Snakeskins

      Когда в конце января Феличиано всё же доставили палочку, он повёл себя совсем не так, как ожидали другие слизеринцы.       Прилетевшая сова была не из Италии. Поскольку путь был долгим, птицы останавливались на разных совиных постах по всей Европе, передавая посылку из лап в лапы. Застенчивая серая птица с изогнутой шеей и мягкими перьями благополучно положила палочку прямо в руки Италии, а заодно — привычный пакет документов из Рима, но без кричалки.       Очевидно, профессор Малфой подобрал такие слова, что даже Ловино не рискнул ему перечить, но написать нормальное письмо он так и не сподобился.       Поперек одного из листов красовалось слово «Придурок», выведенное толстыми чёрными линиями, передающими глубину эмоций, которые Ловино не мог выразить через кричалку. Следующий лист был исписан одними оскорблениями, но последующие оказались намного приятнее. В них даже высказывалось сочувствие, что ему пришлось пережить столько неприятностей без палочки (хотя он продолжал утверждать, что Феличиано идиот и он сам виноват, и бла-бла-бла).       Но без кричалки никто в Большом зале, казалось, и не заметил посылку. Сам Феличиано не вскочил от волнения, и, когда кто-то из старшекурсников заметил палочку в его руках, он приложил палец к губам, призывая других сохранять молчание.       — Что ты задумал?       — Варгас?       Англия и Скорпиус обменялись подозрительными взглядами и последовали за ним к столу Гриффиндора. Завтрак подходил к концу, и ученики отправлялись на занятия, но первокурсники не торопились: погода по утрам сейчас не подходила для полётов. Поттера было легко заметить — он писал эссе по зельеварению, а Роуз Уизли игралась с палочкой, пытаясь закрепить самоочищающееся заклинание на чайных ложках.       Феличиано подал знак, чтобы его друзья молчали, и быстро подошел к столу.       — Поттер.       — Чего тебе, слизеринец? — Альбус поднял глаза от домашки, но за него ответил кто-то другой — мальчик постарше с чёрными волосами и самоуверенным взглядом, опиравшийся рукой на стол.       — Я обращался к Альбусу, — уточнил Феличиано.       — Но ты сказал Поттер, а это подразумевает и меня, — о, так это был Поттер-старший.       — Джеймс, — простонал Альбус, свернул пергамент и, обойдя стол, подошел к слизеринцам. Нервная дрожь вернулась к нему; он с трудом сглотнул, но всё же заговорил. — Извини, Варгас. Что такое?       — Помнишь ли ты, что я сказал после зельеварения несколько дней назад? — казалось, Альбусу хотелось залезть под скалу и больше не вылезать на свет, но он кивнул.       — Да, Варгас. Каждое слово, — не известно, Альбус так расстарался или кто-то еще, но на занятиях с гриффиндорцами Феличиано целую неделю никто не доставал. Когтевранцы и пуффендуйцы продолжали ему пакостить, но было приятно, что хотя бы час или два ему не приходилось прятаться в гостиной Слизерина.       — Тогда знай: если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы в школе, я приду на помощь, — и Феличиано, улыбаясь, протянул руку, немного устав от попыток подружиться с детьми, которые не хотели иметь ничего общего со слизеринцами. Альбус казался скорее удивлённым, чем оскорблённым, так что, возможно, он не страдал предубеждениями двоюродной сестры.       — Я, я…       Или его брата.       — Эй, ты, без палочки!       Феличиано не видел — он почувствовал, как Джеймс Поттер выпустил заклинание из палочки. Он завел протянутую руку в сторону и оттолкнул Скорпиуса, а другой схватил Артура за запястье и тоже потянул прочь. Он бы предпочёл принять весь удар на себя, нежели навлечь неприятности на других слизеринцев.       Но заклинание попало не в Феличиано, а в Альбуса.       Потому что Альбус Поттер закрыл глаза, свел плечи и встал между Феличиано и палочкой брата, принимая луч желтоватого света прямо в спину. Заклинание заставило его чуть пошатнуться, но не причинило боли. Феличиано был слишком потрясён и впечатлён, чтобы что-то сказать — а потом проклятие вступило в силу.       — Альбус? — Поттер сильно побледнел, снова открыл испуганные зелёные глаза, затем открыл рот и выплюнул огромного зелёного слизняка на пол Большого зала.       Итальянская Республика скривился от отвращения, крикнул: «Английские дети — монстры» и сразу же скрылся с места происшествия.

***

      Альбус Поттер заслуживал большего уважения, чем получал. Даже Скорпиус, у которого было множество причин не доверять ему, должен был признать, что Поттер-младший не так уж и плох.       Январь и февраль было не различить из-за погоды, которая то выливала им холодный дождь на головы, то разражалась морозами посреди ночи. Слизерину с гостиной под озером и повезло, и нет: хоть она и была абсолютно герметичной, ее стены были каменными. За зиму вода промерзла вплоть до окон — и, вероятно, даже глубже, так как общежитие фактически покоилось на затонувшем утёсе, а не на самом дне озера.       Поэтому в гостиной Слизерина было холодно. А в спальнях первокурсников — и того холоднее.       — Ну, кто-нибудь из вас додумался об активации нагревательных чар? — чего? — Серьезно?       Благословенен был Забини за терпение к первокурсникам. Он показал, как легко до чёртиков активировать чары, всего лишь взмахнув палочкой у двери спальни. Это зажигало глаза медного змея, установленного на каменной плите. Эффект был едва различим, но он заставил четырёх мальчиков почувствовать идиотами из-за того, что они не заметили, как остальные шесть дверей светилась вот так уже несколько недель. Но теперь они хотя бы начали высыпаться, а февраль растворился в марте.       — У нас на Слизерине есть традиция: считать, как скоро первокурсники до этого догадаются, — объяснял им старший брат Хиггса, который учился на шестом курсе. Забини решил, что с него хватит их невежества, и ушел готовиться к ЖАБА. — Думаю, мой курс всех превзошел: мы разрушили заклинание, мешавшее пройти в спальни девочек, и украли всё постельное бельё. В тот вечер такой бедлам был, Анжелика…       Томас Хиггс осекся на середине фразы, и Артур не понял, почему, пока не вспомнил, зачем он здесь. Он посмотрел на Италию и увидел, что у другой нации трагичное выражение лица; он осознал, что Италия никогда не забывал про их миссию. Заметив, что первокурсники молчат, старшекурсник храбро улыбнулся и продолжил:       — Анжелика рвала и метала, она ввалилась в спальни мальчиков, что-то злобно крича на итальянском и стреляя проклятиями из палочки. Она сделала мне всю одежду розовой, прикиньте! Я несколько недель был посмешищем, пока мама не прислала мне новые мантии. В конце концов её брат использовал обжигающее заклинание, чтобы вытащить её в гостиную, и связал по рукам и ногам, чтобы успокоить.       — Она всегда была такой пугающей? — напускно спокойно спросил Италия: ему явно было больно говорить об этом. Брат Хиггса только покачал головой.       — Нет, если ее не злить, она была сущей пуськой. Чарли говорил, что Гэмп с твоего курса любит поплакать — Анджела бы ее обняла и, возможно, прятала под мантией. Но еще она была вспыльчивее Пьюси. Никто из нас… не ожидал, что так случится.       Подобные рассказах о брате и сестре Розетти, как и рабочие документы из дома, вырвали Артура и Италию из иллюзии, что они — ученики Хогвартса. Они так долго находились под чарами, что через месяц или два почти перестали их замечать, а незнание Хогвартса сливало их с толпой.       Но рассказ Томаса напомнил, что они здесь не для того, чтобы ладить, заводить друзей и сдавать экзамены. Италия хранил в нагрудном кармане мантии маленькую записную книжку, в которую изредка что-то записывал, когда разговаривал со взрослыми слизеринцами. Феличиано умудрился вынюхать что-то даже у профессора Малфоя. Когда однажды днём Артур и Скорпиус пришли в больничное крыло, решив принести Гэмп согревающее зелье от чихания, они встретили там Италию — он сидел на высоком стуле, скрестив ноги, и что-то быстро записывал на итальянском в свою книжку.       Он никогда не давал Артуру ее почитать, но было очевидно, что он серьезно относится к делу.       Март, медленно переходящий в апрель, побудил Англию обсудить с Италией важную тему: как долго они будут продолжать в том же духе?       Могло показаться, поговорить наедине в Хогвартсе — легче легкого.       Как бы не так.       С одной стороны, нельзя было забывать про Скорпиуса. Было бы грубо и страшно обернуться и увидеть, что твои друзья ушли куда-то поговорить. Не стоило забывать, что слизеринцам было опасно в одиночку разгуливать по коридорам. Они не могли просто оставить его и пойти посплетничать.       С другой стороны, из-за возраста у них по-прежнему было очень мало сил: они попросту не могли не спать всю ночь. Приближались экзамены, и старшекурсники корпели по ночам над учебниками и уходили на занятия, не прикорнув и на минутку, поэтому гостиная никогда не пустовала. Хиггс же невероятно чутко спал, поэтому пытаться обсудить что-либо в спальне было все равно что перетасовать карты, только без звука.       Передавать записки было опасно, потому что, во-первых, это грозило раскрытием. Исчезающие чернила тоже не помогали: как-то раз они пробовали писать ими в библиотеке, когда Скорпиус отбывал наказание за то, что на ЗОТИ «случайно» попал оглушающим заклинанием в когтевранца, а не в сонных старых гремлинов, которых принес профессор.       Они добрались до первого «почему?» и поняли, что чернилами пользоваться неудобно. Италии требовалось немало потрудиться, чтобы изложить мысли на письме, а проклятые чернила исчезали, прежде чем он успевал написать и половину фразы. К тому же, рядом сидела Гэмп, так что им пришлось сдаться и заняться правительственными делами, прикрыв документы законченными эссе по истории.       «А что насчет туалетов?» — спросите вы? Да, восхитительная идея. Самое подходящее место для болтовни, когда знаешь по опыту, что в туалетах в подземельях лучше не задерживаться, а в остальных либо постоянно снует народ, либо обитает как минимум один недружелюбный призрак, который не постесняется спросить, что это так долго обсуждают два мальчика со Слизерина.       Однажды Артур едва не забрался к Италии на кровать, чтобы поговорить под одеялом, но стоило ему прокрасться к Феличиано, как над кроватью вспыхнул свет, и Хиггс сразу же перевернулся, так что ничего не вышло.       Артур Кёркленд однозначно не понимал, как Золотому Трио вообще удалось что-либо сделать в своё время, потому что ему-первокурснику было попросту невозможно улизнуть с другом в уголок и серьезно поговорить, не опасаясь, что их кто-то найдет.       К концу апреля они решили злобно скрежетать друг на друга зубами за обеденным столом. Когда они в последний раз пытались общаться азбукой Морзе на занятии по чарам, кто-то с Пуффендуя наябедничал Флитвику, и тот сказал, что будет еще хоть стук — и провинившегося ждет наказание. В итоге Италии склеили пальцы. С тем же успехом он мог носить варежку на левой руке.       — Да что с вами такое?       Артур решил, что с него хватит, и задал проклятущий вопрос поверх головы любопытного Скорпиуса.       — Ты хочешь остаться или нет?       — Хочу.       — Почему?       — Потому что я еще не доволен.       — Сколько еще это займёт?       — История не складывается. Я не уеду, пока не узнаю больше.       — Ладно.       — Ладно.       Значит, нужно будет летом всё хорошо обсудить.       — … Вы оба выжили из ума. Передай сосиску, Варгас.       Вскоре пришла пора экзаменов — нежданно и к огромной радости, потому что казалось, что вторая половина года пронеслась куда спокойнее первой. Если бы Артур и Италия получили оценки ниже, чем «Превосходно», они были бы обязаны сломать палочки и, возможно, даже подать в отставку. Так что вместо того, чтобы переживать за результаты экзаменов (за исключением истории магии, которую Италия так и не понимал), они поставили своей целью убедиться, что остальные первокурсники всё сдадут.       — Я ничего не помню о восстании гоблинов 1404 года.       — Это потому, что его не было, идиот, — их путь к цели заключался в том, чтобы вытащить других первокурсников из гостиной и усесться в одном из самых дальних коридоров библиотеки за круглым столом, спрятавшись под несколькими шумоподавляющими заклинаниями. Конечно, пришли не все: Хиггсу было плевать, а одна из девочек просто отказалась покинуть спальню после жуткой перепалки с подружкой Роуз Уизли. Артур оторвался от копии ежеквартальных отчётов о фондовом рынке, спрятанной под текстом по астрономии, и поддержал недовольство Скорпиуса ужасным непониманием Италией английской магической истории.       — Феличиано Варгас, — отчитал он Италию, — если ты завалишь историю магии, в сентябре я буду ждать тебя у магазина Олливандера, потому что я разломаю твою нынешнюю палочку на кусочки.       Италия только хмыкнул.       — Во-первых, я никогда не куплю английскую палочку. Во-вторых, эту я никогда не сломаю: не путай меня с моим братом, — он услышал, что сказал, на полсекунды позже остальных и на мгновение закрыл глаза, понимая, какую глупость ляпнул, сидя в окружении детей-волшебников.       — Что?       — Ты же шутишь, Варгас?       — Он сломал палочку? Случайно? Его кто-то атаковал?       — Это он постоянно присылает кричалки? Как он обходится без палочки?       — Это… — Италия не имел права смотреть на Артура так, будто тот поможет каким-то образом выбраться из ситуации. Артур чуть отодвинул учебник и обвел кружком что-то интересное на графике. — Это было давно, сейчас всё хорошо.       — Вот почему ты знал, как обращаться с вещами, когда у тебя не было палочки? — спросила Гэмп, с ужасом представляя, что было бы, сломай она палочку, и тут же схватила со стола свое сокровище из остролиста. — Кёркленд зачаровал для тебя этот ножичек из Хогсмида, но ведь руководил им ты, да?       — Извини, Элиза, но это было моё собственное заклинание.       — Из книги стандартных заклинаний, — парировала она. Сегодня она была разговорчивее обычного; Элиза нахально усмехнулась, показала ему язык и отвернулась, а все остальные засыпали Варгаса ещё большим количеством вопросов.       — Мой брат работает с магглами каждый день, и большинство из них не знает ни о волшебниках, ни о магии, ни о чём, — отделаться расплывчатыми ответами в данный момент не вышло, поэтому Италия, заметив, как однокурсники всё шире и шире распахивают глаза, разъяснил всем и сразу: — В нашем доме есть только маггловские вещи, которые работают по маггловским правилам, без каких-либо чар или заклинаний. Я помню, когда мой брат в последний раз пользовался палочкой, но это было очень-очень давно.       Если точнее — более двух десятилетий назад и, скорее всего, прямо перед тем, о чем пошутил Англия: Южный Италия взял в руки палочку, сломал ее и поклялся, что такого рода тёмная магия не будет влиять на его народ. Если бы Артур хотел быть честным с самим собой, то признал бы, что наложил столько сильных чар на свою палочку в надежде сделать то же самое. Но, в отличие от Южного Италии, Артур пытался поддерживать хорошие отношения со своим магическим населением. Магический дар в Италии не был особой привилегией.       — Звучит ужасно, — жаловался Скорпиус, глядя на Италию со смесью сочувствия и отвращения. Ему будто сказали, что его друг ел из мусорных контейнеров и спал в заплесневелой коробке в парке. — Надо будет тебе летом приехать ко мне. Малфой Мэнор огромен!       — Я спрошу его об этом.       — А правда, что ты бывал в летающей маггловской машине, Варгас? — спросила одна из девочек, сидящих рядом с Гэмп.       — А…       — Скорпиус однажды сказал нам, что именно так ты каждый раз добираешься из Рима в Лондон.       В течение нескольких секунд Италия нервно ёрзал, но затем он застенчиво улыбнулся, что сделало его немного симпатичнее, чем он был на самом деле, наклонил голову и чрезмерно пожал плечами.       — Я уже сказал — большую часть времени мы с братом живём без магии. Самолёты не так уж и плохи, если к ним привыкнуть.       Стол не взорвался болтовнёй — скорее, медленно, но уверенно наполнялся шумом и волнением, и Артур понимал, что пресекать это бессмысленно. Он словно смотрел, как морская вода поднимается в пещеру и промывает приливные бассейны. При желании можно было встать у нее на пути, но в итоге это не играло бы никакой разницы.       — У тебя случайно нет копии рецепта смеющегося порошка, Варгас? — вместо этого спросил он, замечая любопытные шепотки и ошарашенные взгляды. Даже Скорпиус был озадачен, несмотря на весь ужас. Что за странность — волшебники по собственной воле живут как магглы. Тридцать лет назад это бы заклеймило семью Варгасов как предателей крови.       Варгасов и Кёрклендев, если говорить точнее.       И подобным им, скорее всего.