Snakeskins

      Гербология с Гриффиндором, история магии с Когтевраном, чары с Пуффендуем и зелья снова с Гриффиндором.       Вышло так, что зелья были единственным занятием, на котором слизеринцы могли отдыхать.       Спустя почти месяц обучения в Хогвартсе, Артур, наконец, увидел, как Италия внутренне сломался и вышел из себя. И это было не из-за Роуз Уизли и Альбуса Поттера, категорически отказывавшихся стоять рядом с ним в зале, или из-за того, что Роуз резко велела Феличиано перестать пытаться заговорить с ней. Нет, Республика Италия потерял самообладание по совершенно иной причине.       — Верно! Я понятия не имею, что было на магическом совете 1441 года! — он был лишь отчасти разгневан, поскольку для полного гнева понадобилось бы стихийное бедствие. Он просто устал неделями торчать в обществе детей, которые были не в состоянии сами даже список покупок составить. — Или кто нарушил мир между гигантами и волшебниками Нортумбрии! Я не знаю, когда была запрещена охота на драконов в Англии или Шотландии, или Уэльсе, или Ирландии, потому что я не британец!       История магии была самым лёгким предметом для Артура и самым тяжелым — для Италии. И не потому, что ему было сложно читать на чужом языке, а потому, что у него не выходило запомнить историю, не имевшая к нему никакого отношения. Феличиано потерял самообладание прямо на занятии, и профессор, полусонный призрак по фамилии Бинс, спокойно снял десять очков со Слизерина за такой срыв.       Остальные согласились с тем, что можно потерять очки, если из-за этого первокурсники-когтевранцы перестанут посмеиваться, пряча лица за учебниками, а Италия прекратит дёргаться и тянуть время, когда ему задавали вопрос. Тишина продлилась с неделю, но к середине октября Артур уже привык тыкать Италию палочкой под столом, чтобы тот держал рот на замке и не рассказывал про собственную мрачную магическую историю.       — Хогвартс не место для чумных историй, — предупредил он, когда они собирали вещи и спешили на урок чар, в надежде догнать Скорпиуса.       — Просто подожди до шестого курса, — поклялся Италия; его отвратительное настроение улучшилось, стоило покинуть кабинет. — Тогда и узнаем, кто из нас прав.       Чары с Флитвиком были довольно забавными. Привыкнув писать двадцатистраничные отчёты, для Англии и Италии было сущей безделицей написать полфута пергамента домашней работы. Они оба решили неправильно держать палочки, и со временем это закончилось закономерной критикой.       — Ваше запястье слишком скованно, мистер Кёркленд. Да, вы сможете превратить спичку в булавку, но вы должны усвоить основы так, чтобы потом перейти к более сложным заклинаниям! — сложные заклинания, подобные превращению полусмертного существа в десятилетнего мальчика? Теперь уже Италия пихнул его в бок, чтобы удержать от язвительных комментариев, а под конец Артур понял, что и в самом деле небрежно держал палочку.       Он тут же забыл про ехидство и был совершенно унижен.       Гербология была не такой ужасной, но слизеринцам казалось, что профессор Лонгботтом практически забывал про них. К своим ученикам он был чрезвычайно внимателен и всегда был рад помочь, поэтому Англия и Италия старались занимать места рядом с Уизли и Поттером, чтобы слышать советы профессора гриффиндорцам и не калечить растения, которые они подрезали, поливали и иным образом ухаживали.       Однажды, правда, Лонгботтом подметил, что в одном из слизеринских котлов было что-то неладно. Он никогда не критиковал и крайне изредка снимал очки, но ученикам было неприятно слышать, что они сделали неправильно или как повредили растение, за которым должны были ухаживать. Лонгботтом всегда казался разочарованным тем, что у них получалось, и со временем Артур понял, что больше остальных возмущается, когда бы ни упоминался профессор гербологии.       — Мой розарий в Лондоне выиграл множество наград, — и, разумеется, все эти возмущения приходилось выслушивать Италии. Справедливости ради, Англия был вынужден слушать про Миланский Статут 508 года. — Ни единой частички магии, и упоминания в трех разных журналах. Пф!       Но, опять же, только на зельях у них получалось передохнуть.       Класс зелий находился в подземелье, рядом с гостиной Слизерина, а обучал зельям предыдущий декан Слизерина — профессор Слагхорн. Он был довольно старым профессором, почти столетним, и пил разные отвары, благодаря которым его волосы сохраняли цвет, а кожа оставалась поразительно гладкой. Возраст Слагхорна выдавала его склонность к сонливости во время уроков и то, как его хриплый голос с одышкой не соответствовал внешности.       Со слов старшекурсников, после передачи прав декана факультета профессору Малфою, Слагхорн потерял интерес к Слизерину. Он был слишком стар, чтобы заботиться об этом, и целиком переключил своё внимание на деньги. Он везде выискивал детей из богатых семей. Такие бедняки, как Хиггс, не стоили его времени.       Артур скормил ему давнишнюю историю о «приёмном ребёнке», чтобы избежать расспросов про фамилию Кёркленд, а Феличиано разыгрывал из себя дурачка и делал вид, что плохо понимает английский и потому не может ответить, кем работает его брат в Риме. Скорпиусу каждый урок приходилось уклоняться от вопросов об отце, находившегося несколькими этажами выше, но ходили слухи о том, что школьный целитель посетил кабинет Слагхорна и тут же положил всему конец.       — Откуда мне знать, нравится ему йоркширский пудинг или же сдобные котелки? — то, что его отец был деканом факультета и школьным целителем, до сих пор сильно беспокоило Скорпиуса. — Они сидят за одним столом; Слагхорн может повернуться и сам узнать!       Поттеру и Уизли пришлось испытать нечто подобное. Когда была раскрыта личность её матери, и Слагхорн сложил дважды два и понял, откуда у девочки эта фамилия.       Слагхорн относился ко всем первокурсникам одинаково и помогал им готовить смеющиеся порошки и сонные зелья, но пяти его «избранным звездочкам» приходилось постоянно отвечать на самые дурацкие вопросы. Пусть Артуру и Феличиано, которого он по привычке называл «Италией», и удалось избежать этой участи, каждую неделю их всё равно ждало ужасающее событие.       И этим событием была почта.       — Они на подходе…       — Прячься, Варгас!       И Феличиано прятался под стол каждый раз, когда Большой зал наполнялся шумом и гамом от совиного уханья и падающих перьев. Когда приходила почта, им что-то да перепадало. Артуру приходилось иметь дело с совой, серые крылья которой отливали синим, а на груди красовалось нечто похожее на шотландский крест. Птица Шотландии была своенравной и сидела на тарелке Англии до тех пор, пока не получала кусочек колбасы или же заранее подготовленное письмо с ответом на предыдущее послание.       Италии, увы, так не везло.       — Я надеюсь, что ты чертовски рад быть в этой сраной английской школе, оставив меня одного разгребать это дерьмо, — Южный Италия присылал не просто письма — нет, он специально отыскал особую зачарованную бумагу, чтобы написать кричалку. — Ну как, уже заработал уже язву желудка? Хотя кого я обманываю? Мы оба знаем, какая на вкус английская еда, а шотландская ещё хуже, но именно этого ты и заслуживаешь.       Кричалки Южной Италии не запрещали только благодаря его смекалке: он никогда не переходил на английский или, исходя из опыта Артура в общении с братьями Варгас, на стандартный итальянский. Ловино говорил на региональном диалекте, и Англия понимал, что он кричал, лишь потому, что знал старшего брата Феличиано.       — Прочти отчет и подпиши эти сраные документы, твою мать; надеюсь, твоя кошка наблюет тебе в волосы; пошел нахрен..       Первая кричалка была наихудшей: разъяренное красное письмо пускало дым по краям конверта и плавило восковую печать, пока Феличиано в панике пытался понять, что он такого сделал, чтобы заслужить такое отношение в первую же неделю. Последующие кричалки быстро открывались, едва кто-либо за слизеринским столом мог до них дотянуться, включая старосту, который любезно использовал Акцио сразу же, как сова влетала в Большой зал.       Но после криков и ругательств на всю Европу всегда следовала напряженная тишина. Письмо превращалось в пепел и неизбежно портило английский завтрак Феличиано. Последнее Италию не особенно заботило, поскольку Ловино постоянно посылал за кричалкой что-то съестное.       — Ой, а что это?       — Канноли! Он никогда не делал канноли! — прямо перед Италией опустилась зачарованная тарелка с угощением. Сегодня на ней лежали жареные трубочки с начинкой из сладкого сливочного сыра, посыпанные измельченным миндалём и сахаром. Италия сразу же забыл про кричалку, едва надкусив одну из трубочек.       — Можно попробовать? — поинтересовался Артур.       — Нет.       — Что? В смысле нет?       Италия пододвинул к Англии тарелку с заварным кремом. Тот был глубоко оскорблен и был готов вскочить и пнуть сидящего рядом идиота.       — Нет значит нет, тебе нельзя.       — Я никогда не пробовал итальянских десертов… — заметил сидящий по другую сторону от Италии Скорпиус. Когда же ему предложили одну из трубочек, Артур пришел в ярость.       — Не смей играть в любимчика! Я первым спросил!       — А он не спрашивал, — ухмыльнулся Италия. К его щеке уже прилип кусочек рикотты, а на губах блестел миндальный сахар. — Поскольку Скорпиус вырос на английской еде и не пробовал ничего стоящего, я его пожалел.       — А ну забрал свои слова обратно!       — Ух ты, как вкусно!       — Видишь?       Артур видел лишь то, что у него появилось два совершенно отвратительных друга, и потому без какого-либо раскаяния встал из-за стола, схватил в охапку книги и последний отчёт из Лондона и покинул Большой зал.       — Если опоздаете на урок полётов, это будет вашей виной! — больше никаких странностей вроде запертой двери пока что не случалось, но Артуру не хотелось рисковать. Он слышал, как за его спиной каменный пол царапают тяжелые когти. Сова Шотландии недовольно ухала — идти ей не хотелось. Долго простояв на одном месте, она резко взмахнула крыльями и с невозможным весом для подобной птицы села ему на руку. Когда птица начала прокалывать когтями его мантию, Артур выразил своё неодобрение.       — Эй! Цепляйся полегче, тварина! — сова ущипнула его за ухо, причем не играючи, а очень больно. Артур вытащил палочку, чтобы согнать ее, что привело к еще большему размахиваний руками и нескольким потерянным перьям, пока Артур поднимался по лестнице. — Уйди! Почему ты сама не отправишься в совятню, ты, старая…       — Артур Кёркленд, немедленно убрал палочку!       Англия подумал, что к нему обращается преподаватель, пока не понял, что голос какой-то уж слишком пронзительный. Обернувшись, он тут же увидев высокую рыжую Роуз Уизли, идущую к нему с палочкой в руке. Её голубые глаза сузились и хмуро смотрели на него; каждый дюйм выдавал в ней обиженного ребёнка с отвратительным характером.       — Как ты смеешь запугивать бедное животное палочкой? Немедленно отпусти его!       — Да это она в меня вцепилась, глупая девчонка! — он ещё раз сильно встряхнул рукой, чтобы доказать свою точку зрения; сова Шотландии сердито фыркнула и наконец отпустила его, вновь садясь на пол и неловко подняв крылья, пытаясь не допустить соприкосновения перьев с камнями. — Либо иди до гостиной Слизерина за письмом, либо лети в совятню и найди что-нибудь поесть, мерзкое существо, — прошипел Артур.       — Сова не виновата, что ты слишком маленький, чтобы правильно её нести, — как будто ей есть дело до этого разговора!       — Кто бы мне лекцию про правила читал, мисс Уизли! — он воспользовался грязным приёмом и ни капли об это не жалел.       — Это был укол в сторону моей семьи? — ахнула Роуз; её лицо начало багроветь, и она уже не контролировала себя. — Ты ведь знаешь, что Уизли…       — Я говорил про Варгаса! — прервал её Артур. — В поезде вы были все из себя приятели, делились историями и пожимали друг другу руки, но стоило ему надеть эту чертову шляпу, как ты стала смотреть на него так, будто у него выросла третья рука и он выжил из ума.       Девочка виновато потупила взгляд, и Англия чувствовал, как его разрывает на две части: на ту, что умоляла отпустить девочку, и ту, что хотела дать ей понять, что такое поведение будет недопустимо вне стен школы.       Более взрослая и резкая часть Артура победила.       — Вы, гриффиндорцы, придумали нам забавное прозвище — линялы, так? Ты боишься хоть раз поговорить с Варгасом? Потому что, глядя на вас двоих, понимаешь, что именно ты изменилась. После того, как на твоей мантии появился значок.       — Замолчи! Не смей оскорблять мой факультет!       — А ты не смей оскорблять моего друга, — ответил Артур. — Я не буду любезничать с тобой, мисс Уизли. Если мы не поняли друг друга — тогда ладно, давай просто разойдемся. Но если ты сначала милуешься с Варгасом и ходишь с ним под ручку, а потом делаешь вид, что ничего не было, то придумай причину получше, двуликая гриффиндорка.       — Как ты смеешь! Ты! Ты, мелкая мерзкая гусеница! — она унаследовала блестящий ум матери, но и заодно поразительно вспыльчивый характер отца. Когда Роуз Уизли подняла палочку, Артур был настолько удивлен, что не расслышал её слов — только увидел только вспышку золотого цвета, направленную прямо на него, и сделал то, что должен был.       Его рука вспомнила маневр задолго то того, как его осознал разум. Описав палочкой круг над головой, Англия встал в стойку, согнув колени, чтобы держаться подальше от скачущих искр. На мгновение произошло столкновение двух разных техник, но он слишком долго не практиковался и не знал, как избавиться от этой привычки.       Вместо того, чтобы отразить заклинание на находящиеся рядом камни, Кёркленд развернул его с помощью палочки и послал обратно в девочку. Заклинание попало Роуз Уизли в лицо, и девочка закричала и упала ничком.       Ошеломленный своими действиями, Артур посмотрел на сову брата. Фамильяр таращился на него широко распахнутыми желтыми глазами, объявляя его полным дураком, а затем сова подпрыгнула, повернулась и пошла вразвалку обратно в Большой зал. Как типично.       — Роуз? — раздался звонкий мужской голос.       — Я слышал крик! — заголосили сами стены. — Страшный крик! Что там случилось?       По стенам побежали голубые всполохи — приближались призраки, а следом раздались шаги — кто-то бежал к ним. Артур обернулся, не обращая внимания на перепуганные портреты, и увидел двух бегущих к нему высоких учеников с красными галстуками на шеях. Гордость не давала ему отвернуться; парень с черными волосами упал на колени рядом с Роуз, закрывавшей руками и коленями лицо. Было слышно, как она плакала и снова и снова повторяла «Джеймс».       — Ты! — крикнул второй ученик — очень высокая гриффиндорка с серебристыми волосами с рыжим оттенком, угрожающе взмахивая белой палочкой. — Линяла! Что ты сделал моей маленькой кузине?       — Успокойся! — начал Артур, поднял руки и направил палочку в потолок. Рядом с ним проплыл призрак Гриффиндора, Почти Безголовый Ник, поправлявший огромный воротник вокруг отрубленной с семнадцатого века шеи. — Я только блокировал её заклинание!       — Первокурсник, блокировавший заклинание? Хватит врать! — Боже, это… значок старосты на её мантии?       — Да! Спроси её сама, как она успокоится. Я просто…       — Ты пожалеешь об этом! — крикнул парень; он мог быть на втором, возможно, на третьем курсе. Вдруг, увидев что-то, он резко отдёрнул руку.       Артур тут же обратился к призраку:       — Ник! Мне нужен учитель! — он лучше знал, что можно использовать в самозащите.       — Я совершенно точно не собираюсь тебе помогать! — что?..       Англия был слишком шокирован, что школьное привидение отказывается помогать, отчего не расслышал заклинание Экспелиармус, попавшее ему в кисть. Его палочка выскочила и ударилась о стену, и Артур ощутил острое желание сбежать отсюда. Они не собирались причинять ему вред, они даже не знали, как это сделать, но два против одного это, это!..       — Отойди от него! — девушка выпустила еще одно заклинание, но оно было отбито пурпурной вспышкой, прилетевшей из-за Артура. Его маленькое тело не справлялось со смесью сильнейшего оскорбления и неистового гнева. Чья-то рука схватила его за плечо и отшвырнула назад, и ему оставалось лишь глазеть в спину Паскаля Забини, пришедшего им на выручку. — Поттер! Уизли! Найдите себе противника по возрасту!       — Ты тоже… — послышался еще чей-то голос, куда более взрослый, внезапно наславший тьму на коридор. Он казался знакомым, но в нём было что-то тяжелое, мрачное… — Я снимаю десять очков с собственного факультета, и я очень разочарован, Виктуар, что ты могла бросить такое заклятие в безоружного первокурсника.       — Подними свою палочку, Кёркленд, — Англия попытался выглянуть из-за спины Забини, но, подняв глаза, обнаружил, что старшекурсник смотрит на него так строго, как не мог смотреть ни один шестнадцатилетний парень. — Я вроде бы предупреждал первокурсников о запрете бродить по коридорам в одиночку, — тогда это казалось таким неприятным ограничением…       Артур поднял палочку, с облегчением увидев, что полированный старый дуб не поврежден. Засунув её обратно в рукав, он наконец увидел того, кто прервал бой, не дав ему разгореться.       Профессор Лонгботтом был намного чище обычного; он опустился на колени рядом с Роуз Уизли, уговаривая её показать лицо, на котором выросли густые брови, а веки и щёки покрылись уродливой щетиной. Кёркленд почувствовал, как покраснел от мысли, что с ним пыталась сделать нечто подобное, и, откровенно говоря, ни капли не жалел, что отбросил заклинание прямо в её заносчивое лицо.       — Ничего страшного нет, но если что-то начнет расти, тебе придётся навестить профессора Малфоя, — закончив с девочкой, профессор встал и встретился взглядом со старостой Слизерина. — Староста Забини, староста Уизли, шаг вперёд.       Артур опешил, обнаружив, что высокая блондинка оказалась ещё одной кузиной из обширного семейства Уизли. Когда два ученика встали перед Лонгботтомом, тот стукнул каждого по голове палочкой, и Артур ощутил, как нечто светится на их мантиях — вероятно, значки старост.       — Скажите правду. Забини?       — Я увидел двух гриффиндорцев, нападающих на первокурсника с моего факультета, профессор. Он пытался что-то сказать, но Поттер обезоружил его, а Уизли хотела наслать проклятье.       — Мисс Уизли?       — Джеймс и я услышали крик нашей кузины Роуз. Когда мы прибежали, Роуз плакала на полу, а слизеринец стоял над ней с палочкой.       Лонгботтом, кажется, принял обе истории, и именно тогда, когда Артур собирался рассказать свою версию, профессор уже вынес решение.       — Я уже снял десять очков с Гриффиндора и собираюсь снять пять у Слизерина. Колдовать в коридорах строго запрещено, а за драку вас могут отчислить или даже хуже наказать, — Англия счёл это совершенно несправедливым и чуть не задохнулся, пытаясь что-либо сказать. — Мистер Кёркленд и мисс Уизли, вы оба будете отбывать наказание у меня завтра вечером после ужина, в теплицах. Принесите палочки и гербалогические наборы. Понятно?       — Н-но профессор…       — Я не принимаю возражений, мисс Уизли. Мистер Кёркленд, вам понятно?       — Да, профессор.       Он понимал, что снова быть ребёнком — просто чудовищно, потому что у первокурсников толком не было шанса защитить себя. Это отравляло.       Шел только октябрь.       Таким был Хогвартс.