Me and the Devil

Josh Garrels — Words Remain

      Монотонно гудела плитка. Ложка монотонно скребла по дну ковшика. За окном монотонно шумел дождь.       В голове крутились мысли о пробе инструмента перед концертом, о вьюге, о буре в пустыне. Помешивая луковый суп, Анго в озадаченности кусал губы: как перестать себя накручивать?       Андре не нравилось, если за ним замечали плохое самочувствие. Однако оставить его, свалившегося с сильной простудой, без помощи Анго не мог. Во-первых, вспомнил о малярии; во-вторых — о долге перед родиной и планах на этого человека. Как бы ни хотелось сбежать от неловкого молчания пополам с ощущением «я не там, где мне быть положено», Анго никуда не уходил.       Непонятно было, спит Андре или нет: он лежал лицом к стене, с головой накрывшись одеялом. От частого кашля в его груди сипело и свистело на разные лады. Он пробовал дышать заложенным носом, ничего не добивался и тяжело вздыхал.       Время от времени Анго отваживался глянуть в сторону кровати. Ждал — и дождался: Андре медленно, покачиваясь, словно в приступе лунатизма, сел на постели. Растрёпанные волосы придавали ему полубезумный вид. Под мутным взглядом исподлобья становилось не по себе — он казался звериным в жёлтом свете торшера.       «Если увидишь зверя, замри», — наставлял Андре.       Торопливо выключив плитку, Анго замер.       Теперь затишье разбавлялось постукиванием дождя и зубов об край кружки. Андре бил озноб. Когда он напился и заговорил, то силился сохранить ровный тон; но из-за этого же усилия голос предательски подрагивал.       — Передай Тьери, чтоб собирал людей. Мы уходим.       — Но вам нужен отдых.       — Ерунда. Сейчас с простудой проще: развёл порошок, выпил — и вперёд. В пути пройдёт.       — Месье Жид…       — Хватит, — сказал Андре с плохо скрываемым раздражением. — Я не при смерти, я выспался. Остальное можно перетерпеть. Иди.       Анго поджал губы, надеясь приглушить магниевую вспышку протеста. Впрочем, крохотный плюс в ней имелся: сменилась пластинка его мыслей.       «Не будь таким упрямцем! Что ты доказываешь? Кому? Тебя видели куда более неприглядным и слабым, чем сейчас — и всё-таки уважают!»       Гордость, подбивающая прятать слабости и «слабости», в такие моменты уязвима сильнее всего. Если мягко, совсем чуть-чуть надавить… Анго понимал всё как никогда ясно. Психология прежде всего была для него оружием, снайперской винтовкой; держа Андре на прицеле, он колебался даже зная, что свинец поменял на снотворное.       Решиться помогло заигравшее новыми красками оправдание: «это _по-настоящему_ ради его блага».       — Месье Жид, — привлекая внимание, Анго тронул его за плечо, — насколько я помню, вы ищете сражения с достойным противником. Вам хотелось бы драться в полную силу, верно?       Андре нахмурился, сбитый с толку поворотом разговора.       — Да. Но к чему…       — Так дайте себе передышку ради будущей битвы. Ради того, чтобы вы привели к ней своих людей. Ради героической смерти вместо соломенной. — Забалтывая Андре, как врач — ребёнка, Анго откинул назад упавшие на его лицо прядки и вложил ему в руки миску с супом. — Как-то вы говорили, что это поставит на ноги кого угодно. Поешьте, а потом я схожу к замкому.       Жар притупил острый ум Андре. Медленно моргая, он с минуту смотрел то на Анго, то на суп. Затем откашлялся и проворчал:       — Ладно, лис Ренар. Скажи Тьери, что мы задержимся на пару дней… из-за погоды. Понял?       — Понял, — искренне улыбнулся Анго; с его плеч будто камень свалился.