bittersweet

There's no surrender And there's no escape. Are we the hunters? Or are we the prey?

Он бы ни за что не пришел сюда добровольно. Никто из людей бы не пришел, если подумать. Стены резиденции выглядят настолько угрожающими, что создается ощущение, что еще секунда — и они обвалятся, отрезав все пути к отступлению и лишив любых попыток совершить побег. Паразитическое желание развернуться и стремглав вылететь из помещения свертывается под ребрами мерзким напряженным клубком и посылает легкую дрожь отвращения по телу. Тэхен до последнего не хочет признавать, что ему до тупого банально и по-детски — страшно. Вампиры никогда не отличались гостеприимством, особенно, если навещать их приходилось всего лишь человеку, особенно, если человеку, работающему в следственном департаменте. Неудивительно, что из всех населяющих это огромное здание тварей только один-единственный их представитель улыбается Тэхену с неподдельным интересом в глазах. Хотя лучше бы он не. — Так зачем, все-таки, господин следователь к нам пожаловал? — Хосок склоняет голову к плечу — пара огненных прядей мгновенно спадает на лоб, оттеняя глаза. Оттенок этот — зловещий. Тривиальный. Прежде чем ответить, Тэхену приходится трижды напомнить себе, почему он все еще находится в одном помещении с самым пугающим существом на сотни километров вокруг и не предпринимает попыток броситься вон из кабинета. Если он вернется, не получив у главы вампирского общества формальное разрешение на их деятельность, Намджун собственноручно прогрызет ему шею и не посмотрит даже на свою человеческую натуру. У Тэхена довольно строгий начальник. Кого другого на его месте уже давно бы нашли в подворотне с переломанным хребтом и без единого намека на следы. Вампиры любят так — играючи и, как ни странно, бескровно. — Департамент запрашивает разрешение на беспрепятственное проведение расследования серии убийств на вашей территории, — отчеканивает он ровно, взглядом остановившись в районе белоснежного воротника-стойки, плотно обхватывающего бледную вампирскую шею. Хосок всегда одет с иголочки — все они страстно любят показывать свое превосходство абсолютно во всем, будь то идеально сидящий атласный костюм или огромная приемная с отделкой из бархата на мебели, сделанной из тяжелой, безумно дорогой древесины. Сидеть на стуле, что стоит едва ли не больше, чем его жалкая человеческая жизнь, Тэхену — как минимум неуютно. На него давит буквально все — окружающая обстановка, густая темень за плотными шторами, густая темень в глазах напротив, в которые он смотреть опасается — обстоятельства встречи камнем на веревке сваливаются на его хрупкую — всего лишь человеческую — шею и практически сразу утягивают на дно. На дне — Хосок обнажает в обманчиво ласковой ухмылке клыки и источает благодушие и удовлетворение, словно заранее знал, зачем вообще его побеспокоили. Собственно, а почему «словно»? — Департамент всегда очень точно определяет, кого нужно посылать, чтобы наверняка получить согласие. С языка почти срывается что-то вроде «кто-то всегда очень прозрачен в намеках на свои условия», но Тэхен заставляет себя прикусить язык и растягивает губы в вежливой беспристрастной улыбке. Ему не пристало каким бы то ни было образом выказывать свое истинное мнение здесь, хотя что-то подсказывает ему, что Хосок считывает каждую смену эмоций на его лице абсолютно верно и четко. Оттого еще более жутко. — Конечно, я дам разрешение, — произносит он наконец после затянувшейся паузы, поняв, что задумавшийся Тэхен не собирается даже съязвить в ответ, — Где подписать? — и грациозно подается вперед, протянув в его сторону сухую узкую ладонь. Иррационально с головы до пят пронизывает острым желанием отпрянуть в сторону, уходя от возможного прикосновения. Вместо этого Тэхен стойко выдерживает проницательный, цепкий взгляд вампира и подает ему бумаги. Хосок вчитывается только первые пару секунд, после — обегает глазами лист целиком и, плавным движением схватив со стола тяжелую ручку с позолоченной отделкой, ставит размашистую подпись внизу каждой из трех страниц. Поднимает лицо и — улыбается особенно широко и устрашающе, — Ничего от меня больше не требуется? — и тон — издевательский, заигрывающий, так, что Тэхена всего дрожью пробирает от неясного колкого чувства, оцарапавшего изнутри, — Тогда, может, и о более приятных вещах поговорим? Тэхен сглатывает, изо всех сил стараясь выглядеть как можно более хладнокровным. Безуспешно, когда существо, сидящее напротив, древнее и властное настолько — что видит тебя насквозь, не прилагая абсолютно никаких усилий, настолько явственно и открыто выказывает свои намерения. — Думаю, мне не стоит задерживаться, — произносит он деланно спокойно, игнорируя ускорившееся от напряжения сердцебиение. Он ни за что не простит Намджуну то, как нагло департамент пользуется его положением. — Думаю, вы, люди, все время слишком торопитесь, — размеренно, показательно растягивая слова, произносит Хосок и поудобнее устраивается в кресле, — Все еще не думаешь о том, чтобы сменить приоритеты и урвать себе много больше отведенного жизнью времени, нежели имеют остальные? — Согласно закону… — Законы, на которые ты хочешь сослаться, создавал я — мне и вносить в них корректировки. Тэхен подрывает с места, едва заслышав последнюю фразу — стул отъезжает назад со скрипом — и — слишком резко для того, кто силится сохранить видимость спокойствия — складывается в поклоне. — Благодарю за предложение и оказанное содействие в расследовании, но мне все же стоит идти. Хосок смеряет его долгим пристальным взглядом, прежде чем медленно кивнуть. Уголок его губ дергается в ухмылке. — Так и быть, иди, — говорит он наконец. Вслух не произносит больше ни слова, но это и не нужно, чтобы в воздухе повисло негласное Когда-нибудь мне надоест играть в кошки-мышки, и ловушка все же схлопнется над твоей головой с оглушительным треском. Тэхен разворачивается к выходу. Если в скором времени сердцу у меня в груди и предстоит перестать биться, то я бы предпочел, чтобы на том моя жизнь и оборвалась окончательно. // — Мне приказано сопроводить вас к выходу. Юнги выныривает из темноты коридора неожиданно и застает стремительно шагавшего Тэхена врасплох. Пристраивается сбоку, оставляя достаточно личного пространства, чтобы не дать своему спутнику почувствовать себя неудобно — и в этом весь он, Юнги. От него за версту разит холодом. Веет силой и отрешенностью, еще — ладаном и — на самой периферии — расположением. Тэхен знал Юнги еще до момента Перелома. В то время, когда не существовало еще резерваций и контрольно-пропускных пунктов на границе с территорией кровососов, им довелось какой-то мизерный срок учиться в одной академии. Неизвестно, каким по счету было образование, которое Юнги в ней получал, ровно как и неизвестно, насколько ошарашивающее количество прожитых лет лежало за плечами — единственного в своем роде не заставлявшего Тэхена морщиться от неприязни — вампира, но даже это никогда не могло оборвать тонкую нить привязанности, что однажды протянулась от него к Юнги — невидимую и удивительно прочную — обмотавшись вокруг шеи удавкой и напоминая о себе в не самые подходящие моменты. У Тэхена никогда не было повода стать для Юнги кем-то выходящим за рамки отношений звеньев пищевой цепи, и, несмотря на клокочущее в груди раз за разом влечение, со стороны он всегда оставался абсолютно беспристрастен в разговорах с правой рукой главы самого крупного на данной территории вампирского Дома. Порой воистину вампирское хладнокровие давалось ему с огромным трудом. Как сейчас, например, когда вампир, практически сливаясь с полуночными тенями, подводит его к припаркованному у массивных кованых ворот автомобилю, не торопясь после сразу же убраться восвояси. Тэхену приходится прикусить язык, чтобы не ляпнуть ничего провокационного, но прежде, чем он открывает рот для чопорного вежливого расшаркивания, Юнги опережает его. — Вам, должно быть, известно, что в следующее новолуние в резиденции состоится торжество в честь десятой годовщины прихода господина Чона к власти, — роняет он задумчиво, и мгновенно становится ясно, отчего скапливается в воздухе напряжение. Тэхен стискивает челюсти так, что начинают гудеть зубы, потому что изнутри всего сковывает пронзительным холодом и — пониманием: ничего и никогда все же вампиры не делают просто так. Стоило сразу задуматься, чего ему будет стоить подписанная сегодня Хосоком бумага. Он уже заранее знает, какие слова последуют дальше. Юнги говорит медленно и словно — нехотя. — Господин Чон желает видеть вас одним из гостей, — и это не приглашение совсем — уже предельно ясно читается в обманчивом «желает видеть» четкий приказ. Черным конвертом с алой и золотой тесьмой по краям, что протягивает ему Юнги, Тэхен предпочел бы прямо на месте вскрыть себе вены, только бы не обрекать себя на подобное испытание. Он забирает приглашение из рук вампира, пожалуй, слишком дергано. Юнги не нужно замечать это, чтобы удивительно чутко считать разлившуюся в воздухе неприязнь. Еще — немного слабее, но все также отчетливо — опасение. — Думаешь, мне стоит принять приглашение? — Тэхен нервно улыбается уголком губ, не замечая как отсекаются под напором волнения формальности и, старательно собирая скачущие мысли в кучку, пристально вглядывается в чернильные глаза напротив. Неясно, ищет ли он в них поддержку или же причину отказать, но Юнги всегда понимал его очень правильно. — Ни в коем случае. Но я также не думаю, что у тебя есть выбор, — выдыхает вампир в ответ, позволяя отголоску слабой улыбки скользнуть по бледным искусно вырезанным губам. Тэхен глубоко вздыхает. — Позволь заметить еще кое-что, — неожиданно мягко произносит Юнги, поворачиваясь так, словно в любой момент готов бесследно раствориться в окружающей их мгле, — Для человека ты слишком удивительно пахнешь. Держись подальше от этого места, если все же не хочешь навлечь на себя беду. От его слов тугим узлом скручивается в животе неясное чувство, колеблющееся между диким, беспричинным восторгом и мерзким, липким страхом за свою жалкую жизнь. Грош ей цена здесь, в этом насквозь пропитанном фальшью и кровью месте, но пока еще за нее он готов побороться. Тэхен кивает заторможенно, не поворачивая головы, когда Юнги проходит совсем близко от него, плавно тормозит — покачиваются длинные полы его бархатного пиджака — и становится рядом — их плечи почти соприкасаются — Тэхен упрямо глядит вперед, не смеет повернуть голову в его сторону. — Не хочу говорить, что буду ждать тебя там. От этих слов Тэхен крепко зажмуривается и ухмыляется впервые за последнее время спокойно и уверенно. — Что ж. Я надену свой лучший костюм. Когда он распахивает глаза, дернувшись в сторону от невесомого прикосновения к щеке, рядом уже никого не оказывается.