***
Хабенский трижды вымыл руки с мылом и промокнул лицо полотенцем. Операция на расширение аорты прошла успешно, хотя состояние больного оставалось тяжёлым. В дверь постучали, и Костя хрипло отозвался, что можно войти. — Привет. Ну ты как? Вижу, взялся за ум? — улыбнулся главврач, закрывая за собой дверь. — Всегда за него держался, — ухмыльнулся Хабенский и сел в кресло. — Я боялся, что ты не выберешься… Ты, конечно, гений в своём деле, но если бы пил на постоянке, то… Ладно, к чему это я? Вижу, ты трезв и вполне доволен. — Правильно видишь, — улыбнулся Костя. — Тут такая проблемка… — мужчина рухнул в кресло напротив. — К тебе очередь всё увеличивается и увеличивается. Даже на сайте пишут: «Как попасть к Хабенскому?», не хотят к другим и всё тут. Знаешь певца Алмазова? — Кто ж его не знает? — Он хочет оперироваться только у тебя. Предлагает баснословные деньги, лишь бы ты согласился оперировать его, и как можно скорее. — А других куда? — Другие немного подождут. Мы не можем отказать звезде, сам понимаешь… — От меня что требуется? — Твоё согласие. И… сумма. — Сумма? Мы не на базаре, — отчеканил Хабенский. — Что мне его деньги? Я и так не бедствую. Просто не понимаю, почему он в наглую отодвигает очередь. У Павловой и Оленева ситуации плачевные, думаю, хуже, чем у него. А им ещё ждать. — Ты просто поменяй местами кого-нибудь из тех, кого будешь оперировать на следующей неделе, и Алмазова. Ну? Тебе же не трудно? — фальшиво улыбался главврач. — Я посмотрю, чьё состояние терпит, и дам ответ, — сухо произнёс Хабенский. — Спасибо! Выручил!***
Безруков вошёл в квартиру во взвинченном состоянии. Злость на Веру становилась всё больше, ей было просто необходимо выплеснуться наружу. Так лгать — это уму непостижимо. Мужчина второпях собирал свои вещи, когда ему позвонил Леонтий. — Ты извини, что так получилось. Я понятия не имел, чем Динка занимается за моей спиной, — в голосе Коржова звенели и злость, и усталость. — Да брось, ты не виноват. Мне жаль, что главврач набросился на тебя. Ясно же, что это чёрная схема Веры и Дины. — Спасибо. Сейчас они в США, греются на солнце. — Сегодня третье ноября, — ухмыльнулся Сергея. — Значит, сегодня день икс — операция! — Клоунессы чёртовы. Они это придумали, чтобы тебя удержать? — Кажется, что так. Я не вижу других причин. — Беги от неё, пока не поздно. Поехала Вера кукухой, что тут ещё скажешь. — Крепись, Леонтий. — Спасибо. И ты. Собрав все свои вещи, Безруков набрал номер Веры. Та ответила почти сразу. — Серёж, ну ты как там? — тихо спросила она. — Звоню тебя поздравить. Пауза. — С чем? — С выздоровлением! — выкрикнул Безруков и сбросил звонок. Выходя из квартиры, он бросил на комод свои ключи. Выслушав Сергея, Константин изменился в лице и заметно помрачнел. Безруков замолчал и склонил голову набок, наблюдая за мимикой любимого. — Не понимаю таких людей, — тихо произнёс Хабенский и скрестил руки на груди. — Враньё отборное, ты прав. — Мой отец умер от лейкоза, — чуть ли не сквозь зубы отозвался кардиохирург. — И врать об этом… хрен знает, что это такое. — Мне жаль, — тихо ответил Сергей и погладил мужчину по колену. — Мать умерла ровно через год, в тот же день. Сгорела в деревенском доме. Она тогда прикладывалась к бутылке, произошёл несчастный случай. — Бедный… Потерять обоих родителей, — Сергей покачал головой, думая, как же тяжело пришлось Косте. — В этот же день, но спустя двадцать два года, я встретил тебя. Потому я и не справился с управлением — думал о матери и отце, не заметил, как ты выскочил на дорогу, — чуть улыбнулся Хабенский. — Я тогда зачитался, — ответно улыбнулся Сергей. — Интересно, чем? — Детектив. Хорошая книга. — Неужели на смартфоне удобно читать книги? — Иногда. — Ладно… Всё закончилось. Теперь ты свободен от неё, — помолчав, серьёзно произнёс Костя и, взяв руку Сергея, поцеловал его пальцы. — Завтра же подам на развод, — кивнул Безруков, чуть робея от такой ласки. — В твой день рождения я поехал и купил тебе подарок. Так что держи, хоть и с опозданием, — Хабенский встал и достал из шкафчика коробку. Вернувшись, протянул её Сергею. Тот в волнении принял дар и расправился с оберткой. В коробке лежали часы «Gentleman», которые стоили целое состояние. Безруков расроганно посмотрел на Костю. — Это же бешеные деньги… — Брось, — улыбнулся Хабенский. — Нравятся? — Конечно! — Сергей снял свои, которые купил за пару тысяч несколько лет назад, и надел подарок. Шикарный золотой циферблат, стильные тонкие стрелки — восторгу мужчины не было предела. Встав, он обнял Костю и поцеловал его в губы. Тот охотно ответил на поцелуй, поглаживая Серёжу по бокам. Несколько следующих дней прошли спокойно. Безруков нанял адвоката и подал на развод. Самому встречаться с Верой и решать жилищные вопросы ему не хотелось, это легло на плечи юриста. Поскольку Хабенский не умел готовить, и это занятие вводило его в ступор, Сергей решил взять эту обязанность на себя. Пусть он не был первоклассным поваром, но приготовить мясо или борщ вполне мог. Часто они заказывали готовую еду из ресторана, а выбраться в кафе времени пока не было — у Хабенского было по две операции в день, каждая из которых длилась по несколько часов. Он страшно уставал, но всё равно был внимателен и сидел рядом с Сергеем, пока не отключался прямо на диване, в сидячем положении. Хабенский дал ему пароли от своей соцсети и телефона. Безруков ответил тем же. Суп из брокколи, овощи на пару и прочая хрень исчезли из жизни Серёжи, чему он был несказанно рад. За годы брака с Верой мужчина забыл, что это — делать то, что нравится самому, а не то, что от тебя требует долг. Безрукова считала, что длительное сидение за компьютером очень вредно и что в современном кинематографе нет ничего интересного, а они с Костей почти каждый вечер смотрели то сериал, то фильм. И неожиданно для себя Сергей понял, что готов сменить работу. Возможно, Лиля была права? Он рассказал об этом Хабенскому, и тот сразу же поддержал его. — Если чувствуешь, что надоело — увольняйся, — ответил тот, целуя Сергея в голое плечо. — Но я не знаю, чем хочу заниматься… В этом проблема. — Дай себе время решить это. — Может, попробовать написать книгу? Когда я был студентом и учился на филологическом, то мечтал написать роман, но так и не смог начать. В итоге бросил эту идею. — Мне нравится. Попробуй, вдруг получится? — ответил Костя, покрывая мягкими поцелуями грудь Сергея. — Завтра же напишу заявление, — кладя ладони на спину кардиолога, прошептал мужчина. — Не останавливайся… А в пятницу началось то, чего Сергей и ждал, и боялся. Ему начали звонить родственники и друзья. Первым оказался Борис Олегович. — Серёж, я ничего не пойму! Что случилось-то? — голос бывшего лётчика гражданской авиации всегда был похож на каркание вороны. — Вера в истерике, ничего не объясняет, орёт. Я понял лишь то, что диагноз оказался ложным и ты подал на развод. — Да, мы расстались, — сдержав вздох, ответил Сергей. Он сидел в своём кабинете, поскольку теперь ему нужно было отработать две недели. Генеральный директор издательства «Бирюзовый пингвин» пытался удержать Безрукова, предлагая повышение зарплаты и прочие «вкусняшки», но мужчина был непреклонен. — А причина? Ты загулял, да? — Пусть она сама расскажет вам о причинах. — Сергей, послушай меня! Я понимаю, всякое бывает. Ну увлёкся на стороне… Это же не повод разрушать семью! Верка так убивается, сил нет смотреть… — Ну не оставаться же мне с ней из-за жалости, — горько ухмыльнулся Сергей. — Она тебя дитём удерживает, да? Раз Вера не может родить, нашёл ту, которая родила? Или на сносях ещё? — Борис Олегович, прекратите. — Так вы можете прибегнуть к услуги этой… суррогатной матери… — Мы расстались. Точка. Извините, Борис Олегович, — сказав это, Сергей сбросил звонок. Вечером, когда они с Костей ужинали, позвонил Олег. Происходящее его веселило. Он смеялся и постоянно спрашивал: «Ну чё в ней такого, а? Другу-то расскажи, чем зацепила верного женатика?». Серёжа с трудом отвязался от настырного Протасова, но не успел положить смартфон на стол, как позвонила Люба. — Серёж, ты можешь объяснить, что происходит? Вера сошла с ума и ничего не говорит, кроме того, что ты её бросил. — Мы просто расстались. Вот и всё, что случилось. — Поговори с ней, пожалуйста. Ты единственный, кто может на неё повлиять. — Я не стану этого делать. — Почему ты так жесток к ней? Сергею до одури захотелось сказать, какую пакость совершила Вера, но он промолчал. Пусть его считают отрицательным героем — как-никак, это он влюбился в другого, значит, первым сделал шаг к разводу. — Я не жесток, Люба. Мне некогда, пока. — Чего они от тебя хотят? — спросил Костя, хмурясь. — Просят вернуться к Вере или поговорить с ней. Чувствую, и завтра телефон будет разрываться. — Давай сменим тебе номер? Сергей задумался, почему ему самому не пришла эта блестящая мысль? На следующий же день он купил новую симку и сообщил номер только тем, с кем хотел продолжать общение без привязки к Вере. А это были Лиля, Влас, Аркадий, Вася и мать. Протасов так выбесил Сергея в их последний разговор, что Безруков решил не говорить ему о смене номера. Сломав старую сим-карту, Сергей выбросил её в унитаз. В воскресенье они поехали к матери Безрукова, которая жила в дачном посёлке в ближнем Подмосковье. Несколько лет назад она сама пожелала уехать из пыльного города и с помощью Сергея продала свою квартиру, а на вырученные деньги купила добротный двухэтажный коттедж с десятью сотками земли. Алла Васильевна была интеллигентной женщиной, которая всегда говорила негромким мягким голосом. Обесцвеченные волосы в короткой стрижке, зелёные глаза, миловидное лицо, аккуратный свитер и брюки, тёплая шаль, накинутая сверху — она производила приятное впечатление. — Здравствуйте. Константин, рад знакомству, — произнёс Хабенский и протянул женщине пышный букет фиолетовых роз. — Ой, не стоило! Спасибо, какие прекрасные цветы! — радостно улыбнулась Безрукова, вдыхая аромат роз. — Очень приятно познакомиться, Константин. Прошу, проходите. У Аллы Васильевны жили две кошки. И обе выскочили встречать гостей, потираясь о их ноги. Женщина поспешила поставить цветы в воду, а затем принялась готовить чай. — Ты бы предупредил, я бы испекла пирог, — заметила Алла Васильевна, доставая старинные бирюзовые чашки из ГДР, оставленные ей от отца. — Мы не голодны, мам, — улыбнулся Сергей, стоя в дверях и наблюдая за матерью. Хабенский сидел в гостиной и поглаживал кошек, которые решили как следует изучить мужчину. — У тебя всё хорошо? — спросила мать, доставая из холодильника пирожное. — Да. Я развожусь с Верой. — Это неожиданно, — помедлив, ответила Алла Васильевна. — Но если тебя это делает счастливым, то это верное решение. Васнецова никогда не навязывала сыну свою волю и не лезла в его жизнь. Будучи независимой, но добродушной женщиной, она считала своего сына достаточно умным и порядочным, чтобы не капать ему на мозги советами и нравоучениями. Да и не умела Алла Васильевна этого делать. Обладая врождённым чувством собственного достоинства и умением всегда держать себя в руках, Васнецова была самодостаточной личностью. Возможно, даже излишне. Во всяком случае, для отца Сергея, который ушёл из семьи, когда парню было пятнадцать. — Мам, держи, — вытащив из кармана несколько купюр, Безруков положил их на стол. — Боже, убери! — воскликнула Васнецова. — Зачем они мне, Серёж? Я живу в достатке. — Пригодятся, — улыбнулся мужчина. — У меня много переводов, а ещё пенсия. Ни к чему это, — покачав головой, Алла Васильевна начала составлять всё на поднос. — Так что убирай деньги, и идём пить чай. — Интересный снимок, — заметил Костя, рассматривая фото, на котором Сергей в возрасте семнадцати лет обнимал ровесницу. Длинные тёмно-русые волосы, весёлые глаза, черты лица небольшие и даже изящные. — Катя Журавлёва. Серёжа был в неё влюблён в школе. — Тогда казалось, что влюблён, а как начал взрослую жизнь, так и понял, что баловство это было, — чистосердечно отозвался Безруков. Только теперь, состоя в отношениях с Хабенским, Сергей понял, что такое настоящая любовь. Бешеное биение сердца, желание сделать человека счастливым, быть с ним рядом, поддерживать, заботиться, отдавать, ждать, трепетать в жарком сплетении тел… — А вы хорошо учились в школе, Константин? — делая глоток смородинового чая, спросила Алла Васильевна. — По гуманитарным предметам так себе, а вот математика, физика и химия… — Серёжа сказал, вы кардиохирург. Это не профессия, а призвание. Просто замечательное. — Можно и так сказать. Не буду скромничать, — улыбнулся Хабенский. — Мама всю жизнь работала переводчиком. Переводила художественную литературу для детей и взрослых, — заметил Сергей, пробуя абрикосовое пирожное. — Да, всё так. Поэтому я с самого раннего возраста приучала Серёжу к литературе. Он впитывал сказки Пушкина, басни, стихи. О, сколько он знает стихов! — Творческая натура, — кивнул Костя. — Верно. В юности он горел идеей написать роман. Мне казалось, у него всё получится, но как-то не сложилось. Он так и не начал свою книгу. — Как знать, может, у меня ещё всё впереди, — задумчиво ответил Безруков. — Я уволился из издательства. Дорабатываю последнюю неделю. — Почему? — поинтересовалась мать. — Решил что-то изменить в жизни. К сорока годам, — рассмеялся Сергей. — Прекрасное рвение. Никогда не поздно что-то изменить, — улыбнулась Васнецова. Когда мужчины возвращались домой, начал накрапывать холодный ноябрьский дождь. Сергей находился в приподнятом расположении духа и смотрел, как капли стекают по стеклу, образуя причудливый хрустальный узор. На востоке столицы сверкнули вены молнии. Безруков коснулся своих губ с наслаждением вспоминая, как двадцать минут назад, выйдя с территории дачного посёлка, Костя припечатал его к дубу и начал страстно целовать губы, покусывая их. Это был поцелуй со вкусом ноября.