Playing With Fire

Сынри из больницы не выписывали. Его врач был против, отводил взгляд и просил переговорить с опекуном за дверью. Джиён шёл за ним, шаг в шаг, глядя на его затылок, отчего-то доверяя этому человеку. Если мужчина в белом халате, держащий карту Ри в своих руках уверенным жестом, считает, что Сынри пока домой нельзя, то Бога ради, сколько ему угодно. Кормили тут сносно, медсёстры мягко заигрывали с подростком, иногда заставляя его краснеть. Джи мог сидеть с ним в палате, в удобном кресле, в углу, решать вопросы сделок и поставок онлайн. - У него пока не было отношений? – мужчина, выглядевший лет на сорок, понизил голос до полу-шёпота, чуть склоняя голову вперёд, заставляя и Квона вслушиваться. Джи забегал глазами по полу, складывая руки на груди. Мягкая хлопковая рубашка в клетку вместо приевшихся белых воротников здорово расслабляла. Он попытался вдуматься в чужие слова и не мог провести линию между здоровьем пациента и его личной жизнью. - Не знаете? – немного разочаровано спросил врач. - Знаю, - Квон взглянул на мужчину недовольным взглядом, собираясь грубить и давить, какая разница, были ли у Ри отношения (секс?), если его беспокоит нога. - Тогда? - Какое это имеет значение? - Мне кажется, ваш подопечный уже встретил свою родственную душу, - взгляд Джи дрогнул, он моргнул, не понимая. Доктор охотно пояснил свои слова: - Он очень быстро идёт на поправку. Просто, в ближайшие четыре года у него проявится особенное имя, но, кажется, он уже встретил своего человека. Я подумал, вам стоит об этом знать. - Это имеет какие-то… серьёзные последствия? – Джи не хотел думать, но возможно, его присутствие в жизни Ри могло плохо на него влиять. - Пока нам это только на руку. - Куда ты? – Сынри сонно заворочался, приподнимая голову над подушкой. В палате был погашен свет, лишь мягкое освещение ночника рядом с его кроватью. Джиён стоял у окна, в пол-оборота глядя на мальчика. – Домой? Он действительно не знал этого, но дом это там, где есть Сынри. Осознание простой истины легло мягким пёрышком на сердце. - Я скоро вернусь, - Джиён подошёл ближе, протягивая руку в кожаной перчатке. Было лето, жарко, но тёмная кожа здорово охлаждала. – Спи. Сынри расслабленно уложил голову на подушку, прикрытыми глазами глядя на мужчину. - Опять по работе? Джи улыбнулся, чуть скосив уголок губ. Сладость этой ночи уже текла по горлу вниз. - Это личное, - Джи коснулся губами прохладного лба, задерживая свой выход, наслаждаясь близостью мальчика. Сынри с радостью позволял ему это, ластился, делился своим теплом. – Тэян за тобой присмотрит. Месть – она должна быть холодной. Остывшей, запёкшейся, как кровь. И чтобы сдирать было больно, неожиданно, потому что ты забыла, да детка? Ханбин приволок её с достоинством – её кожа не была поцарапана, а руки не покраснели от натиравших верёвок. Она была в джинсах, белой кофточке, с завязанными в хвост волосами, в таком виде и не скажешь, что она учитель. Держалась молодцом, не плакала, не вырывалась, а даже как-то льнула к плечу красивого Ханбина. Наверное, думала, он её спасёт. Джи фыркнул. Он сидел на капоте спорткара, откинув назад руки, расслабленный, довольный, кожа перчаток скользила по начищенной поверхности. Было немного прохладно, в самый раз, чтобы не вспотеть. - Привет, милая, - он улыбнулся ей, холодно и с ненавистью, желая причинить ей очень много боли. Так много, что для её тела этого было бы слишком, с лихвой, утопить её в ней, чтобы похоронить в ней. Чтобы каждый её вдох – это боль в чистом виде, в лучшем проявлении, так, чтобы она даже кричать не могла, а лишь умирала, вновь и вновь, чтобы суметь её воскресить и – повторить. – Ты не замёрзла? Ответить она не могла – рот был перевязан, наверняка больно сдавливал челюсть, наверняка неприятно. Взгляд женщины обещал устроить ему тот ещё сеанс психологии, она не видела в нём явной опасности, считая, что сможет спасти его. Для неё он – плохиш, красавчик-бизнесмен, запутавшийся в сетях собственного эгоизма. - Да ладно, - Квон пожал плечом, оглядывая пустую парковку, освещённую со всех сторон, в принципе, не так уж страшно. Повсюду машины, существует мнимая надежда на то, что если закричать, то услышат, значит спасут. Джиён обожает дарить надежду, а потом отбирать. – Тут почти уютно. Не дрожи так, ещё ничего не началось. Из охраны никого не было, только Ким Ханбин, эдакий фаворит, Джи готов даже здороваться с ним каждое утро, пожимая мужественную ладонь. Квон попросил его убедиться, что она в удобной обуви и одежде, прежде чем привезти. Леди была в кроссовках, джинсах, но выглядела жизнеспособной. Он спрыгнул на асфальт, разминая шею и руки. По его указу, повсюду выключат свет, и начнётся игра. - Ты любишь прятки? – Квон подошёл чуть ближе, она вся сжалась, пыталась сделаться меньше, всё в ней выдавало страх. – А бегаешь хорошо? Она мотает головой, всем своим видом показывает, что нет, не надо, ну пожалуйста. Джи очень хочет искупаться в её слабости, в её мольбах, если можно – испить до дна чужую боль и слёзы. Свет в подземной парковке не самого хорошего дома замерцал, попеременно озаряя местность, то погружая во мрак. Женщина замычала, дёргаясь, уже поддаваясь панике. Её глаза забегали, она зашаркала ногами, лицо исказилось от страха. - Так не интересно, - Джи оказался очень близко к ней, хватая за плечи, срывая повязку, закрывающую её рот. Слюна потекла по подбородку и это зрелище почему понравилось ему. – Я хочу тебя слышать. Кричи так громко, как можешь. Может тогда, я насыщусь быстрее. Она бежала между рядами машин, по большей части блуждая, без цели и попыток выбраться, а просто, чтобы не попадаться. Много кричала, подгоняемая страхами, рефлексами, желанием жить. - О, хватит так визжать, - Джиён шёл по её следам, сокращал путь, когда становилось совсем скучно, настигал жертву неожиданным подвохом. Она споткнулась, когда Джи оказался за её спиной. Её страх можно было потрогать руками. Но и этого было мало. – Так ты точно умрёшь. Вставай и продолжай бежать. И молись. - П…пожалуйста, - тушь текла, размазываясь, портя красивое лицо. Тонкие женские пальцы вцеплялись в ненужные, бесполезные предметы, инстинкты играли с ней. Джи кусает губу, видя, как человек перед ним пытается выжить, борется за существование и мысль, что это бессмысленно кормила его демонов. – Я же ничего не сделала вам… Пожалуйста! Джиён отвёл мешающие выбившиеся пряди волос, открывая ключицу с особенным именем, поглаживая красивую надпись. На её белом теле это смотрелось действительно сносно. - Мне интересно, почувствует ли он твою боль, - Квон надавил, желая оставить след на месте имени, но голыми руками этого не сделаешь. Может, выжечь? Исполосовать? – Как почувствовал я, когда моя душа горела адским пламенем. Это было так… невыносимо. Как будто умираешь. Джиёну было не с кем это обсудить. Некому рассказать. - Как будто небо падает, грёбанный апокалипсис, только для тебя. Никто не умирает, только ты. Натянутые нити внутри тебя рвутся, связь разрушается, ты почувствуешь это так остро. Как будто что-то живое внутри умирает. Он на расстоянии – но ты всё чувствуешь. - Хватит, - женщина сбросила его руку, глядя с омерзением, непониманием, будто впервые его видела. – Хватит! - Ты не знала? – Джи резко вытягивает руку и смыкает пальцы на её плече, больно и сильно, она тут же поддаётся, становится податливой, льнёт к земле, пытаясь избежать боли. – В том домике была моя родственная душа, он чуть не погиб из-за твоей беспечности, да похуй, из-за чего, главное, виновата ты. Я доверился тебе, я вручил в твои грязные руки самое дорогое, что у меня есть, а ты подвела меня. Ты обещала, что с ним всё будет хорошо и он вернётся ко мне целым и невредимым. ты солгала мне? - Пожалуйста, - слёзы продолжают течь, их следы блестят на бледном лице. – Я умоляю вас, пожалуйста… Я же ничего не сделала! - Я тоже молил, - Джи привстаёт, возвышается над ней. Так происходит в животном мире, хищник настигает жертву и съедает её. Дрожащий взгляд тут же становится невыносимо-напуганным, умоляющим. – Я тоже плакал. Я хотел умереть. И, блять, ничего не работало. Никакие молитвы, сколько бы я не плакал, кого бы я не просил. В этой жизни так – либо ты действуешь, либо у тебя отбирают самое ценное. Никакого справедливого бога не существует, раз он позволяет таким как я и ты ходить по земле. - Пожалуйста… - чужая речь становится неразборчивой, Джи давит на её затылок, заставляя лицом уткнуться в вонючий асфальт. Тёмные волосы цепляются за выступы на земле, Джи наступает на их кончики, причиняя боль. - Ты сдохнешь тут, - Джи ухмыляется, кровожадно смотрит на хрупкие лопатки, в целом слабое тело, и не может понять, как по чужой вине он почти потерял свой смысл. Какой-то человек просто обнулил все его попытки защитить и сберечь Джиёново сердце, одним существованием обрекал его на верную смерть. – Сдохнешь как собака, никто тебя похоронить не сможет. И твой человек всё почувствует, как душа отделяется от тела, если конечно, в нас с тобой есть душа. В тебе есть что-то от человека? - Хватит, - женские плечи содрогаются от рыданий. – Отпустите меня, пожалуйста! Не убивайте! - Смирись, - фыркает Квон, отходя. Жертва тут же делает попытку ускользнуть, не успевая даже подняться с земли, как Джи уже давит на её затылок. – Ты умрёшь. По другому быть не может. Было много крови. Где-то на шестом порезе она сорвала голос от криков, а спустя ещё десять минут отключилась. Джи мстительно вылил на неё приготовленное ведро воды, ухмыляясь на её стоны. Чужая боль уже не приносила спокойствия – Джиёну было абсолютно ровно. Он думал, боль отпустит, поутихнет, но она не проходила, а в ушах стояли тихие стоны Сынри. Он всё ещё видел его испачканные, слипшиеся от крови волосы, его слабый взгляд, слышал его стоны и плач. Бить женщин – ниже падать просто некуда. Было смешно и грустно, иногда такое случается, от видений не сбежать, их не стереть, и искажённое болью лицо Сынри ему не развидеть уже никогда. Гладкая кожа резалась податливо, охотно, расходилась в стороны и сочилась кровью. Белая кофточка пропиталась красным, лицо знатно побледнело и блестело от испарины. Она хрипела, зажимая пальцами особо глубокие порезы, наверное, мечтая умереть. - Я так люблю его, - шепчет Джиён. Было странно с кем-то делиться этим, говорить о чувствах вслух, он не рассказывал об этом никому. Кому бы он рассказал? Говорить о безумной любви к мальчику – чистое сумасшествие, но это то, с чем он живёт. Его конечная цель, то, к чему он всегда будет стремиться, хочет он этого или нет. – Иногда мне даже страшно отпускать его в ванную умыться, понимаешь? Мерещится, что он исчезнет, так сильно это во мне горит. Я будто и не живу пока он далеко. Она явно его не слышала, тихо дыша на асфальте. Свет продолжал мерцать, но они оба к нему привыкли. Стало душно, Джи вспотел от усердия. - Не бойся, - он опустился на одно колено, доставая пистолет. Остался последний рывок, ещё чуть-чуть. Маленький шаг в бездну. Ещё немного безумия, совсем чуть-чуть, он поддастся себе ещё всего лишь раз. – Я тоже проживу недолго. Встретимся в аду? - Полежишь со мной? - Сынри приподнял уголок одеяла, чуть отодвигаясь. Он выглядел и звучал капризно, немного дуя губы, очаровательно глядя снизу вверх, на стоящего Квона. Очередной обход по палатам закончился хорошими новостями – больной шёл на поправку семимильными шагами. Джи растрепал волосы на затылке, улыбаясь. Конечно же, он согласен полежать с ним, боже, почему это должно хотя бы на четверть звучать вопросительно. Сынри радостно засмеялся, когда Джи, стянувший кеды, взобрался на высокую больничную кровать, отличающуюся от остальных в других палатах размерами. Квон лёг позади него, позволяя мальчику прижаться спиной к своей груди. Ему пришлось подпереть голову рукой, другой притягивая тощее тело к себе, укладывая широкую ладонь на чужом поджавшемся животе. Удержаться от маленького поцелуя в краешек уха была так трудно, и Джи не стал себе отказывать. Последние дни были такими спокойными, тихими. Сынри послушно пил все приносимые лекарства, морщился от уколов, но не сопротивлялся, тихо шипел на боль от наносимых мазей, пахнущих неприятно и перебивающих природный запах Ри. А ещё он почти постоянно хотел обниматься. Будь это в удобном кресле, на котором Джи поселился, или на кровати, или просто у окна. Джи осторожно обнимал его в ответ, чуть наклоняясь из-за разницы в росте. Тэян скептично приподнимал сбритый уголок брови, но деликатно молчал на все эти моменты нежности. - Ты дышишь мне прямо в ухо, - Сынри хихикнул, вжимаясь лицом в подушку. Его худые плечи сотрясались от смеха, пока Джи старательно дышал ему в ухо, специально провоцируя рефлексы. – Ну, хватит, щекотно же! Сынри заворочался, пытаясь развернуться, Квон распахнул руки, позволяя ему поменять положение. Теперь мальчик лежал к нему лицом, его взгляд стал каким-то тёплым, мерцающим, он странно улыбнулся, прежде чем вжаться лицом в его шею, обвивая руками за спину Джи. Сердце подскочило к горлу, забившись как птица, стало так невыносимо приятно, тепло, слишком нежно. Это новое для него чувство оказалось чем-то неожиданным. Он провёл по гладким волосам, пропуская их сквозь пальцы, пока мальчик мерно дышал ему в шею. Они впервые были так близко, так невыносимо впритык, что Джи чувствовал медленные удары его сердца. Весь мир перестал иметь значение и смысл – только шёлк чужих волос между пальцев, ощущение его сердца телом, его запах, забивающийся в лёгкие, тепло его тела, острые лопатки под рукой. Сынри проваливался в сон, медленно моргая, его взгляд туманился, а дыхание выравнивалось. Джи держал его в своих руках, впервые ощущая не желание защитить, спрятать, а что-то новое. Оно не было чем-то неприятным или неожиданным. Оно просто было. Джиён пролежал так полночи, пока рука совсем не затекла, но и тогда он просто откинулся на подушку, чуть приподнимая мальчика и укладывая на своей груди. Сынри устроился с удобством, продолжая сопеть и что-то бормотать во сне. Его пушистые ресницы трепетали, чуть приоткрытые алые губы что-то шептали. Джи улыбался, касаясь его щёк, всё ещё по-детски припухлых, призывающих их потискать. Сынхён припёрся в больницу, накинув на свой холёный костюм белый халат. С его вежливой улыбкой, густыми чёрными бровями и радушным голосом его вполне можно было бы принять за здешнего врача. Он тихо постучался, прежде чем войти, безошибочно углядел Сынри на кровати и двинулся в его сторону, одной рукой придерживая халат, другой – корзину с фруктами. Сынри непонимающе смотрел на гостя, которого видел впервые, потому что Джи держал оборону как мог. Но Сынри – самая лучшая часть Джиёна, его светлая сторона, он попытался быть вежливым с пришедшим гостем, уже натягивая на лицо улыбку. - Привет, малыш, - Сынхён улыбался, щуря глаза. – Как ты себя чувствуешь? - Х…хорошо, - Сынри смотрел на мрачного Джиёна, который встал перед кроватью, желая отгородить его от грязи. Не сказать что палата была изначально тесной, в ней помещалась удобная кровать, рассчитанная больше, чем на одного человека, телевизор, удобная мебель для складывания вещей и полюбившееся кресло у окна, но прямо сейчас стало внезапно тесно. – А вы… - Я друг Джиёна, - Сынхён попытался обойти мужчину, но был схвачен за локоть цепкими пальцами. Несмотря на то что, Сынри был тут, что ему прописан покой и сон, Джи не собирался впускать такого опасного человека как Сынхён в эту сторону своей частной жизни. Всё равно что вручить ему острую катану, и лечь, позволяя себя резать, спускать с себя шкуру. – Расслабься, я пришёл… - Вали отсюда, - взгляд Джи темнел на глазах, становясь тяжёлым, на самом деле опасным. Сынхён сделал ещё одну попытку обойти его, выглядя даже обиженным, но Джи каким-то образом умудрился удержать на месте рослого мужчину. Сынхён с изумлением понял, что действительно не может пройти дальше. – Я не шучу, тебе лучше уйти. - Джиён, - Сынри опустил ноги вниз, собираясь встать, как был остановлен Тэяном. Прохладный воздух лизнул его голые ноги. – Что происходит? Тэян? - Или ты уйдёшь сам или я тебе помогу, - Джиён сжал челюсти. Ему совершенно не хотелось показывать Сынри такую свою сторону – грубую, матерящуюся, умеющую причинять боль. Но если выбирать между тем, чтобы пару раз врезать Сынхёну или же познакомить его с Ри, то выбор очевиден. - Да что с тобой? – Сынхён приподнял руки в успокаивающем жесте, как будто желая убедить Джи в своей дружелюбности. Двуличный ублюдок, хранивший в своём кармане крупные неприятности для Джи. – Я просто пришёл проведать раненого, он ведь едва не умер. Почему ты… - Мы, блядь, с тобой нахуй никакие не друзья, и говорить с ним ты не будешь, поэтому бери свою корзину и вали нахер отсюда, иначе клянусь, я вскрою твой череп голыми руками. Воздух сгущался от нависшей угрозы, Сынри сжался, широко распахнув глаза. Он слышал каждое слово, видел, какими напряжёнными были плечи его опекуна, он будто враз забыл обо всём на свете и не видел ничего, кроме человека перед собой. Тэян придерживал его за плечи, отгораживая собой от картины, но Ри поддавался вперёд, желая встать поближе к опекуну. Джи никогда не был таким, он всегда учтив, вежлив и спокоен. Что такого сделал этот мужчина, раз так разозлил всегда спокойного Джи? Сынри хотел обнять и успокоить своего Джи, выглядящего сейчас как пугающим, так и напуганным. - Это прямые угрозы, - Сынхён скинул чужую руку, отходя назад. Но даже так, даже с таким голосом, полным обиды и удивления, Сынхён продолжал выглядеть глумливым, издевающимся, это заставляло Джиёна быть на стороже каждую секунду, не давать ему отводить свой взгляд. Казалось, сделай Сынхён ещё один шаг к Сынри, и Джиён рассыплется. – Ты уверен, что хочешь воевать со мной? - Это моя частная жизнь, - Джи не думал, он действовал. Поддавался своему нутру, своему внутреннему голосу, природе. Она диктовала защищать своё, бороться, не дать подойти ближе. Сынхён внушал страх совершенно другого уровня. Это нельзя было объяснить словами, тело не поддавалось контролю, все чувства обострялись рядом с этим человеком, особенно, когда он был так близок к слабости Джи, буквально стоял с ней в одной комнате. – Моя семья, тебе лезть туда не надо. - Расслабься, я не собираюсь ничего такого делать, - Сынхён засмеялся, пытаясь разрядить ситуацию. Его взгляд был изучающим, он будто пробовал, пытался, осторожно ступал по тонкому льду и готов был отступить, если лёд пойдёт трещинами. – Ты думаешь, я пришёл сюда причинить боль ему? Он ведь особенный, да, Джиён? - Ты напросился, - Джи чуть повернулся к Тэяну, безмолвно приказывая, но Сынхён опередил его, делая шаг назад. - Всё, не кипятись, уже ухожу, - мужчина рассмеялся, разворачиваясь. – Приятно было увидеться с тобой, Сынри. Сынри не ответил, напряжённо вглядываясь в спину стоящего Джиёна. Старший был ужасно напряжён, сосредоточен и опасен, он впервые сталкивался с этой его стороной. Она была тёмной, незнакомой, далёкой от него. - Сукин сын, - тихо прошипел Джиён, едва ли расслабляясь даже после того, как захлопнулась дверь. – Я, блять, просил тебя следить за теми, кто поднимается на этот этаж. - Я не знаю, почему его пустили. Ханбин стоит возле лифта. - Так выясни! Громкий приказ заставил Сынри съёжиться, мурашки страха пробежали по его телу. Он бы никогда не подумал, что всегда приятный голос Джи может так звучать. Ему захотелось отстраниться, отвернуться от такого Джиёна, незнакомого, злого и ослеплённого яростью. Мужчина едва ли вдыхал, но шумно выпускал воздух из лёгких, тщетно пытаясь успокоиться. Ещё до самого вечера Джи не мог угомониться. Кровь бежала по венам быстрее обычного, он был на взводе, ожидающий какого-то знака, чтобы сорваться. Он постоянно находился рядом с Сынри, изматываясь от беспокойства. Ему мерещилось, что Сынри не дышит, что он заснул вечным сном, он даже один раз напугал его, резко вдёргивая за плечи – его грудь перестала вздыматься на какое-то мгновенье и Джи ужасно испугался. - Да что с тобой, - Ри сонно заворчал, позволяя себя обнять, обхватывая крепкие плечи в ответ и мерно дыша. – Ты устал. Почему ты не спишь? Езжай домой и поспи. - Нет, - Джи вздохнул, целуя тёмную макушку. Какое-то грёбанное наказание. – Прости, что напугал. - Ничего, я не спал, - Сынри чувствовал, что со старшим что-то происходит, будто изнутри выжигает. – Ложись со мной, тебе нужно отдохнуть. Джиён согласно кивнул, медленно взбираясь на постель. Хлопок холодил разгорячённую кожу, он и сам не знал, что пылает, пока Сынри обеспокоенно не заелозил, жалуясь на его температуру. Держать его в своих руках было облегчением. Только в эти короткие моменты он ощущал, как тиски, сжавшие его сердце, немного расслаблялись, только так он мог перестать метаться от беспокойства. Что можно было сделать с этим безумием? Где бы он не находился, чтобы он не делал, о чём бы не думал, казалось, даже стены шептали – всему есть цена. И он свою когда-нибудь заплатит. Если осилит. - Сынри стал совсем избалованным, - мама бесшумно хлопнула дверцей холодильника, недовольно глядя на него. - То, что он отказался есть твою лазанью не делает из него капризного ребёнка, - Джи отослал сообщение Тэяну, чтобы тот поставил охрану у дома и что они скоро приедут домой, со скукой глядя на мать. – Не все любят твою стряпню. - Ребёнок, попридержи язык, ты на этой стряпне вырос, - вопреки строгости в голосе, волосы она растрепала ему вполне ласково. – Следи за его воспитанием, он может стать… той ещё проблемой. - Вряд ли, - Квон с нежностью погладил лицо мальчика на фотографии, сурово хмуря брови. – Он очень внимателен к людям вокруг, послушный и не ест сладкое на ночь. В сравнении со мной в мои четырнадцать - ангел, а не ребёнок. - То ли ещё будет, - со знанием дела произнесла мама. Джи не стал заморачиваться. Потому что хуже Джиёна быть довольно трудно. Если не невозможно. - Как его нога? Он не давался мне, так что я даже не обняла толком своего драгоценного внука. Джи вздрогнул от слов матери, задерживая дыхание. Как странно, даже будь Сынри его сыном, его плоти и крови, он бы не был столь любимым как сейчас. Просто сын. А сейчас… часть его души. Лучшая её часть. - Сколько говорить, - пришлось сворачивать беседу, поднимаясь на ноги. Уютная столовая в родительском доме даже в суровые тридцать три навевала ощущение безопасности. Было жаль уходить. – Он мне не сын. И хватит об этом. - Не говори так, - её голос опустился до просящих ноток, а глаза влажно заблестели. – Я ведь люблю его как внука. Моё солнышко, не говори что он мне не внук, пусть это и так, не отнимай надежду у своих пожилых родителей. Джи закатил глаза, ни капли не веря игре своей матери. - Сынри, - Джиён вошёл в комнату, в которой раньше жил, тихо ступая по ворсистому ковру. Тёмную комнату заполнял приятный запах Ри, в последнее время немного изменившийся, отдающий запахом свежих трав. Мальчик спал на кровати, раскинув руки в сторону, чуть повернув голову вбок. Чёрные волосы отливали блеском, чуть задевая красивый лоб, аккуратный изгиб бровей. Когда он был помладше, то любил спать свернувшись, будто пытаясь защититься даже в состоянии дрёмы. С тех пор как Джи забрал его (украл) многое изменилось. Исчезли неуверенные жесты (а нам точно можно купить этого робота?), появилась уверенность в завтрашнем дне, Джи точно знает, что делает для Сынри всё возможное и невозможное, что лезет из кожи вон ради одного его спокойного дня, что меняется со скоростью света. Но достаточно ли этого? Никто не знает того, насколько сильно он его любит. Это было не просто безумно, странно, дико. Это было больно. Жить со страхом потерять, не успеть, упустить, когда ты знаешь, что по другому уже никак нельзя – откатить назад, вернуть прошлое и что-то изменить. Выбор был сделан, голосовал лишь один он и не известно, стоит ли игра свеч. А вдруг с Хёджун ему было бы лучше? Вдруг Джиён что-то упускает? Потому что лучше – это сейчас самое важное. Это, блять, цель, сосредоточие всего самого необходимого, важнее этого лишь солнце над головой и всё. Брови Сынри сошлись на переносице, он тихо застонал, как будто сейчас заплачет. Джи сделал шаг, подходя ближе, нависая над его лицом, вглядываясь, молча спрашивая себя, всё ли он правильно делает. - Хэй, малыш, - Сынри захныкал, но тут же проснулся от собственного всхлипа, открывая чёрные глаза. Джи ласково прижал его руку к своему сердцу, слегка обнимая, ложась рядом. – Тебе приснился кошмар? - Джиён, - голос хрипел, не слушаясь, но Ри старался выговориться. - Всё хорошо, - лоб был липким от пота, Квон чуть подул на влажную кожу, желая охладить её. Мальчик немного дрожал, но срываться в слёзы не собирался. В последнее время, Джи стал с удовольствием замечать, что Сынри стал мужественнее, насколько это возможно в силу его возраста. – Расскажи, что тебе снилось? - Снег, - тихо сказал он, моргая. Сон всё ещё одолевал его, но младший сопротивлялся, как мог. – Шёл снег, и ты нёс меня куда-то. Мне снилась мама. Джиён весь окаменел, перестал поглаживать чужие волосы, даже дышать перестал, слепо глядя перед собой – изогнутые ресницы, гладкость кожи, блеск слюны на алых губах. Боль Сынри была едва ощутимой, она волной разошлась от затылка по всему телу. Потом прошла горечь. Откуда-то взялось сожаление. Это были не его чувства. Против воли в уголках глаз скапливались слёзы, он пытался их сморгнуть, но не выходило, а глаза напротив были сухими, будто в них песка насыпали. Сынри не позволял себе плакать. Он скучал по родителям, но больше всего по матери. Она у него была. Да, бедная, не совсем всесильная как Джиён, не такая пробивная как он, а отец так и вовсе слабак, не ровня ему. Это Джи – кругосветное путешествие, лучшая школа, частные самолёты и вип-палаты. Это Джиён – охрана круглые сутки, оружие и безопасность. А Хёджун была не такой. За то смелая, белокожая, черноволосая и глаза любимого цвета. И она любила Сынри, совсем как мать Джи любит его самого. Тихие поездки домой на выходные, домашняя еда, знакомая с самого детства, знакомые запахи и обои – то, чего лишил его Джиён. Имел ли он право? Кем он был тогда и кем являлся сейчас, чтобы решать, имела ли она право на него? Почему он решил, что сможет лучше? Что сделает Сынри счастливым достаточно, чтобы не просыпаться от ночных кошмаров и желаний увидеть своих родителей, пусть и бестолковых, но родных? Сынри отвёл глаза, смело и почти мужественно сдерживая слёзы, но тоскливо сводя брови. Боже, что же он наделал.