Джентльмены в поисках десятки

Не каждая женщина умеет просыпаться с царственным изяществом, достойным самой Клеопатры. Матильда Раканович владела этим искусством в совершенстве. Один пылкий австрийский майор, восхищенный этим упоительным зрелищем, с придыханием, называл ее принцессой. И в этот раз Матильда проснулась именно так. И совершенно неважно, что вчера она выпила невероятное количество абсента, а потом имела то, что скромницы стыдливо именуют амурными похождениями. Сама Матильда назвала бы это более кратко, зато гораздо более емко и точно. Тем более что голова у нее изрядно болела. Похоже Арон - таки нашел на свое седалище приключений. Вернуться в оплот чопорности, чистоты и воздержания с дорожной сумкой, в которой звенели бутылки с абсентом, низкорослой девицей, которая на него вешалась, Эпинским, который выглядел сытым, пьяным и довольным (в последние полгода он выглядел наоборот), а так же несколькими безымянными прихлебателями, было слишком, даже для Арона. Влить в сопротивляющегося дежурного служителя толстовской ночлежки полбутыли абсента, пожалуй, тоже. Пикник устроили сразу в нескольких комнатах. Абсент, хлеб, сыр и запретное здесь мясо заполнили столы. Завет Льва Толстого «Чем больше человек научится подчиняться, тем дороже ему будут духовные интересы жизни, и тем скорее он из материального превратится в радостное духовное существо», вдохновлявший служителей приюта на суровое ограничение постояльцев в пище и других удовольствиях был безжалостно попран. «Голодного пост что пьяного молитва» - как-то сказал Арон по этому поводу этого тезиса из толстовского молитвослова. Лев Толстой, несомненно, ответил бы Арону собственной цитатой: «Для человека, живущего для души, разрушение тела есть только освобождение», на что Арон посоветовал бы зеркалу русской революции начать с себя и ограничиться собой. Так же классик всю жизнь, боровшийся с половой тягой к женщинам был бы несправедливо назван гомосексуалистом и отправлен в область мужских гениталий. Но этого диалога так и не произошло, так как Арон никогда не встречался с Львом Толстым. Это не помешало Арону накрыть пир на весь мир. Разумеется, поговорить с внуком на тему «что это все значит и за чей счет этот банкет» Матильде не удалось. Осталось только присоединиться к безобразию и даже его возглавить, а заодно спасти бдительного повара – оккультиста. Повар, очевидно при помощи третьего глаза почуял запретное, вошел в комнату и увидел мясо. После этого повар впал в священную ярость и даже начал топтать кусок ветчины. Попутно он кричал, что Линней считал людей плодоядными животными, страшал всех негативной кармой и гневом индийских богов, а так же проклинал собравшихся, обзывая их ракшасами и данавами. Пьяные Арон и Эпинский таких слов не знали, но на всякий случай обиделись. После применения грубой физической силы повара поставили на четвереньки (йоги называют это позой стола) и собирались запихнуть ему в зад найденные на кухне «стрелы Арджуны». Благодаря вмешательству Матильды, повара всего лишь заставили съесть килограмм вареной моркови. Улучшив себе карму и наскоро познакомившись с девицей и прихлебателями, Матильда оценила абсент, пожевала бутерброд, потом еще раз оценила абсент, потом назвала сухопарого старичка, решившего вспомнить молодость старой развалиной, сразу же вспомнила, что сама тоже не молода, и с горя залпом оценила полный стакан абсента. Арон начал вдохновенно выступать о свержении большевиков, окружающие апплодировали. Матильда сьела бутерброд, оценила как девица нагло прижимается к Арону, одобрила аппетит вгрызающегося в окорок Эпинского, и снова прислушалась к внуку, который в этот самый момент поминал самодержавие Романовых. Тут же к Матильде явилась зеленая фея, и спросила: «Почему ты не Кшесинская?». Матильда сперва удивилась, потом обиделась, сказала фее обидные слова, и оценила абсент. И тут же она вспомнила, что действительно могла бы стать Кшесинской. Здесь же во Франции в 1908 году, она познакомилась с молодым профессором итальянского происхождения. Итальянец умел необычайно красиво говорить, обладал атлетической фигурой. Как красиво и страстно он говорил ей: «Ti amo incredibilmente, la mia bella Matilda! La mia bella valchiria ungherese!» Если бы Матильда не сбежала, когда ее стали преследовать люди, недовольные одним из прошлых приключений, прекрасная авантюристка осталась бы с ним, и кто знает… Матильда загрустила от воспоминания, и тут же утешилась еще одним стаканом зеленого напитка. А потом она обнаружила, что лежит в собственной спальне, уткнувшись лицом в подушки, и на ней ничего нет, а вот в ней, наоборот, кто-то есть. Этот кто-то обладал энергией и пылом молодости, но до искусства и фантазии парижского архиепископа, к которому Матильда ходила на «исповеди» кому-то было очень и очень далеко. Архиепископ был большой затейник. И, надо отметить, он был довольно щедрым. Еще год или полтора и Матильде, уставшей от постоянных авантюр и переездов, хватило бы денег от проданных подарков на покупку небольшого поместья в области Божоле в окрестностях Клошмерля. Бывшая соперница Матильды за внимание нескольких молодых лейтенантов баронесса де Кутербиш обещала порекомендовать Арону красивую и богатую невесту из семьи местных виноделов. Прекрасная Альфонсина не только простила былую соперницу (напоминающую ей о лейтенантах, которых они обе вынуждены были покинуть), но и будучи сильной по характеру и любящей опекать женщиной, горячо одобрила мысли Матильды окончательно обосноваться во Франции. Когда соперничество прекратилось, баронеса и Матлильда стали подругами и часто переписывались, когда баронесса уехала в родовой замок в провинции Божоле. Согласно плану Матильды деньги предусмотрительно скрывались от Арона, что бы он не отправился куда нибудь в Аргентину организовывать пингвинью ферму или воевать на Боливийско - Парагвайскую войну. Зато потом, после покупки поместья Арон мог бы наслаждаться жизнью винодела, пуская свою энергию на эксперименты с новыми сортами вина. А период воздержания пошел бы внуку на пользу, научив дисциплине и снизив пылкость характера. Матильда закончила вспоминать и окончательно проснулась. Увы, второй участник рандеву исчез и предпочел остаться неизвестным. А вот директор приюта месье Энфер напротив, напомнил о своем существовании. Сперва в дверь раздался строгий, но сдержанный стук, а затем дверь деликатно приоткрылась и голос месье Энфера произнес: - Разрешите войти, сударыня? - Я не одета, месье, соизвольте подождать пять минут. - Разумеется. Матильда быстро оделась, выбрав наиболее скромные вещи из своего гардероба. Она догадывалась кто и зачем принес месье Энфера, и предчувствовала что ей придется сегодня говорить со многими людьми. И вообще вчерашний разгул может обернуться серьезными неприятностями. Одевшись и причесавшись, Матильда милостиво позволила директору войти. Разумеется, месье Энфер воспользовался приглашением. Одетый в дорогой классический костюм, шляпу и монокль, он выглядел бы респектабельным господином, если бы не бульдожье выражение лица и пронзительный недоброжелательный взгляд. Проницательный человек по его коренастой фигуре, цепким рукам и выражению лица предположил бы в нем бывшего полицейского (и не ошибся бы). А Матильда при ее образе жизни была проницательной, поэтому не ждала от месье Энфера ничего хорошего. Особенно сейчас. Вошедший в комнату директор остановился в дверях, перекрыв выход из комнаты. - Госпожа Матильда, этой ночью ваш внук и его друзья совершили вопиющее нарушение правил приюта. Они опустились до насилия над сторожем и поваром. Они пили запретный алкоголь и ели запретное мясо. Ваш внук согрешил с девицей. А ведь он знаком с наставлениями, данными в Крейцеровой сонате и Первой Ступени! Велика вина и требует отмщения! Все молодчики и развратница схвачены мной и преданы в руки служителей закона. Я лично прослежу что бы их доставили в полицию. Вы разделите их участь так как не препятствовали разврату. Когда было нужно, Матильда умела думать быстро. - «Ишь ты как заговорил! Под святошу закосил, филер. Ты нас в полицию отправишь, а там твои легавые дружки дело сошьют. Да только такие трюки не с оборванцами вроде нас делают, а с теми кто откупиться может. Значит дело не в этом. Во что же Ароша вчера вляпался?» Разумеется, ничего подобного Матильда не сказала, а напротив, попросила разрешения собрать сумочку. В которую она добавила острую вязальную спицу и пузырек, выглядящий как духи, но содержащий хлороформ. -«Еще посмотрим, легавый, чья возьмет». – этого она тоже не сказала. Через две минуты они покинули комнату. То, что в подчинении Энфера оказалось около 10 полицейских, которые конвоировали ее внука и его друзей Матильду еще более встревожило. К счастью, руки Арона были свободны, а значит варианты освобождения были. Понурые вчерашние гуляки не сопротивлялись дюжим полицейским, кроме бравой девицы. Несмотря на наручники и руки двух крепко держащих ее полицейских она сопротивлялась, и сумела несколько раз пнуть их по лодыжкам.