       Им пользовались лишь те, кто хотел скрыть пол, но и в этом случае форбий мог быть полезен только тогда, когда ситуация позволяет избежать знакомства. Например, неплохая вещь для ночных прогулок в не самых безопасных районах пригородов, позволяющая омеге чувствовать себя чуть спокойнее, зная, что из-за отсутствия запаха его примут за бету и не будут приставать или пытаться изнасиловать.       Как бы то ни было, форбий и правда был не самым ходовым товаром. Более того, в виде зелья он быстро испарялся, так что пользоваться им можно было в консистенция с другим препаратом, под видом не самого приятного для нюха одеколона.       — Зачем тебе форбий?       Драко беспомощно хныкнул. Он все так же не мог сдвинуться с места из-за чужого феромона, давившего на него слишком уж сильно.       — Я добился у отца разрешения пользоваться им постоянно, еще до поступления в Хогвартс.       — Зачем?       Грейнджер не был намерен прекращать допрос. Это его омега, так что у него было полное право все знать.       — Я…       Малфой потерянно мотнул головой, а Герман кивнул.       — Ты стыдился своего пола? Решил, что форбий поможет тебе не терять лицо в случае чего?       Наконец, Драко на него посмотрел. Судорожный блеск в серых глазах альфе совершенно не понравился.       — Ты этого не поймешь. Я подвел свою семью… Я — позор семьи. Мне хотелось хотя бы не думать об этом постоянно…       — Ты боялся внимания со стороны альф, — утвердительным тоном сказал Грейнджер.— Боялся, что будешь привлекательным для них, боялся их сальных взглядов. Я ведь прав, да?       На сей раз глаза Драко распахнулись. Он был просто не в состоянии контролировать свои эмоции, так что Герман все понял по одному лишь этому потерянному взгляду. А ведь прежде он и не задумывался, какого вообще Малфою быть тем, кто он есть по воле судьбы. Да, родители его любили, это вне всяких сомнений, но они все еще являлись древней аристократичной семьей, у рода Малфой не было побочных ветвей, и для них продолжение рода играло важную роль.       Герман не знал, почему у Люциуса и Нарциссы не было больше детей, но понимал, что с одним сыном-омегой в их случае могут возникнуть сложности. Для подобного будет необходимо заключать сложный брачный контракт после достижения договоренности, и даже в этом случае фамилию Малфой унаследовал бы не первый, а только второй ребенок Драко, потому как супруг тоже нуждается в наследнике с его фамилией. И это при том, что второй ребенок мог родиться омегой или, что еще хуже, бетой.       И с этим осознанием Драко и жил всю свою жизнь. А значит, вся его жизнь — это борьба с собственным отчаянием.       Герман не мог этого понять в полной мере, потому как он родился в очень простой семье. Его родителям было важно, чтобы он был счастлив, и не совсем важно, будет у него при этом семья или же нет. В его ситуации все было куда проще и спокойнее.       — Отпусти меня…       — Значит прав, — кивнул Грейнджер. — А почему ты скрывал это от меня четыре года подряд?       Герман и на сей счет имел догадки, но все равно хотел во всем убедиться лично. Малфой замотал головой и снова опустил взгляд. Все такой же мокрый, он как никогда прежде напоминал растерянного ребенка, потерявшего маму в универмаге и не понимающего, что ему теперь делать и как не разрыдаться.       — Я не обязан отчитываться тебе…       — Потому, что лучше пойти против магии и принять все возможные последствия, лишь бы не связывать свою жизнь с грязнокровкой? В этом причина?       Грейнджер давно не ощущал себя паршиво от простого осознания того, что он — магглорожденный. Это когда-то ушло вместе с комплексами из-за внешности. По крайней мере, он так думал. Парень с самого начала старался, не давая себе продыху, лишь бы только не быть хуже других. На втором курсе он осознал, что все эти старания бессмысленны, потому как для некоторых он навсегда останется грязнокровкой, даже если будет лучшим по всем дисциплинам.       Тогда с этим ему помог справиться Ричард. Он заверил его в том, что нет разницы, какое происхождение, не это в конце концов решает, какой ты волшебник и какой человек. А потом еще и Лили ему рассказала о том, что у любого магглорожденного волшебника в роду так или иначе были маги, ведь иначе бы откуда этой магии взяться. А разделение по якобы чистоте крови — это и вовсе издержки прошлого.       С этим осознанием было намного проще жить. Грейнджер просто принял, как факт, что оценивать волшебника нужно по его способностям, умениям и личным качествам. Все остальное — вторично. Так и правда стало проще жить. Он учился, постепенно стал лучшим учеником Хогвартса и теперь мог ходить с гордо поднятой головой, ведь он доказал всем, что можно быть отличным волшебником, будучи магглорожденным. Даже профессора считали, что он вполне может однажды стать министром магии. Для этого у Германа были все задатки.       И тут прежний комплекс вернулся. Его истинная пара — волшебник, помешанный на теме чистоты крови. Это, пожалуй, было жестоко как по отношению к нему, так и по отношению к Малфою. Почему же магия распорядилась именно так?       — Только изначально.       Драко все еще дрожал. Теперь, когда запах форбия растворился, он был перед своим альфой словно голый. Грейнджер хорошо знал, как работают инстинкты, понимал, что мог бы сдавить омеге шею, а тот бы не смог ему сопротивляться. Ведь омега всегда и во всем подчиняется своему альфе, потому что инстинктивно знает, что тот не причинит ему вреда, а будет защищать, даже если ценой собственной жизни.       — Что это значит?       Герман ощутил всю неправильность происходящего. Все его существо требовало перестать давить на омегу, обнять его и успокоить. Переодеть, в конце концов, чтобы тот не заболел, напоить его чаем, а потом любыми правдами и неправдами уничтожить все запасы форбия, которые только найдутся в комнате Малфоя. Ради такого дела он бы даже опять нарушил правила школы и проник бы в спальню Слизерина.       — Я боялся реакции родителей. Побоялся им сказать.       Грейнджер выдохнул. Да, все опять упиралось именно в это. Драко — единственный наследник рода Малфой, чистокровный волшебник. Герман — безродный, магглорожденный, просто никто. Ведь для магический Британии мало быть лучшим учеником Хогвартса. Порой даже мало быть министром магии.       — Вот оно что.       Драко сглотнул.       — Я просто хотел сделать что-то с этим, узнать что-то из этих проклятых книг с запретной секции…       Наверное, Грейнджер невольно усилил феромон, потому как омега снова задрожал всем телом. Альфа в принципе так злился, что уже и сам перестал его контролировать.       — Что сделать? — подчеркнуто спокойно спросил он. — Разорвать связь истинных? Чтобы не пришлось говорить родителям о том, что судьба связала тебя с грязнокровкой?       Герман ненавидел это слово всей душой. Он вложил в него так много презрения, что Драко отшатнулся от него.       — Ты не понимаешь…       Альфа мотнул головой.       — Понимаю. Я все понимаю намного лучше, чем ты мог бы подумать, Малфой. Я тоже живу с клеймом, от которого никогда не смогу избавиться, потому что это изначально не зависело от меня.       Он попробовал вообразить себе, как это вообще выглядело. Четыре года — вот как долго Драко знал правду. Он использовал форбий, а потому ничего не понял сам еще на первом курсе. Ведь форбий не только маскирует запах омеги, но и не позволяет самому омеге нормально различать запахи других. А потом, на третьем курсе, Герман просто оказался слишком близко к нему. В тот момент Грейнджер и сам что-то ощутил, но форбий не позволил ему уловить запах омеги. А вот Драко все понял. Вот почему он так испугался. Не возможный удар по лицу, нет. Его напугала правда.       А что же было потом?       Он просто четыре года все скрывал. Пользовался форбием, вечно был где-то рядом, ревновал Германа к волшебнице из Болгарии, постоянно болтался рядом, пытался подколоть и привлечь внимание альфы, но при этом не дал Грейнджеру и шанса все понять. Четыре года. Четыре чертовых года это все продолжалось.       — Я просто не хотел подводить родителей еще сильнее…       — Молчи.       Герман не повышал голоса, но в нем прозвучало столько стали, что одно единственное слово едва не оглушило его самого. Малфой и правда заткнулся и вновь посмотрел на него. Альфа позволил себе подумать о том, как бы оно было, если бы Драко сразу дал понять, что к чему. Герман просто не смог бы отвернуться от истинной пары, даже если это Малфой. И дело было бы не только в инстинктах. Ведь магия зачем-то решила, что они должны быть вместе. Какие могли бы быть преграды? Родители Драко? Но что бы они сделали против связи истинных? Да, наследник рода в этом случае был бы не чистокровным, а для Малфоев это важно. Зато самому Грейнджеру на это наплевать. Тот же Ричард был рожден Лили Эванс, девушкой из семьи магглов. Да, он был полукровкой, и это не делало его хуже. А сама Лили? Была ли в мире вообще вторая такая удивительная и сильная волшебница? Вряд ли. А ведь она все еще магглорожденная.       Если бы от Малфоя отвернулась его семья, у него бы все равно был его альфа. Но он бы не был счастлив. Родители имели для него огромное значение. Герман понимал это, а потому ощутил горечь. Он обхватил руками лицо Драко. Альфа все еще не считал его немыслимо красивым внешне. Нет. У Малфоя была другая красота, заключавшаяся в его искренней любви к родителям.       — Я тебя понял, — Грейнджер постарался взять себя в руки. — Я понял, что именно ты ищешь. Не переживай, я сам найду выход.       Он ослабил феромон, а потом и вовсе отошел от Драко. Парень невольно порадовался тому, что сам был без мантии, а кофта и черные брюки намокли не очень-то и сильно. Чего не скажешь о Малфое.       — Что? — удивился омега.       Он растерянно проследил за тем, как альфа от него отошел, направляясь к выходу.       — Что слышал, — хмуро отозвался Герман. — Я сам найду способ избавить тебя от связи, которая тебя так тяготит. Если этот способ вообще есть, я его найду. И никто ни о чем не узнает, так что можешь не переживать за свою репутацию.       Грейнджер был просто подавлен. Возможно, ему было бы только лучше и дальше жить, не зная правду. Конечно, были бы проблемы в личной жизни, как у того же Риччи, но он бы справился, поставив на первое место амбиции и карьеру.       Наверное, смог бы справиться...       Взяв с пола сумку, он тут же повесил ее на плечо и, не смотря на омегу, открыл дверной засов.       — Извини. Мне жаль, что я столкнул тебя в купальню. Надеюсь, ты благополучно доберешься до спальни и сможешь переодеться.       Сказав это, Герман открыл дверь и переступил порог, не дожидаясь ответа. Он ушел, а Драко, смотревший ему вслед, всхлипнул, оставшись один, закрыл глаза и беспомощно упал на колени. Не было уже никаких сил радоваться за то, что он заплакал уже после ухода альфы. На сердце словно образовалась рана. Должно быть, такая же, как и у Грейнджера.