Me and the Devil

The Verve — Bitter Sweet Symphony

      Разговаривая, пошатываясь и цепляясь друг за друга, по тротуару шли двое: светловолосый высокий мужчина в тёмном плаще и молодой человек, лица которого не было видно из-за глубокого капюшона толстовки. Помирившиеся после драки забияки, хватившие лишнего коллеги, пьяные от разочарования и пива футбольные фанаты — словом, зрелище обыденное для вечерних часов. Настолько обычное, что стирается из памяти, едва отведёшь от него взгляд. Такие же пешеходы, как и все остальные.       Не выделяться из толпы — первое правило агентов под прикрытием.       Сходу не скажешь, что это — маскарад. Сходу не услышишь в голосах искусственность. Сходу не разберёшь, что они вели две беседы параллельно друг другу. Одна — несвязная, сбивчивая, силки для одурманенного алкоголем и ускользающего сознания — представляла собой ширму. Другая — сухая и чёткая, несмотря на боль и таявшие силы — была доступна лишь тому, кто имел при себе настроенный на шифрованный канал наушник. Новые микрофоны были настолько чуткими, что чётко передавали даже шёпот.       — Ушли?       — Не уверен. Мы ранены и без транспорта. Они пытаются нас измотать и заставить сделать ошибку, — парень в толстовке цыкнул не то от досады, не то от тянущей боли.       Одна рука у него висела плетью, на другой были сбиты костяшки. Ткань оставшегося где-то позади пиджака остановила пули, но не справилась с ножом. Тень капюшона скрывала разбитый нос и ссадины — последствия вынужденного ближнего боя. Обычно «в поле» этот человек выполнял роль снайпера, в крайнем случае руководил эвакуацией и зачисткой. Рукопашной избегал. В этот раз остаться в стороне не удалось. Он сделал всё возможное, чтобы его напарник, более совершенная боевая единица, отделался только простреленной ногой.       Их маскировка под проблемы с координацией была не совсем маскировкой. Они уходили через этот квартал — фабрики в прошлом, лофты и бары в настоящем — ради скудного освещения, в котором никто не заметил бы крови и дыр от пуль на одежде.       — Значит, та стоянка…       — Да, вычислить нетрудно.       — Так почему мы идём туда? — не услышав ответа, парень в толстовке повторил вопрос не терпящим промедления тоном: — Андре, почему мы туда идём?       — За планом Б.       Запрокинув голову в имитации смеха, мужчина с позывным «Андре» краем глаза окинул улицу. И вдруг плавно свернул в ближайшую подворотню-тупик в промежутке между фонарями, в густой мрак, в котором его не было бы видно благодаря плащу. Малочисленные пешеходы даже не поняли, что в скудном потоке стало на двух человек меньше — до того быстро всё произошло.       — Обними меня. Не шевелись, — велел Андре, прижимая напарника к стене.       Дублируясь в реальности и в наушнике, его хриплый шёпот прошивал ватную адреналиновую муть; угадать его присутствие можно было разве что ещё по теплу тела. Во тьме не было видно даже лихорадочно блестевших глаз; но они не нуждались в зрении, чтобы знать — сейчас у них один на двоих прозрачный взгляд человека, находящегося на грани отключки.       Только Андре был крепче, трезвее, упрямее — жертва от напарника подарила ему такой шанс.       Дыхание парня в капюшоне сбилось от усилившейся пульсации в плече… нет, болело всё его тело, ныло, тянуло, принуждало к отдыху на своём языке: «остановись или умрёшь». Виски как будто сдавливал невидимый обруч. Грудь сводило от ледяного воздуха, бестолково вталкиваемого частыми вздохами. Измотанный постоянной болью и потому вспыльчивый, он хотел бы оттолкнуть Андре, но не мог. Мог лишь повиноваться чужой воле, стиснув зубы и положив голову на плечо напарника — прикрыть некстати выделявшиеся светлые волосы, — и пытаться восстановиться перед последней перебежкой.       Подсумок, закреплённый под плащом рядом с кобурой и случайно задетый пальцами, напомнил ему, ради чего всё это. Отступление — часть миссии. Провал миссии недопустим. Благо, тренированная выдержка и опыт многое позволяли вынести. К чёрту смущение. К чёрту неловкость. Главное — выжить и выполнить приказ.       — Анго… Когда всё закончится, поужинаешь со мной? — спросил Андре.       Звук человеческого голоса — пусть и низведённого до шёпота, но ровного и уверенного — вкупе с речью о чём-то отстранённом, а подчас даже откровенно глупом, неплохо помогал отвлечься от дерьмового самочувствия.       — Ты не Джеймс Бонд, знаешь ли, — усмехнулся Анго. — Хотел сказать «если всё закончится»?       — Нет.       — Иногда твоя самоуверенность раздражает.       — Потому что у неё есть основа, в отличие от самомнения «всадников».       Оценивший тонкую шутку Анго позволил себе язвительно фыркнуть. Уверенность Андре вернула его дыханию размеренность. Бедром он чувствовал пистолет с глушителем, спрятанный под полой плаща.       За плавным поворотом улицы нарастали шум сбавлявшего обороты двигателя и шуршание шин, однако по опущенным рольставням магазинчиков, стенам и окнам бывших фабрик не скользили рассеянные отсветы фар. Минута — и узкий прямоугольник подворотни перегородил хищно вытянутый, похожий очертаниями на акулий профиль, перед машины. Серый «пежо» замер по ту сторону улицы, заглушив мотор.       Наступившая тишина обнажила гул ночного города, отдалённые смех и лай, гудение проводов. Каждый шорох, каждый шелест, каждый шаг были как на ладони. Казалось, даже биение сердца, даже высокий звон в ушах мог прозвучать предательски громко.       Окаменев, люди в тени ждали закономерного для остановки хлопка дверцы. Люди в машине ждали, что жертва, если была рядом, не вынесет напряжения, снимется с места, выдаст себя.       Пауза, должно быть, длилась от силы минут пять, однако ощущалась, как добрый час без движения и дыхания.       Двигатель снова завёлся и проработал вхолостую с минуту. Ксеноновый свет плеснул на асфальт ядовито-яркой субстанцией, не дотянув до ног беглецов каких-то жалких сантиметров. Наконец автомобиль тронулся с места и уехал так же неторопливо, как и появился.       Улица ненадолго опустела.       Из оцепенения, ледяного и болезненного, Анго вывело тёплое дыхание у виска:       — Может, всё же сделать перевязь?       — Нет, иначе нас опознают, — ответил он севшим голосом и тут же осторожно, чтобы не оглушить ненароком, откашлялся.       — Они ищут двух брюнетов.       — Нет смысла рисковать. Сейчас не вышли, но потом… Похоже, они решили наблюдать за всем сразу. Фигаро здесь, Фигаро там…       — Благодаря тебе им не хватает людей. Они не справятся с суматохой, а здесь бар неподалёку. Глушитель у меня, им некогда было перевооружаться. На этом и сыграем, — пояснил Андре, убрал пистолет в карман и вывел напарника из тупика       Анго не удержался от смешка:       — Так твой план Б — это… Когда мы сможем убраться отсюда?       — Скоро, — Андре помолчал, прикидывая время. — Когда они проедут во второй раз, начнём.       Смешавшись с курившими возле бара посетителями, они начали акт пьесы «Дружеская перебранка». Анго из-за его состояния досталась роль любителя выпить и нелюбителя здравых мер. Андре был относительно трезвым спутником и гласом совести по совместительству. Привычная к таким сюжетам публика не задерживалась надолго, на смену одним зрителям приходили другие. Пока всё шло гладко.       Мимо бара серый «пежо» проезжал без остановок. Как и сказал Андре, он грациозно кружил по кварталу подобием вышедшей на охоту акулы. Когда он свернул на параллельную улицу, примыкавшую к крупной штрафстоянке, Анго бросил в притворной злости:       — Ладно, пойдём!       Под парковку клуба отводился двор-«колодец» в наростах кондиционеров и подозрительных подтёках, отделённый от улицы аркой. Быстро оглядывая его, Анго напрягся в ощущении дежавю: мерцавшие видоискатели камер напомнили ему о снайперских винтовках — картине недавней и потому яркой.       — Выбирай, — указав на автомобили в слепых зонах, поторопил он Андре. — Надеюсь, они застрахованы.       — Кликер у тебя?       «Кликером» называлось устройство для обмана сигнализации. Несмотря на явное нетерпение напарника, Андре предпочёл сперва получить инструменты — лишняя возня была ни к чему: подозрительно. Камеры должны посчитать их хозяевами машины.       — Да, и отмычки тоже.       — Отдай их мне. Я взламываю, ты звонишь.       — Сегодня это «BSS»?       — Да.       Анго достал из кармана дешёвый кнопочный мобильник и набрал номер, по которому принимались заявки для ночного радиоэфира. Сонный голос диджея звучал как бы продолжением глухих, длинных, сонных гудков. Разыграв пьяное веселье, Анго заказал «Bitter Sweet Simphony».       Определённая мелодия на определённой радиостанции служила запросом на эвакуацию.       Выключенный мобильник отправился в ливнёвку следом за сломанной сим-картой, а Анго — на пассажирское сиденье чёрного «рено», за рулём которого, поправляя перчатки, ждал Андре. Сомнений не было: из-за раненой ноги вести автомобиль придётся совместно.       — Порядка двух километров на восток. Железнодорожный перегон. Расчётное время — пять минут пятьдесят восемь секунд.       Они сверили часы.       — Успеем, — пообещал Андре, заводя автомобиль «отмычкой» — фальшивым ключом зажигания. — На тебе педаль газа. Так что насчёт ужина?       — Охота тебе тратить время на благодарности…       — Охота. Это не обязанность и не долг, это моё желание.       Анго поморщился, подавляя порыв обшарить бардачок в поисках сигарет. Опять оно… Ощущение, будто его водят за нос. Шаг в бездну. Пропущенный удар сердца. Он никак не мог привыкнуть, что на миссиях Андре был предельно понятен, предсказуем и надёжен, как автомат Калашникова. Такому напарнику можно без раздумий доверить свою жизнь. Но во всём, что лежало за пределами слова «работа», простой Андре внезапно оказывался человеком-головоломкой, полной подтекстов, ловушек, недомолвок, двойных-тройных смыслов. Чем больше Анго узнавал его, тем загадочнее он становился вопреки всем законам логики. Лёжа на соседней койке лазарета, Анго притворялся спящим — лишь бы не втягиваться в разговор, лишь бы не ввязываться в игру с непонятными правилами. Его интуиция сходила с ума, словно стрелка компаса в магнитной буре: что он говорит сейчас? Ложь под видом правды? Правда под видом лжи? А может, Анго сам всё усложняет?       «Прекрати, это не то, что сейчас нужно!» — как обычно, пронеслось в голове одновременно с острым приступом досады, пока вслух Анго говорил ровным тоном:       — Когда выберемся, скажу, какую кухню предпочитаю.       — Так ты всё-таки отказался от «если».       На его счастье, нарастающие звуки струнного проигрыша из включенной радиолы перебили последние слова Андре, сказанные со призрачной усмешкой. Не время для болтовни и разгадок. Пока не время. Они ещё не закончили.