Чокнутая

      Её привели в кабинет Эрика вечером того же дня, когда он просматривал дневные отчёты городского патруля и свежие донесения наблюдателей с башни. Грязная, всклокоченная, в порванной одежде, она больше походила на бродяжку-изгоя, чем на неофита Бесстрашия. На её скуле красовался свежий кровоподтёк, только недавно зажившие губы вновь были разбиты.       — Мы схватили её на подходе к твоей комнате, командир. Утверждает, что искала тебя, — доложил один боец, дёрнув Скай за волосы. Второй продолжал удерживать скрученные за спиной руки.       — Сопротивлялась?       — Нет. Но я врезал для порядка, чтоб и не думала.       — Повезло вам, — хмыкнул Эрик. — Отпустите.       Бесстрашные переглянулись и повиновались. Она стояла там, где её оставили, не сделав ни шагу, лишь пристально, не отрываясь, смотрела на Эрика, и тяжело, с надрывом дышала.       — Что скажешь, неофит? — спросил он.       — Она жива, — выдохнула Скай.       Эрик сглотнул, силясь совладать с эмоциями, подчинить своей воле пытающееся выскочить из груди сердце. Он поверил ей сразу, безоговорочно, не требуя доказательств, забыв в одно мгновение всю свою настороженность, отринув подозрения и все те логичные доводы, которые приводили его товарищи. Надежда — мощная, всепоглощающая, почти болезненная — обрушилась на него, впилась когтями и больше не отпускала, не давая дышать, двинуться, вымолвить хоть слово. Он кивнул, не доверяя своему голосу: «Продолжай!»       — Надо спешить, — сказала Скай. — Времени совсем мало. Ещё один погиб, теперь их только восемь.       Прихрамывая, она проковыляла к столу, взяла первый попавшийся рапорт, перевернула его и начала рисовать на чистой стороне план. Трое мужчин напряжённо следили за каждым её движением.       Эрик сжал кулаки. «Пора!» И нет такой силы, которая сможет его остановить!

***

      Мечтая о собственной комнате, Скай не предполагала, что когда-нибудь будет распоряжаться всем их общежитием. Тишина и одиночество никогда не тяготили её, но в те дни после выписки из госпиталя она бы многое отдала, чтобы снова услышать перепалку парней, заигрывания Тома и Скарлетт, и даже смех Катерины. Всю Инициацию она сторонилась своих товарищей и так толком никого из них не узнала, ни с кем не подружилась, кроме Мэгги, и теперь, когда долгими безмолвными ночами лежала в своей постели, совсем одна в огромной комнате с шестнадцатью кроватями, по крупицам собирала образы тех, кого избегала, чьё присутствие игнорировала, чьим обществом гнушалась, и кого, быть может, больше никогда не увидит вновь.       Том, занявший первое место в рейтинге, — умный, впрочем, как все Эрудиты, и с нетипичным для Эрудитов чувством юмора. Он мог в лёгкой, шутливой манере объяснить и решение задачи по тактике боя и строение Вселенной. Наверное, этим он и покорил Скарлетт, первую красавицу их набора.       Глен, тоже из Эрудиции, — он занял второе место в рейтинге. Его Скай запомнила как совершеннейшего буку, совсем как она сама. Он чурался всех, кроме Милены. И в стрельбе был лучшим.       Далее Тони, Отречённый — у него были грустные глаза и хороший хук справа. Хотя это не помогло ему подняться выше четвёртого места в рейтинге. Как и Скай, Тони любил маффины.       Стинки… его она вспоминала чаще всех. Нет, презрение, вызванное и тем, что именно он стал последним прыгуном в день Выбора, и тем, что позже смирился с обидным прозвищем, никуда не делось. Но то, что он успешно окончил первый этап Инициации, заняв пятое место, немного уменьшило её неприязнь к этому доброму, открытому и светлому, как солнце, парню. Как-то она высказала своё недоумение Мэгги — зачем такие, как Стинки, выбирают Бесстрашие, ведь невооружённым глазом видно, что это не их призвание? Маленькая подружка тогда заметила, лукаво поглядывая на неё, что не стоит судить людей только по тому, что они позволяют тебе видеть. Позже Мэгги разоткровенничалась и рассказала, как родители Джеймса — так звали Стинки — погибли, отравившись испарениями новых химикатов-удобрений для увеличения урожайности сои, опытные образцы которых они исследовали в лаборатории Дружелюбия. Знающие люди шептались, что учёные были членами Движения Сопротивления, таинственной организации, выступающей против существующего правопорядка. Странные обстоятельства гибели родителей, настойчивое сокрытие фактов и упорное молчание руководства, по прямому указанию которого расследование прекратили, — всё это сделало пребывание парня во фракции, для которой был рождён, невыносимым. И он просто сбежал. Почему в Бесстрашие, а, например, не в Отречение? Мэгги не знала.       Скарлетт, впрочем, как и всех других красивых девочек в школе Искренности, Скай считала зазнайкой и пустоголовой дурочкой, слишком уж много времени та уделяла своей внешности, особенно волосам. Что, однако, не помешало ей здесь, в Бесстрашии, занять шестое место в рейтинге. Скарлетт действительно неплохо стреляла для девчонки.       Имя парня из Дружелюбия, занявшего седьмое место, Скай не помнила. Помнила только его медные ресницы и длинную чёлку, постоянно закрывающую глаза. Он чем-то напоминал ей Ру.       Из девушек были ещё Катерина из Эрудиции и Милена из Дружелюбия, ну и, конечно же, Мэгги. Остальные шестеро были парни, но ни их имён, ни внешность, она, как ни старалась, вспомнить не могла. Скай не интересовали те, чьи имена в рейтинговой таблице стояли ниже её имени.       Её вообще никогда никто не интересовал, кроме неё самой. Единственный ребёнок в семье уже у не слишком молодых родителей, любимый и балованный, она росла, окружённая заботой, вниманием, и каким-то странным, нездоровым обожанием. Несмотря на жёсткие тренировки, требовательность и неумолимость инструкторов, Скай всегда чувствовала за спиной поддержку и одобрение всему, что делала. В двенадцать лет в её жизни произошли судьбоносные изменения — она узнала правду о своём рождении и своих родителях. Потери её с лихвой компенсировались приобретениями, а позже, по зрелом размышлении, она пришла к выводу, что потерь не было вовсе, что всё это были лишь неожиданные, приятные подарки судьбы. Да, у неё нет матери, но есть две любящие бабушки, одна из которых заменила ей маму, молодой, красивый, умный отец и мудрый, всё понимающий дед. И ещё ей рассказали, что все те изматывающие тренировки не были простой забавой, и что родные возлагают на неё большие надежды. Она считала себя очень счастливой, особенной, почти избранной. И в те дни в Бесстрашии Скай впервые серьёзно задумалась о том, как жила — о своих поступках, о своём отношении к людям.       Высокомерная с окружающими, но с собой болезненно честная, она понимала, что ей есть, чего стыдиться. Люди тянулись к ней: много раз Милена пыталась завязать разговор; Стинки, несмотря на её открытую недоброжелательность, всегда приветливо улыбался; парни, имена которых она даже не потрудилась запомнить, часто одобрительно аплодировали, когда на ринге ей удавалось уложить очередного напарника особенно технично. А в ответ она лишь равнодушно проходила мимо, не удостаивая никого из них ни добрым словом, ни даже взглядом, принимая как должное хорошее к себе отношение.       Скай измучилась, пытая себя, выворачивая душу, мозг, сердце наизнанку, препарируя каждый свой шаг, каждую причину, повлёкшую за собой её выбор тогда, на игре. Если бы она знала об участи похищенных неофитов заранее, кинулась бы она на помощь Мэтью — да, того рыжего Дружелюбного, имя которого она никак не могла вспомнить, было Мэтью! — когда один из изгоев ударил его прикладом сначала в лицо, а потом в живот, и понёс куда-то безвольное тело? Отпустила бы так просто, без боя, афракционера со Скарлетт, перекинутой через плечо, словно мешок с яблоками? И как бы поступила, когда помогла Шейду, а не Катерине? Какой бы она сделала выбор в тот день?       Самобичевание не было её коньком, но в те дни Скай, не имея возможности с кем-нибудь поделиться своими терзаниями, первый раз в жизни пробовала разобраться в себе. Днём она делила время между Ямой, где истязала себя штангой и гантелями до изнеможения, и крышей, где с упорством маньяка повторяла ката до ломоты во всём теле, или пыталась обрести душевное равновесие при помощи асан и спасительной мантры. А ночью добровольно начинала пытку, изобличая и осуждая себя за то, что сделала и, особенно, чего не сделала, раскаиваясь в том, что изменить теперь была не в силах. Она пришла в Бесстрашие, преследуя благородную цель. И не её вина в том, что именно сейчас с этими людьми случилась такая беда. Эта трагедия её не касалась, она не должна помешать ей выполнить свою миссию. Но разве правильно, стремясь к хорошему, не обращать внимания на зло, пусть оно и кажется невеликим в масштабах планируемого добра? Ничто уже не утешит родителей погибших неофитов. Но можно освободить немногих уцелевших, вернуть Шейду его шальную улыбку, стереть с лица Фора виноватое выражение, избавить Эрика от затаённой боли. Если бы такое было в её силах, сделала бы она это?       После драки со старшими Бесстрашными для неё ничего не изменилось — Эрик так и не позвал её принять участие в жизни фракции, и она ещё острее стала чувствовать свою никчёмность. Ещё не Бесстрашная, но уже и не совсем неофит, она болезненно переживала из-за своей ненужности среди озабоченно снующих бойцов. И когда разведка донесла о гибели одного из десяти обнаруженных неофитов, поставила перед собой цель добиться, чтобы её включили в группу спасателей. Она будет умолять, угрожать, она закатит истерику… Но время шло, а об операции никто так и не обмолвился, лидеры продолжали заседать и совещаться. Скай видела Джеральда, за один день постаревшего на несколько лет, Фора, скрипящего зубами от бессилия, знала, что Эрик, закрывая вечером дверь, не ложился в кровать, а всю ночь мерил шагами свою комнату. И она решила не ждать, вполне отдавая себе отчёт, что может не вернуться. Догадываясь, кто стоит за похищением, Скай понимала, что эти люди ей не по зубам — она может погибнуть, и часть большого плана рухнет из-за её самовольства. Но не могла остаться в стороне.       Самое трудное — законным образом выбраться за Стену, чтобы иметь в запасе хотя бы полдня форы — ей помог осуществить Микки, к которому она уже несколько раз приставала, мучаясь от безделья, и предлагала свою помощь. Поручение ей дали пустячное, лишь бы от неё отвязаться — нужно было отвезти в Дружелюбие какой-то список и отремонтированный арбалет. По дороге Скай спрятала катану в условленном заранее с дедом месте, обсудив это давно, на тот случай, если возникнет опасность — они не могли допустить, чтобы в случае её гибели дорогое им оружие попало в чужие руки. Положив в рюкзак бутылку воды и пару кусков хлеба, она в нескольких местах порвала свою одежду, измазала лицо грязью и присыпала голову придорожной пылью. Если её поймают, она должна выглядеть как афракционер — бедный, заблудившийся, голодный подросток.       На место Скай прибыла к вечеру, сделав большой крюк, чтобы объехать посты Бесстрашных, а последние пять миль прошла пешком. Сейчас ей очень пригодились её постоянные «дежурства» в столовой, когда бойцы возвращались с дозора и обсуждали варианты нападения на лагерь мятежников, недовольные бездействием начальства, а она садилась рядом, слушая их споры, наблюдая, как они тыкали мозолистыми пальцами в карту, показывая, как сами бы организовали освобождение ребят.       Небольшой полуразрушенный городок, живший до войны добычей железной руды, был окружён густым лесом. В округе стояла плотная, тошнотворная вонь разлагающихся тел — где-то совсем близко находилась могила погибших неофитов, которую даже не потрудились закопать как следует.       Дождавшись темноты, Скай осторожно, мелкими перебежками, прячась то за постройками, то за кучами мусора, обошла центр города и забралась на раскидистое дерево около двухэтажного здания, служившего до войны школой, рассудив, что только здесь может быть штаб похитителей. По прошествии четырёх часов неподвижного сидения на ветке она почти отчаялась, что неверно определила объект, но её упорство было вознаграждено — на крыльцо вышли трое мужчин и закурили. На несколько секунд огонь осветил их лица, и она узнала одного — низкорослого, тщедушного, нескладного.       Ей было тринадцать. Отец привёл её в их секретную лабораторию, в которой работали светлейшие умы Чикаго.       — Познакомься, Скай, — сказал отец, указывая на одного из мужчин, неотрывно глядящих на ряд булькающих реторт. — Это Томас Трумен, величайший учёный нашего времени. Если когда-нибудь появится сыворотка бессмертия, можешь быть уверена, что это дело рук доктора Трумена.       Доктор — с жёлтыми зубами и сумасшедшим взглядом невысокий мужчина — ей не понравился. Но она вежливо пожала наспех протянутую потную руку. Раньше Томас был Эрудитом, и именно он разработал сыворотку, регенерирующую мышечные ткани и кожный покров, благодаря которой раны затягивались практически на глазах, а кости срастались в разы быстрее. Ампулы с этой сывороткой входили в комплект первой помощи, который был обязан иметь при себе каждый Бесстрашный. До сих пор никто не смог усовершенствовать изобретение доктора Трумена. Зная потенциал учёного и томящую его жажду как исследователя, отец переманил доктора в свою организацию, предоставив ему великолепно оборудованную лабораторию и неограниченные средства. После двух лет напряжённой работы Томас Трумен совершил настоящий прорыв — он создал сыворотку нового поколения. Теперь восстанавливались не только мышцы и кожа, теперь стала возможной регенерация костей, хрящей, сухожилий, внутренних органов и даже нервных окончаний и спинного мозга. Впереди маячило чудо из чудес — регенерация головного мозга. Доктор был одержим идеей сделать человека бессмертным. Но вдруг он пропал. Скай помнит, как был обеспокоен отец. Никто не знал формулу нового препарата, никто не мог далее создавать удивительное лекарство. Оставшиеся на складе капсулы с драгоценной суспензией были распределены среди всех членов организации, свои три штуки Скай положила в специальный влагонепроницаемый контейнер с кодовым замком, ключ к которому знала она одна. Отец строго-настрого запретил показывать капсулы кому бы то ни было или обсуждать это изобретение. Два года назад, когда её отправили на первое задание, этот контейнер был с ней. И если бы не он, она бы умерла от внутреннего кровоизлияния, когда попала почти в эпицентр взрыва. Второй раз чудо-капсула спасла её уже в Бесстрашии после нападения на неофитов — изобретение Томаса, принятое за несколько минут до операции, обеспечило успешный исход медицинского вмешательства в повреждённый позвоночник, что вызвало небольшой профессиональный шок у тамошнего доктора.       Почему Томас покинул их, Скай не знала, но из обрывочных разговоров отца с бабушкой поняла, что причины носили, скорее всего, этический характер — доктор изучал пограничные возможности человеческого тела, а отец был против исследовательских методов безумного учёного. И сейчас этот человек стоял совсем рядом, в нескольких ярдах от неё.       — Не пойму, док, — заговорил один из курящих, — зачем ты задаёшь им вопросы, ответы на которые они не знают?       — Для активации сыворотки нужны норадреналин и кортизол, — сухо пояснил доктор и с наслаждением затянулся. — Физическая боль и ощущение беспомощности дают нужную концентрацию.       — Пигалица хорошо держится, — заметил третий мужчина.       Доктор кивнул.       — Да, девки вообще оказались сильнее, с ними приятнее работать, — сказал он, делая очередную затяжку. — Жаль, косоглазая вчера загнулась, тоже продержалась долго.       Скай зажмурилась, съёжившись на своём насесте, изо всех сил сдерживая крик, рвущий горло. Все урождённые неофитки были высокими, под определение «пигалица» подпадали лишь четверо из девушек-переходников — погибшая Милена, сама Скай, Мэгги и Катерина. Пора было возвращаться домой — она узнала всё, что хотела.       Откопав трайк из кучи набросанных на него веток, Скай направилась обратно, рассчитывая к обеду быть во фракции. Легально попасть в город было невозможно, охрана на воротах обязательно поинтересовалась бы, почему она просрочила свой пропуск. Её арестуют, и неизвестно, сколько пройдёт времени, пока удастся добраться до Эрика. Скай рассчитывала оставить трайк в укрытии и прокрасться в Чикаго тропами, которые знал любой изгой. Но прятать трайк пришлось гораздо раньше — проехав всего одну пятую пути, драгстер вдруг заглох, закончилось топливо. Отругав себя за беспечность, Скай приготовилась к марафону: если бежать в спокойном темпе десять миль в час, то на месте она будет чуть больше чем через четыре часа. И она побежала.       Почти родная фракция встретила её неласково. Когда Скай уже подняла руку, чтобы постучать в дверь апартаментов Эрика, на неё накинулись два бойца. Один заломил руки, а другой ударил по лицу. Ни сил, ни желания ответить им у неё не осталось. Эрик тоже не особо обрадовался её появлению, но всё изменилось, когда она подробно рассказала, что видела и слышала.       — Хорошо, — сказал он и одобрительно потрепал её по грязной голове, — иди, прими душ и ложись спать.       — Гениальная идея, командир, — прошептала она обессиленно, выходя из кабинета. — Сама бы я не догадалась…       Скай очень волновалась из-за предстоящего штурма и думала, что не уснёт, но стоило голове коснуться подушки, как сон мгновенно одолел её. Утром она проснулась от шума — в коридоре бегали, громко топали, лязгало оружие, слышались отрывистые команды. Когда дверь открылась и на пороге появился Фор, Скай обмерла — его лицо было красноречивее всех слов.       — Эрик? — прошептала она.       — Что? — спросил Фор. — Нет, с ним всё в порядке. Шейд ранен… — Старший инструктор замялся и отвёл взгляд. — Он зацепил растяжку. Ему оторвало ноги.