Главное выжить

После нескольких дней активной работы по восстановлению платформы и приведению всех систем жизнеобеспечения в оптимальное состояние, наконец можно было комфортно тут жить — на этой пустынной станции, где только двенадцать человек… Но не смотря на то, что глобальные проблемы для всех оставшихся здесь вроде бы разрешились, Яна почему-то продолжала копаться в файлах остальных платформ, пытаясь понять, что за ошибка закралась в программу? Да, Романова понимала, что их оставили здесь принципиально. Их даже вообще можно было убить спящими, просто отключив жизнеобеспечение капсул, а не оставлять спать; можно было срезать капсулы и оставить их бушующей толпе… да много чего можно было сделать и поднять все четыре платформы, но нет же… «Я не понимаю, по документам всё в порядке, количество кодов тоже прежнее, как и заявлено, даже коды тех, кого забрали, есть. Всё должно было работать оптимально, но почему?» — эти мысли не давали девушке покоя, ведь всё было составлено грамотно, даже питание составлялось под каждого отдельного гражданина города лучшими диетологами, чтобы не было проблем со здоровьем, потому как в том мире… в прошлом это было нормой уже как целый век: ожирение или высушенный из-за голода скелет. Выбор не особо большой, к сожалению. Сколько бы девушка не искала проблему в самой системе или же за её пределами, найти её никак не могла. Буквально везде всё совпадало до мельчайшего процента, но тогда что могло пойти не так? Если всё так идеально, как пишет система, то откуда проблемы? Почему в медицинских отчетах всё чаще аналитическая система видела массовые дефекты и пороки, которых не должно было быть вообще? Хуже всего было и то, что забило последний гвоздь в крышку гроба тех идеалов, которых хотела достичь русская. Постараться уйти и больше не загрязнять природу. Да, это было не самым гуманных способом… «Но когда люди вообще были гуманны?» — пронесся риторический вопрос в голове, когда пришел очередной отчет от отправленных во внешний мир дронов. Свалка сбрасываемых отходов с платформ была ужасной, чего там только не было, а всё потому, что система переработки не справлялась, и это стало новой проблемой не только для города в целом, сколько для людей оставшихся на земле и боровшихся за жизнь. — Яна, — Людвиг вошел в кабинет Романовой, откуда девушка не вылазила уже несколько дней, что сильно злило немца. Кем бы они не были друг другу, но всё же девушку надо было вытащить от сюда и привести в чувства. — Тебе надо отдохнуть и поесть, — строгий голос, раздался в пустом кабинете, отдаваясь эхом от стен. — Кусок в горло не лезет, — хрипло проговорила она, качая головой. Мешки под глазами, кожа бледнее обычного, красные уже от стресса глаза сливались с бордовой радужкой, и сиплый голос, всё это говорило только об одном — истерика, причем очень сильная. Тяжело вздохнув, Байльшмидт прошел к столу, минуя пыльный диван, который сейчас приводили в порядок роботы-уборщики, весь кабинет был в пыли от того, что пустовал все эти пять веков. Немцу было тяжело смотреть на русскую, он прекрасно понимал её чувства, ведь сам был таким же лютым перфекционистом. Её детище, проект её жизни сейчас медленно умирал, а она ничего не может сделать, даже сидя здесь с полным доступом ко всему городу. У любого бы сдали нервы, да это и не удивительно, ведь на первый взгляд девушка была всегда настроена позитивно, хоть и не любила большие компании, собирая вокруг себя очень узкий круг людей, да и они не всё знали о ней. — Давай, пойдем, — обойдя стол и подойдя в плотную к креслу, на котором сидела эта упрямая особа, немец взял её за руку и потянул на себя, поднимая с кресла и вытягивая из-за стола, пытаясь увести из кабинета. — Нет! — тихий из-за севшего голоса вскрик, словно последний рывок, но так оставшийся просто ещё одной неудачной попыткой. — Нет, — уже более тише и приглушенно проговорив и высвободив руку из стальной хватки, девушка пошатнулась и потеряла сознание. В последний момент успев поймать её и поудобнее взять на руки, Людвиг направился к лазарету, уходя из кабинета: — Дура, — небрежно сказанное слово в сторону отключившейся девушки, которое, по мнению самого немца, очень точно описывало её в данный момент. — Ты ничуть не лучше тех фанатиков, такая же одержимая, — резко прочему-то прорвало на откровение. Может потому, что сейчас его оппонент не может ответить? Кто знает, но эти слова определенно имели место быть, как и любые другие, но в данный момент есть только они. В лазарете уложив девушку на койку и поставив капельницу, Людвиг стал ожидать её пробуждения, чтобы после расщедриться на нотации по поводу здоровья и как его надо беречь. «Сама ведь знала, на что шла, приглашая меня сюда в качестве одного из главных врачей города, — голубые глаза были устремлены на его пациентку. — Как бы ты не отрицала это, ты не далеко ушла от своего отца».