Snakeskins

      — Я полагаю, в этом году ты хочешь углубиться в расследование, но ты хотя бы знаешь, с чего начать?       Артур не собирался провести еще один учебный год без какой-либо существенной работы. В самом деле, Италии следовало вынюхать всё годом ранее, когда раны были свежее, а воспоминания учеников — острее. Да, он немало расспрашивал слизеринцев, но нынешние семикурсники слишком заняты своими оценками и бедствиями на любовном фронте, чтобы думать об уже два года как мёртвых однокурсниках, и потому двум нациям было попросту не с чем работать.       По крайней мере, так сообщила летом директор МакГонагалл, но Артур не смог отговорить Италию, да и они предварительно согласились проучиться в школе все семь лет. Видит бог: отношения между факультетами настолько накалились, что двум нациям приходилось постоянно оставаться начеку и даже принимать участие в ужасах, творимых детьми.       — Хиггс! — своеобразное участие, заключавшееся в поступках, которые не ожидали их сокурсники.       — Наконец-то вы… — Чарльз Хиггс оглянулся через плечо и обнаружил, что палочка Артура Кёркленда целилась ему прямо между глаз. Шок заставил его полностью остановиться, чего и хотел Артур. Италия же подбежал с другой стороны, словно хотел укусить другу запястье, чтобы тот отпустил ученика, которого он тянул за воротник.       — Вы с ума посходили?! Не тыкай этим в меня, Кёркленд! — у их ног валялись палочки, и ученик, с которым дрался Хиггс, вскоре присоединился к ним. Артур убрал свою палочку, чтобы показать, что для победы ему не нужно никакого мистического преимущества, но медленно, чтобы высокий тугодум Хиггс не подумал, что он струсил.       — Ты совсем забыл, что сказал Забини на прошлой неделе? — рявкнул он. — Или профессор Малфой? Боже, чувак, октябрь даже не начался!       — Этот грязный мелкий полукровка…       — Меньше даже Варгаса, и мне плевать на его кровь: если ты такой чистокровный, так и веди себя соответственно!       То, как Хиггс повел плечами под чёрной мантией, означало, что был в ярости; его пухлая шея напряглась, а рот скривился, сдерживая резкие слова. Но каким бы большим он ни был, Хиггс оставался мальчиком, ребёнком; услышать подобные слова от друзей было бы ужасно даже взрослому, не то что двенадцатилетнему мальчику.       — Вот… вот погоди, доберёмся мы до гостиной… — зарычал он, но Артур понимал всё куда лучше. Он видел в нём дрожь, вспышку боли в серых глазах, которая исчезла одной из первых, когда она наклонился, подобрал палочку и убежал прочь. Извинения будут позже, но после того, как услышит от него всю историю.       — Вот, съешь. Я берёг её напоследок! — Италия протягивал сидящему у стены мальчику сине-золотую коробочку с шоколадной лягушкой. На шее у него был желто-черный галстук, а на груди красовался серебряный барсук. Цвета факультета сочетались с его карамельным кудряшками и веснушками на его щеках и коротеньком носике.       — С-спасибо? — его голубые глаза были широко открыты, бледные брови и ресницы подрагивали, когда он смотрел с пола на Италию, сидевшего на корточках, и Артура, так и не сдвинувшегося с места. — Разве вы не слизеринцы? — его пальцы слегка тряслись, когда она пытался раскрыть коробочку, из-за чего сладкое угощение с легкостью сбежало на стену. Италия рассмеялся, схватил лягушку, не дав ей окончательно сбежать, и передал шевелящуюся штуку мальчику с Пуффендуя. Тот улыбнулся и откусил большой кусок.       — Конечно, слизеринцы, — ответил Артур, скрестив руки и наблюдая, как разворачивается разговор. — Никогда не видел, чтобы Хиггс так себя вёл.       — Да: прости, но если это была твоя вина, ты должен мне лягушку, — Италия сказал это с улыбкой, которая была либо натянутой, либо прямо-таки угрожающей, но пуффендуец на полу живо кивнул, и, засунув в рот остальную лягушку, встал и протянул руку.       — Ян Финни…       — Эй! Отойдите от него, линялы!       Ян, если так его звали, с полным ртом шоколада обернулся и в ужасе наткнулся на… другого Яна?       Те же кудряшки, тот же нос-пуговица, те же синие глаза… но на этот раз злые, не ошеломленные поражением или попытками поймать лягушку. Второй Ян встал перед первым Яном и достал палочку, побуждая Артура сделать то же самое.       Италия застонал.       — Но мы ничего не сделали! — его будто трясло. Артур поклялся, что наставит палочку уже на него, если он расплачется.       Они, должно быть, были братьями и, возможно, даже близнецами, потому что первый пуффендуец, продолжая дожевывать шоколад, взял и толкнул второго. Тот свалился прямо на руку, держащую палочку, и почти сразу же началась настоящая драка.       — Откуда ты взял шоколад?!       — Они дали мне… не встань на мою палочку!       — Почему она на полу?       Артур это показалось смешным, но, взглянув на Италию, он заметил на его лице болезненную тоску по дому и брату.       — Ян и Финн Финниган, — послышалось два голоса сразу; одинаковые мальчики с одинаковыми лицами поднялись и встали плечом к плечу. Яна можно было отличить только по размазанному шоколаду в уголке рта. — Я — Финн, он — Ян.       — Нет, я — Ян, а он — Финн, — они обняли друг друга и ухмыльнулись, показывая на друг на друга. Артур подумал, что понял, но потом понял, что не понял, сбитый с толку маячившими перед ним лицами.       — Ян? — сказал он, и один из близнецов тут же обернулся. Артур намеренно медленно поднял палочку и выпустил струйку дыма, окрасившую кудри Яна Финнигана в ярко-зелёный цвет. Его брат-близнец расплылся в широкой улыбке, разразился истерическим смехом, хлопаньем в ладоши и даже согнулся напополам.       — Ян, Финн, — сказал Артур, указывая на каждого палочкой, а затем повернулся к Италии. Тот распахнул глаза и поднял обе руки вверх, отступая и бормоча «нет, пожалуйста, не надо!», но Артур все равно окрасил его волосы в оранжевый. — Феличиано.       — Придурок! Почему всегда волосы? Почему мои волосы? — это Артур пропустил мимо ушей.       — И Артур, Артур Кёркленд, — представился он, не слушая, как Италия скулит и плачет про то, как долго ему пришлось в прошлый раз избавляться от синевы.       — Мне нравится, как ты решаешь дела, Кёркленд, — засмеялся Финн. Ян молча пытался вытянуть прядь волос, чтобы увидеть, насколько зелёными они стали. — Но мы оба на Пуффендуе, мы не можем появиться с зелёными волосами!       — Возможно, ты бы предпочёл цвет фуксии? — предложил Артур и отпрыгнул, когда Италия намеревался ощутимо ударить его по лодыжке.       К сожалению, веселье было прервано отдалённым звоном колокола — сигнала, что перерыв между занятиями закончился и у учеников осталось всего пять минут, чтобы добраться до аудиторий. Артур проявил любезность и снял проклятие с Яна, хотя Финн утверждал, что ему так лучше, и первокурсники-пуффендуйцы убежали к однокурсникам. Феличиано вернул волосам прежний цвет несколькими грубыми тычками палочки, после чего они оба поспешили на трансфигурацию.       Учитывая то, что трансфигурация был одним из любимых предметов Италии, Артур был прощен задолго до того, как они смогли объясниться перед Хиггсом. Скорпиус сидел за другим столом с их презренным одноклассником, в то время как слизеринки тянули жребий, кому придётся сидеть с когтевранцем, который с отвращением ожидал решения судьбы.       — Знаешь, чего я хочу? — сказал расслабленный и счастливый Италия, когда лекция профессора Паркинсон закончились, и суровая ведьма, раздав задания, начала мерить шагами аудиторию и наблюдать за когтевранцами, как ястреб. Слизеринцы знали, что её можно не бояться, хотя Артуру казалось, что профессор Паркинсон была слишком строга к ученикам с других факультетов.       — Поесть пасты и вздремнуть? — они превращали листы бумаги для оригами в цветы. Артур создал несколько недоделанных роз и решил сосредоточиться на одной — с тёмно-красными лепестками и тонкой золотой окантовкой по верху.       — Ве, я всегда люблю вздремнуть, но сейчас я хочу… — Италия штамповал цветы, как на конвейере, и сейчас связывал маргаритки в венок. Кончик его гладкой черной палочки чертил спирали в воздухе, чтобы цветы сцеплялись сами собой. Порвав один из листов бумаги, он создал маленькие голубые незабудки, но если за ними последуют лавры, Артур сожжет всю конструкцию на месте. — Сыграть в футбол.       — Оу… — Артур не думал об этом, но стоило Италии об этом упомянуть, как он сразу почувствовал воображаемый запах зелёной травы, подстриженной перед матчем, на ногах — кроссовки с тугими шипами вместо свободных школьных туфель, а на коже — ощущение лёгкого джерси вместо тяжелых свитеров и мантий. — Знаешь, летом я пытался научить ему Скорпиуса.       — Ну почему у волшебников нет футбола? — риторически спросил Италия.       — Потому что у них есть квиддич, — и не было ничего более раздражающего, чем познакомить чистокровного волшебника со спортом, в котором совершенно нет магии и приходится либо бежать и пинать, либо падать и пытаться дышать. — Нам пришлось использовать квоффл. Жуткая вышла замена.       — Как ты отбивал квоффл?       — Очень болезненно.       — Вы сегодня очень разговорчивые, — Артур поднял глаза и увидел профессора Паркинсон, стоящую, скрестив руки, прямо у их стола; её привычно хмурый взгляд усугублялся темными тенями и помадой. Её чёрные волосы были стянуты в тугой узел, но чёлка свисала вниз, обрамляя лицо. Хуже всего было то, что она была сурова к Артуру из-за его фамилии, но потом удивительно мило улыбнулась Италии.       Мало кто не слышал о Кёркленде во время Волшебной войны, в которой довелось поучаствовать и профессору. Варгаса же в Британии никто не знал. И он был слизеринцем. И он хорошо занимался на её уроках.       — Великолепная работа, мистер Варгас: пять очков Слизерину. У вас тонкое, но мощное владение этим искусством.       — О, спасибо, профессор! Мне просто нравится смотреть, как вы работаете, — а ещё он был огромной задницей, но Артур это в расчёт не брал. — Какой цветок вы посоветуете создать? Может быть, маргаритки для меня слишком просты, — провокатор.       — Что ж, мистер Кёркленд пытается создать розу, почему бы тебе не помочь ему?       Артур подождал, пока профессор отвернётся, прежде чем бросить на Италию взгляд, говорящий, что если он попытается предложить помощь, Артур в ответ поставит ему фингал под глазом.       К концу урока Артур собрал шесть здоровых красных и белых роз. Скорпиус, Хиггс и Гэмп создали необходимое количество лепестков и стеблей для прохождения раздела, а Италия гротескно перестарался, сделав венок из маргариток, цепочку из незабудок и три розы — зелёную, красную и белую, прежде чем Артур стукнул его по затылку и велел перестать выпендриваться.       — Ты так стараешься, только чтобы когтевранцы не донимали тебя на Истории, — Скорпиус и Хиггс исчезли под конец трансфигурации, и, поскольку это был последний урок перед астрономией, они могли не спешить.       — Похоже, ты завидуешь, Кёркленд, — но Италия этого не отрицал, а значит, Артур, вероятно, был прав. Если говорить начистоту, это был надёжный план.       — Меня волнует другое, — сказал он, глядя в том направлении, куда исчезли два слизеринца. — Мне не нравится, когда эти двое сбегают.       — Скорпиус услышал что-то от своего отца, — от раздавшегося слева голоса Гэмп Артур чуть не подпрыгнул.       Элиза Гэмп, когда не плакала, была из тех девочек, которые молчали до тех пор, пока что-нибудь внезапно не побудит её говорить. Артур не мог прокомментировать её внешний вид: она казалась здоровой двенадцатилетней девочкой, небольшого роста и с густыми чёрными волосами, совсем как у профессора Паркинсон, но казалось, что она старается быть невозмутимой и незаинтересованной. Её подбородок почти постоянно поднимался вверх, из-за чего её слёзы становились ещё заметнее. В руке она держала лозу из крохотных нежных незабудок, и Артур осуждающе посмотрел на Италию, но тот его проигнорировал.       — Я просто… повторила за ним, — Гэмп смутилась, вызвав такие переглядывания, но Артур был счастлив услышать это, чем понять, что Италия флиртует с несовершеннолетними.       Если он осмелится разбивать сердца британских девушек, Артур его выпотрошит.       — Ты хотела с нами потренироваться, Элиза? — предложил Италия, а Артур не возражал. Гэмп проводила мало времени с другими девочками — они либо считали ее плаксой, либо их интересы просто не совпадали. Чаще всего она либо поддакивала, когда нации общались со Скорпиусом, либо сидела в совятне со своим снежно-белым питомцем.       То, как она улыбнулась, но потом постаралась это скрыть, всё сказало за нее; она так крепко сжала книги, что чуть не раздавила свои цветы. Она шла следом за ними, пока Артур не смутился и не отошел, чтобы она оказалась в середине.       — Скорпиус выглядел рассеянным. Это из-за квидича? — в последнее время мальчик был буквально зациклен на этой теме и с затаенным дыханием ждал назначенного дня испытания. Из-за этого Феличиано и Артуру приходилось спускаться в подземелья окольными путями, потому что был велик шанс, что он может выскочить из-за угла и вытащить их на поле, чтобы потренироваться в полетах на мётлах.       — Нет, — ответила Гэмп, качая головой. Ей было неудобно идти между ними, но нации не давали ей вновь уйти им за спины, потому что хотели услышать её тихий голос. — Он снова пришел напуганным, а поскольку Хиггс был в таком отвратном настроении, они тут же разговорились. Что вы сделали с Хиггсом? Он выглядел таким расстроенным.       — А, мы должны перед ним извиниться.       — Нет, не должны, — отрезал Артур. — Мы не дали ему избить первокурсника с Пуффендуя. Мне всё равно, что сказал Финниган, если, конечно, это была не какая-нибудь гадость. На первокурсников нападать нельзя, — Артур прочувствовал это на своей шкуре и не собирался смотреть, как кто-то другой будет задирать тех, кто не может дать отпор.       — Хорошо, тогда нам надо поговорить с ним, — Италия изменил формулировку, и Артур не увидел необходимости что-то оспаривать.       — Ну, можешь начинать, — Элиза внезапно остановилась и взволнованно кивнула вперед. — Вот они.       Мальчики не просто шли. Скорпиус и Хиггс мчались к ним по коридору, держа наготове палочки. На лице Малфоя отчетливо читался ужас, а Чарльз выглядел, как пойманное животное, когда он увидел, что Артур и Италия преграждают ему путь.       — Вы… вы должны пойти! Боже мой, это ужасно!       — Что?       — Не спрашивай, поторопись! — Скорпиус потянул Артура за рукав, и тот сдался; оглянувшись, он увидел, как Италия берет сопротивляющуюся Гэмп за руку и тащит её за собой. Хиггс прикусил нижнюю губу, будто пытаясь не стиснуть зубы; он не сказал ни слова — лишь что-то проворчал и махнул рукой, уводя их через каменный дверной проём.       Бодрый шаг превратился в бег трусцой по опустевшим залам; все пятеро промчались через холл и поднялись по движущимся лестницам на четвёртый этаж.       — Раздался ужасный крик, — выдохнул Хиггс, пока Гэмп жаловалась на тяжелые книги. Она остановилась, постучала по ним палочкой, и те полетели за ней.       — Он шел от стен… мы как раз собирались срезать путь к подземельям, когда услышали это! — крики с четвёртого этажа? Но там же как раз лазарет, так что, возможно…       — Просто пошли!       Они бежали, пока не миновали белые двери лазарета, а затем Скорпиус и Хиггс начали замедляться, глядя на стены и перебегая от портрета к портрету. На этот раз на зачарованных холстах никого не было, каждая богато украшенная рама была пуста, а фоны с мерцающими свечами или кипящими котлами лишились хозяев.       — Она была на этой стене, одна из этих…       — Подожди, ты хочешь сказать, что картина кричала? — спросил Артур.       — Хуже, — ответил Хиггс, пока Скорпиус искал нужную, а Гэмп с трудом переводила дух.       — Что вы здесь делаете?       Ни у кого из пятерых учеников не возникло и мысли, что, возможно, лишь возможно, раз Скорпиус Малфой услышал крик, то и его отец, профессор Малфой, определённо его слышал. Второкурсники так и продолжали стоять, когда декан их факультета и школьный лекарь вышел из лазарета в белой рабочей мантии с зелёной подкладкой, а потом начали выдумывать ответы.       — Мётлы…       — … и цветы, мы…       — … мы шли по коридору.       — Мы хотели пройти по коридору, чтобы попасть в гостиную, — последовал еще один притянутый за уши ответ, и Артур с Италией позволили детям говорить за них. Гэмп выдумала ладную историю, но нации не были уверены, что вообще в чем-то напортачили, чтобы так отчаянно врать. Профессор Малфой тоже, вроде как, не собирался их ругать, но позади него, между стеклянными окнами, виднелся большой голый кусок каменной стены; несколько пятен грязи на массивных желтых кирпичах намекали, что здесь ранее что-то висело.       — Вы прошли около пятидесяти ярдов мимо входа в гостиную. Мистер Варгас, я надеюсь, вы будете лучше разбираться в секретах Хогвартса, когда кому-то их показываете, — Италия был единственным, кого долго держали в лазарете, и потому профессор Малфой показал ему самый быстрый путь обратно в подземелья, с помощью которого можно было спастись от летного инструктора. — А теперь прочь, здесь не на что смотреть.       — Да, профессор, — Скорпиус обернулся первым, болезненно покраснев и позеленев разом. Когда они достигли треснувшего камня в стене, Италия вытащил палочку, постучал ей три раза и открыл крутую каменную горку, которая должна была пронести их через замок с молниеносной скоростью. Это было немного пугающе и работало только в одном направлении: обратно из подземелья пришлось бы либо лететь, либо подниматься по очень длинному лестничному пролёту.       Хиггс и Скорпиус использовали спуск, чтобы собраться с мыслями, и, в случае Скорпиуса, успокоиться. Все пятеро уселись за одним из низких столиков в гостиной, ожидая урока астрономии, и только тогда Скорпиус, наконец, смог объясниться.       — Кто-то порезал её, — заявил он тревожным голосом. — Я никогда не слышал о подобном вандализме, но кто-то взял ножницы или нож и изрезал портрет цветочницы, висящей между этими окнами. Хиггс и я видели её кричащие клочья, но потом сорвались и убежали.       — Я ничего хуже не видел, — согласился Хиггс, и Артур взглянул на старшего брата Хиггса, который откинулся на спинку стула и бросал в их сторону любопытные взгляды: семикурсники всегда опасались шепотков младшекурсников. — Я не знал, что люди на картинах могут истекать кровью, — Артур слышал об этом, но очень редко. — Теперь я дважды подумаю, прежде чем буду вырезать картинки из «Пророка»…       Таким отрезвляющим образом завершился сентябрь.       И он задал тон на весь оставшийся год.