Playing With Fire

- Я говорил ему не ходить по ночам одному, - Сынри стискивает кулаки, дышит тяжело, его ресницы трепещут, как будто он едва сдерживает слёзы. Джиён старается не смотреть на него, хочет дать ему возможность себя не сдерживать. По поверхности зонта барабанят капли дождя, заглушая чужие рыдания и тихую речь Ри, которую тот говорит скорее для себя. – Говорил ему не лезть в неприятности. Он не слушал, а я… Больше всего плакали девочки из их школы. Джиён неотрывно смотрел на фотографию подростка, с сомнением решая, стоит ли подходить к безутешной матери. Она не отреагировала на новость, что похороны полностью оплачены, настолько она была не тут, что даже не отвечала на чужую речь. Джиён видел это в ней – дать ей шанс, мизерную возможность и она шагнёт в окно. И не то чтобы кто-то посмел бы ей помешать, Джиён уж точно нет, потому что он и сам не уверен, что продержался бы хотя бы дня три, чтобы иметь возможность похоронить и опустить в землю хладное тело драгоценного человека. Сынри чуть вздрагивает, когда Джиён касается его плеча, тут же резко всхлипывает, вскидывается. И его чёрные волосы взметаются к бледным щекам, когда он разворачивается и прячется в его объятьях. Джиён гладит затылок подростка, ощущая огромную потребность его защищать, спрятать в себе, скрыть ото всех бед. Наверное, мать Чонгука ему завидует. Он ловит её хрупкий взгляд и прячет свой, не смея смотреть в лицо той, у которой он отнял даже больше, чем просто всю жизнь. Он думает, что никому не позволит сделать тоже самое с ним. Он держит руку в мягких волосах Сынри и прикрывает глаза, слушая его тихий плач и как капли дождя стекают по зонту вниз. Когда к ним подходит девочка из класса Сынри, хлюпая носом и зябко ёжась от холода, Джи почему-то напрягается. Он ощущает это как нечто вливаемое в него и понимает, что беспокойство и нервозность он перенимает от стоящего в его руках Сынри. Он смотрит в его лицо и понимает, что грядущий разговор его напрягает. - Здравствуйте, - девушка вежливо кланяется, с некоторым восхищением глядя на Джи. Цепкие пальцы странного чувства откуда-то взявшейся злости на миг выбивают из колеи. Сынри сжимает в руках края пальто Квона, придвигаясь ещё ближе. – Мы хотели с классом посидеть вместе сегодня, нам есть что обсудить. Мы потеряли… близкого друга и… Она не договаривает, прижимая дрожащую ладошку к покрасневшему от холода лицу. Конечно же, идея отпустить Сынри от себя сейчас приносит небывалое сопротивление и отторжение, но если ему вдруг хочется, если это то, что помогло бы ему – то… Сынри даже не одаривает девушку ответом, отворачивая голову. Он говорит так тихо, что слышит его только Квон, всё ещё обнимающий его, дарящий ему всё своё тепло. - Я хочу домой, Джиён. - Ты уверен? Сынри решительно кивает, и бушующее сопротивление внутри опадает мягким снегом. Ханбин послушно распахивает перед ними дверь внедорожника, пока Джи помогает Сынри сесть внутрь. - Нам за ней приглядеть? – Тэян из уважения к чужому горю не раскуривает здесь сигареты, но по нему видно, как хочется. – Ну, за госпожой Чон… - Не надо, - Джиён накрывает несопротивляющегося мальчика своим пальто, поглаживая гладкую щёку, не смея оторвать взгляда от его лица. Тэян терпеливо ожидает продолжения, придерживая дверь. – Если ей хочется избавиться от боли, то кто мы такие чтобы ей мешать. Оставьте её. Водитель мягко разворачивает машину, начиная цепочку удаляющихся участников похорон, бесшумно скользя по мокрому асфальту. Сынри на удивление совсем тихий, податливый, сам льнёт в поисках тепла, смотрит вперёд и о чём-то думает. Джиён чувствует его слабость как свою, отголоски его боли растекаются по телу от груди, сливаясь с его собственной. Зимний дождь вгоняет в тоску. Похороны проходили за городом, и обратный путь кажется даже более долгим, бесконечный скучный пейзаж за окном не отвлекает от грузных мыслей. Когда они заходят домой, Сынри сразу же заворачивает в сторону чужой комнаты, на ходу стягивая куртку. Джиён следует за ним, отключая телефон, отсылая охрану за дверь и прося никому не беспокоить. Сейчас его ведут чувства подростка, который нуждается в тепле и объятьях. Джиён готов ему это предоставить, он идёт за ним лишь с целью забыть про все свои дела, отложить их все, чтобы быть рядом с ним, тогда, как он нужен ему больше всего. - Они все притворяются, - Сынри швыряет свою связку ключей на тумбочку, стягивает плотную одежду и ложится лишь в штанах и футболке в постель Джиёна, утыкаясь носом в подушку. Ровно на той стороне, где привык спать Джи. – Никто из них не был его другом или приятелем! Они все его обижали, не ставили ни во что, потому что он был не из обеспеченной семьи, а теперь, когда его нет… Они все притворяются, будто страдают! Ненавижу их всех! Это они – те, кто заслужил быть убитым в подворотне, а не он! Джиён притягивает его к себе, и они лежат так бесконечно долго, пока за окном не темнеет. Сынри обнимает его за поясницу, уткнувшись лицом ему в грудь и потираясь макушкой о гладкий подбородок. Его пальцы рисуют какие-то круги на голых участках кожи, убаюкивая, почти усыпляя. Но Джи не смеет засыпать, вдыхая родной запах, утопая в нём, ощущая, как он наполняет его силой, желанием уничтожать всё на своём пути, и впервые за последние дни его не посещают мысли о сожалении. Он не жалеет. Если выбирать между чужой жизнью пусть и хорошего человека и возможностью видеть каждый день свою душу, то да, пусть он последний эгоист, пусть таким, как он, нет места среди людей, но он выберет второе. Джиён старался держать свою личную жизнь (Сынри) и своих женщин в параллельных вселенных. Он запрещал своим временным пассиям посещать свой офис, потому что туда иногда наведывался капризный школьник, любящий сбивать с рабочего настроя Джиёна, запрещал звонить, когда он дома, и ещё много всяких «нельзя» касающиеся Сынри. Вообще, тема Сынри была под запретом, Джиён не разрешал смотреть на его фотографии в своём телефоне, не разрешал произносить его имя лишний раз, не давал и шанса с ним познакомиться, пресекая все возможности на корню. Вопросов они не задавали, думая, что Сынри его сын и просто ревнует. Джиёна такой расклад устраивал и даже привлекал. Он любил, когда его слушаются, любил, когда всё находится под контролем и не спешит срываться в непонятные дали. С его образом жизни важно было не смешивать краски. Поэтому когда он видит Сынри, уставившегося на Джису как на восьмое чудо света, сидящую в его офисе, то понимает, что где-то что-то упустил. Но в последнее время его привлекали такие сюрпризы. Ханбин виновато косится на вышедшего из лифта Джи, стоя позади Сынри в такой привычной позе, что даже с закрытыми глазами его можно было представить детально. Джису встаёт с места, держа в руках два стакана с крепким кофе, и вопросительно косится на Джиёна. Конечно же, она здесь, конечно же, у неё в глазах миллион вопросов, потому что Джи не успел с ней обсудить детали их отношений. - Милая, - вежливо здоровается он с ней, получая тёплый поцелуй в скулу. Она ярко улыбается, купаясь в его запахе, хочет обняться, но рассудительно решает повременить. – Почему ты здесь? - Хотела встретиться с тобой, - тёмные локоны скользят по шёлковой рубашке девушки, пока она ищет взглядом кабинет Джиёна. - Хорошо, Тэян, проводи её в мой кабинет. Дон за его спиной тенью отделяется от стены и жестом приглашает девушку пройти за ним. Сынри стискивает зубы, одним своим взглядом давая понять, что пренебрежение к своей персоне он терпеть не будет. Джиён вздыхает, подходя ближе. - Не хочешь нас познакомить? – Сынри смотрит ровно вперёд, сидя за столиком, на удобном кожаном диване. Джи терпит дублирующиеся чувства жадности, злости, ревности, это не совсем приятно, как будто кошки скребут душу, но то, что мальчик не спешит делиться им, сладко тешит самолюбие. – Она красивая. - В следующий раз, - медленно произносит Джиён, засовывая руки в карманы классических брюк. В следующий раз, которого не будет. Никто никогда не будет достоин того, чтобы Джиён представлял этого человека Сынри.– Ты не должен быть в школе? - Занятия закончились еще два часа назад, - вежливо вставляет Ханбин. - И ноги у неё отменные, - продолжает гнуть своё Сынри, его спина адски напряжена, а челюсти сжаты почти до боли. Джиён ухмыляется, тут же пряча своё довольство от прыткого взгляда телохранителя Сынри. – Я молчу про кожу, что уж там. Вы связаны? С наступлением семнадцатилетия вопрос родственных душ встал ребром. Оставался год до того, как у Сынри появится особенное имя и ждать тот явно не любил. Его характер не стал мягче, скорее более податливым в некоторых вопросах, когда Джиён мог надавить влиянием. Он с умом относился ко многим вопросам, касающиеся его будущего, но обсуждать в скором времени приобретаемое имя на собственном теле Сынри ненавидел. Он ждал и не ждал, он хотел и не хотел, он словно на что-то надеялся и отчаянно пытался выведать имя, написанное под сплетением лепестков вишни на теле Джи. Так проявлялась его будущая привязанность, хотел он того или нет, но подсознательно он тянулся к Джиёну как к особенному человеку. И Боже, да, это было чудесно. - Нет, - мягко сказал Джи, глядя на него сверху вниз. – Это не серьёзно. Интересно, задавался ли Сынри вопросом, почему он так напрягается, когда дело касалось личной жизни своего опекуна? Спина подростка медленно расслабилась, и его взгляд перестал быть таким надломленным и слабым. - Ханбин отвезёт тебя домой. - Эта фраза заела в твоей голове? – фыркает Сынри, но уже не звучит как участник шоу кто кого переговорит. Джиён просыпается холодной зимней ночью будто от толчка. Он распахивает глаза, мгновенно садясь на постели, зачем-то проводя рукой по пустой половине. Сон не отпускает его, и приходится заметно напрячься, чтобы вспомнить какой сегодня день. Удушливое беспокойство продолжает облизывать сердце, и он звонит Тэяну, узнать, всё ли в порядке. Предчувствие не то чтобы его никогда не обманывало, но сейчас он будто под действием чего-то иного. - Ты уже вернулся? – в голосе Тэ нет и намёка на сон, пока Джи разминает тело. Он тут же напрягается, поймав странные слова. - В каком смысле вернулся? - Ну, ты же уехал два часа назад. - Я никуда не уезжал, Тэян, - медленно и угрожающе произносит он, покрываясь вездесущими мурашками. – Я был дома. - Тогда у нас проблемы, - весело говорит Тэ. – Потому что ты или не ты в половину второго ночи сел на свой мотоцикл и укатил в неизвестном направлении. Но раз уж ты дома, то надо найти нашего Патрокла. Джиён старается не паниковать, он быстро направляется в спальню подростка, не скидывая звонка. Комната пуста, полностью погружённая в темноту, в ней на полную работает кондиционер, заставляя кожу покрыться мурашками. Или это страх? С тех пор как Джиён перестал беспокоиться так сильно, что готов был отпускать Сынри гулять на улице одному, он прекратил вздрагивать от громких криков на улице, когда сердце подскакивало в беспокойстве – не Сынри ли это кричит, не ему ли нужна помощь, не он ли зовёт маму? Он мог в любую другую ночь просто разозлиться, что пацан сбежал, будь он обычным, а не связанным по ногам и рукам страшной привязанностью, то просто устроил бы утром Сынри скандал и разнос. Но у Джиёна куча врагов, жаждущих его крови и сердца на блюдечке, никому из них не будет сложно прикончить самое дорогое, что есть у него. Сколько он, блять, раз говорил охране смотреть в оба, не упускать ни на секунду, не разрешать уходить никуда без сопровождения? - Его нет, да? – спокойно уточняет Тэян, он ничем не шуршит на другом конце города, но точно уже едет, точно уже в пути. – Мы найдём его очень быстро, Джиён, всё равно, что по красной нитке. - Мне нужно, чтобы он был в порядке. И дома. Сейчас. Тэян не отвечает и сбрасывает вызов. До самого утра они колесят по городу в разных направлениях. Всё перестаёт быть смешным, когда мотоцикл обнаруживается на парковке у одного из густонаселённых домов. Джиён сужает глаза, пытаясь не поддаваться панике, но она на удивление быстро забирается в голову и в душу. Он знал это. Всё не просто так – его разбудило вовсе не предчувствие, а инстинкты. Они разгоняли его кровь, учащали пульс, заставляли действовать, а не стоять и размышлять. Адреналин подскакивал до позволенной грани, его внимательность возросла и всё потому что его тело мчалось вперёд, желая и жаждая найти и вернуть, спасти, защитить. Одна лишь мысль, что Сынри сейчас не в безопасности, делало из него гончую. - Джиён, тебе надо успокоиться, уже утро, - Тэян отослал ребят шерстить все ближайшие дома, обзванивать больницы, лезть в дешёвые клубы, хоть под землю, им не привыкать искать черноволосого уже юношу, так всегда было и будет. – Не надо бросаться из крайности в крайность. - Ты не понимаешь, - Квон громко хлопает дверью, вновь садясь за руль. – Его нет уже пять часов. Это слишком долго, с ним что-то случилось. - Ему семнадцать, вспомни, что делал ты в его годы. Успокойся. - Я чувствую приближающуюся бурю. Мне всё это не нравится. И Дэсон, сидящий рядом с ним, насвистывает похоронный марш, сводя с ума своим смехом. Они тратят на поиски ещё пятнадцать часов, в течение которых Джиён перестаёт жить. Все его звонки уходят на голосовые сообщения, вгоняя в тоску. Его нет в моргах, уже неплохо. Он старается думать о хорошем, что все, скорее всего, обойдётся, что Сынри уже давно не десять, и он вернётся сам. Только вот мысли такие непослушные, пляшут из стороны в сторону, не давая сосредоточиться. - Мы нашли его, - говорит Ханбин в телефон, шурша чем-то на другом конце. – Заброшенная академия искусств в Кванджу. - Он в порядке? - Он в порядке, но он не один, господин Квон, - напряжённо произносит парень. – Вам стоит приехать. Время – драгоценный ресурс, и им приходится в срочном порядке вылетать, но даже на частном самолёте сделать это быстро не выходит. Перелёт экономит сразу несколько часов, и они приземляются в аэропорту, затем в быстром темпе пересаживаются на машины и несутся в ночи по льдистым дорогам. Они постоянно в движении, но Квон словно на автомате. Джиён думает – стоило догадаться. Думает – всё к этому и шло. Думает – надо было его пристрелить при первой же встрече. Сынри не выглядит так, будто его били или мучали. Он всё ещё в мотоциклетной экипировке, в кожаных брюках, плотная куртка, призванная защищать наездника, лежит на капоте мажорной машины Сынхёна, а сам Сынри в одной неплотной кофте. Его руки обтянуты перчатками, он постукивает пальцами по железной лошади, на капоте которой сейчас сидит. То, что он в порядке, видно даже отсюда, у него немного всклочены волосы, но это, скорее всего, от шлема. Молодец, он не пренебрегал правилами безопасности. На его лице нет ни царапины, и это то, что его действительно беспокоило. Джиён медленно выдыхает, подходя ближе. Тэян знаком указывает людям остановиться. Квон не уверен, с какой целью Сынхён всё это делает, но при нём нет оружия, и он один. - Я нашёл тебя, - говорит Джиён. В его голосе столько облегчения, что даже самому тошно. Никто не знает, какие убивающие, просто смертельные мысли крутились в его голове всё это время – Давай вернёмся домой. Джиён выглядел как хищник, которого морили голодом бесконечный месяц. Сынри смотрел на него и отчаянно не узнавал. В манере его речи, в том, как он стоит, уперев руку в бедро, и смотрит прямо перед собой темнеющими глазами, не было и сотой доли Джиёна, которого знал Сынри. Словно совсем другой человек. Он смотрел на него и не узнавал, точно с другим человеком встретился. Так вот о чём говорил этот Чхве Сынхён. И все эти люди, стоящие позади его опекуна. Раньше они казались Сынри обычными людьми, лишними глазами, но сейчас у каждого из них было оружие и сами они казались теми, кто этим оружием мог воспользоваться. Понимал ли Сынхён, что шёл сегодня на верную смерть? Желание причинить как можно боли было чётко написано на лице Джиёна, в каждом его движении, в каждом шаге и слове. - Тэян отвезёт тебя домой, - тем не менее, мягко говорит Джи, поворачивая голову, и Дон уже собирается выполнить приказ, как Сынри делает первый шаг из их неидеального плана. – Сынри? - Я не поеду. Можно было детально увидеть, как каменеет лицо Квона, как угроза мрачной тучей кидается на его лицо, липнет как паутина. Он буквально выдыхал опасность вместо воздуха. - Не понял. - Я никуда не поеду, - с чувством, стараясь сделать акцент на интонации, произносит Сынри, замечая, каким серьёзным и напряжённым тут же становится Ханбин, приехавший вместе с ними. - Сынри, это не обсуждается. Сядь в машину и езжай домой, на сегодня достаточно приключений, - голосом его опекуна можно было колоть лёд, таким непреклонным и твёрдым он был. Словно отказ не принимался по умолчанию. - Мы потом поговорим. - Нет, - уверенно говорит Сынри и делает шаг за спину Сынхёна. Это действует настоящим катализатором, как рычаг, так быстро Джиён ещё не разгонялся от напряжения к бешенству. Он буквально рычит, сжимая кулаки, почти хватаясь за оружие. - Я пришёл его забрать, Сынхён, и только попробуй мне помешать! - Я и не буду, - ухмыляется Чхве. Он один, без оружия и охраны, стоит словно бессмертный, абсолютно контролирующий всю ситуацию. Джиёна он так сильно бесит, так сильно выводит из себя, что терпения не хватает. Хочется застрелить его, убить, уничтожить, убрать со своего пути, не давать ему и малую долю возможности стоять между Джиёном и Сынри. Если он тот, кто угрожает спокойной жизни Ри, то его легко стереть с лица земли. Как будто и не было. Но Сынри стоит за его спиной, ищет в нём защиты, нуждается не в Джиёне, и сущность сопротивляется, не хочет на это смотреть. Хочет это искоренить. Сынри должен стоять рядом с ним, должен нуждаться только в нём. - Я не стану мешать, вот только, - Сынхён глумится над ним, насмехается, играет на его слабостях. – Захочет ли малыш сам к тебе пойти? - Сынри, детка, - Джиён убирает из своего голоса эти рычания, угрозу и жёсткость. Это ведь Сынри. Боже, одна лишь мысль, что он стоит так далеко и Джиён не сможет его защитить в случае чего, пугает. Он тянет к нему руку, мечтая прикоснуться к его волосам. Мечтая забрать из этого опасного места, где полно оружия, пугающих ребят и пахнет чем-то неприятным. – Прости, если обидел тебя. Я не знаю, что происходит, не понимаю. Иди ко мне и расскажи, что случилось. Это ведь я, твой Джиён. Ты ведь веришь мне, да детка? - Сынхён сказал мне, что ты можешь рассказать, - медленно говорит Сынри, глядя ровно ему в глаза. – Рассказать, что случилось с Чонгуком. Джиён чувствует панику, бросившуюся на него как зверь, со спины. - Малыш, - беспомощно произносит он. Хочет сказать – не делай этого. Не спрашивай меня. Не вынуждай. - Джиён, - почти плаксиво тянет Сынри, зовёт его, а в голосе звенят слёзы. Одна большая слабость Джиёна. – Что случилось с Чонгуком? А с Дэсоном? Что ты сделал с Дэсоном? Джиён, скажи мне, что это не то, что я думаю. Скажи, что это чёртова шутка! Как он сможет ему рассказать? Он смотрит на Дэсона перед собой, тенью стоящего впереди. Конечно же, никто его не видел, не слышал, он давно не здесь, не тут, давно уже мёртв. Но Джи продолжает его видеть, каждый день, слышит его голос, он не стихает и не оставляет Квона. Всё потому что… Джиён сухо сглатывает. Потому что Дэсон лежал на земле, истекая кровью, цепляясь пальцами за его воротник, плача. Он боялся крови, всегда избегал одного лишь вида алого, а земля вокруг него была сплошь залита лишь ею. Джиён считал его вздохи, считал его пульс, заверял, что всё будет хорошо, и лгал, лгал как последняя сволочь, умирающему человеку. Как он может это рассказать? Как посмеет признаться, что отнял жизнь подростка, почти ребёнка, оборвал её во имя собственного спокойствия? Как сможет сказать, что позволил его матери спрыгнуть с высотки, хотя знал, знал, что она хочет сделать это? Уничтожил, растоптал в себе всё человеческое, что-то хотя бы отдалённо напоминающее совесть, чувства жалости. Сжёг в алом пламени собственную душу и теперь пытается присвоить чужую, такую чистую, белоснежную, чудесную, самую лучшую. Родился человеком, а умрёт демоном. - Если я расскажу, то потеряю тебя, - говорит Квон, делая шаг за шагом, ощущая, как стремительно падает температура. Становилось холодно, кажется, обещали снег. А Сынри так легко одет. – А я не могу тебя потерять. Сынри зажимает свой рот ладонью, всхлипывая. Наверное, он догадывается. Наверное, в его голове крутятся ужасные мысли. Наверное, теперь он его возненавидит. - Я не смогу без тебя, - говорит Джи, прежде чем совершить рывок, заставляя Сынри вскрикнуть. Его испуганное лицо теряется в мареве движений, всё вокруг приходит в действие, а задачей Джиёна было его оттуда забрать, неважно как. Тэян подоспел сразу после него, началась суматоха, но Сынхён не сопротивлялся, послушно сдаваясь. Сынри изворачивался, так сильно сопротивлялся, будто от этого зависела его жизнь, так страстно не желая угодить в руки чудовища. Джиён схватил его, разворачивая к себе спиной, закрывая его глаза ладонью, прижимая к себе до боли сильно. Сынри, погружённый в темноту, копошился, пытался лягаться и кричал. - Отпусти меня! Ты, больной ублюдок, пусти меня! – загнанно дыша, он сопротивлялся изо всех сил, прикладывая всю свою волю и характер. - Тихо-тихо, - Джиён держал крепко, осторожно ступая задом-наперёд, таща за собой Сынри, всё ещё закрывая его глаза и не давая увидеть, как Тэян, точно палач, приставляет курок ко лбу виновного. Было шумно, а Сынри шёл, шаркая обувью по асфальту. Джи сжимал одной рукой его талию, в какой-то момент начиная тащить на себе, пока Сынри пытался выбраться, пинаясь, повиснув на старшем. Ханбин подошёл спереди, глядя с вопросом, и Джи, поколебавшись, разрешает юношу отключить одним точным ударом в подставленный затылок. Сынри вскриквает, безвольно повисает, поддаваясь вперёд, но Джи не даёт ему упасть, бережно прижимая к себе. – Тебе не стоит этого видеть, детка. Тэян без слов, без предупреждений, просто выстреливает, заливая асфальт красным. - Подгони машину, - Ханбин убегает выполнять поручение, на ходу раздавая дополнительные задания охране. Джиён осторожно подхватывает Ри на руки, прижимая к себе и покидая захламленный двор заброшенного здания. Сынри безвольно откинул голову, его отросшая тёмная чёлка падала на глаза, резко контрастируя с белоснежной кожей щёк. Он был таким красивым, что хотелось на минуту остановиться и полюбоваться им. Его тело теряло тепло и Джи поспешил укрыть его лицо в складке своей одежды, ближе прижимая к себе, шагая быстрее. В машину залезть он самостоятельно не мог и молчаливый Тэян помог ему это сделать, не давая и шанса другим увидеть полностью разрушенного и заново сложенного Джиёна. Такое уже было. Он точно также забирал его из дома, в ночной темноте, когда точно также шёл снег. Он забирал его в свой мир, держа в своих руках, в свою темноту, как делал это сейчас. В свою вечную зиму. - Я не отпущу тебя, - тихо говорит Джиён, не сопротивляясь своему секундному желанию, касаясь губами чужих мягких губ, раскрытых в дыхании, прохладных и влажных, красных как кровь. Это было лишь прикосновение, но оно принесло столько покоя и тепла, заставляя сердце отчаянно забиться где-то в глотке, будто вдохнуло в него новую жизнь, ещё один смысл, заставляя посмотреть на всё с другой стороны. – Никогда не отпущу.