Не крысой единой

Еще до Пристани Альк был знаком с крысами: в основном благодаря деду, который немало рассказал о работе путников и их…свеч. Не только так, конечно: грызуны были вездесущи, и иногда забредали даже в кладовые Хаскилей, пугая прислугу и иногда самих хозяев. В основном — мать и сестру будущего видуна. Отец и сам Альк, если и пугались, внезапно обнаруживая в одной с собой комнате вострую мордочку или длинный хвост, то никак не показывали этого. Про деда и так очевидно — твари сопутствовали ему всю жизнь, он возил их у седла и чего только не делал. Бояться крыс с его стороны было бы глупо, и мальчишка старался во всем подражать старому путнику. Разве что палкой не гонял — но для этого у него был Бухлач, которому на четырех лапах было сподручнее бегать. Не кот-крысолов, конечно, но и так сойдет. Все это, конечно, не значит, что Альку нравились крысы. Правильнее будет сказать, что к ним он испытывал вполне заслуженное (с его точки зрения) отвращение. Грязные, тощие, вонючие творения Сашия — такая себе маленькая версия беспокойников, с поправкой только на их реальность. В оживших мертвецов белокосый уже тогда не верил. Так, в детстве немного бывало, когда нянька-ринтарка пугала его сказками о восставших из могил ради кровавой мести. Среди животных, конечно, наибольшей и несомненной благосклонностью у него пользовался один-единственный представитель рода собачьего — все тот же Бухлач, большой и лохматый, оставлявший всюду шерсть (к вящему возмущению прислуги) и склонный спихивать голову хозяина с подушки и устраиваться на ее месте. Удавалось редко, поскольку мальчишка, набегавшись за день, буквально прирастал к кровати, и сдвинуть его могло в лучшем случае землетрясение. Пожалуй, пес к хозяину испытывал ту самую легендарную преданность, получая взамен любовь к товарищу по играм. Беззаветно полюбить собаку будущему видуну не удавалось, хоть ты тресни. Чужие собаки получали еще меньше приязни: то они казались слишком слюнявыми, то косолапыми, то еще какими-то непонятными и неприятными. Не то, в общем. Кошки нравились сестре, у нее даже был свой любимец — ленивый белый котяра, никогда не возражавшего, если его начинали тискать и таскать за собой повсюду. По мнению Алька он годился только в муфты или диванные подушки: такая же апатичная часть интерьера, как картины на стенах. Раф уже несколько раз успел поплатиться за свою покладистость: и ладно бы на него по чистой случайности садился один Альк, так ведь и гости, не разобравшись, совершали эту роковую для кота и отношений с его хозяйкой ошибку. Пример подобного кошачьего поведения мальчишку не особенно вдохновлял, поэтому теплых чувств он не испытывал ко всему кошачьему роду. К коровам, третьему типу животных, с которыми Альку приходилось иметь дело дома, он относился с полным равнодушием. Ездовые — и ездовые, особого ума от них не дождешься, домой не возьмешь. Пахнут еще, гадят, еще побольше других зверей. Честно говоря, видуну и не припомнить, как звали его собственное верховое животное, даже масть как-то расплылась: не то рыжая, не то черная… Быки чуть поинтереснее, их можно раздразнить, а потом удирать. Их рога немало штанов юному Хаскилю попортили. Недовольна опять была нянька, поминавшая Сашия исключительно на ринтарском. В Пристани было много нетопырей — как ездовых, принадлежавших старшим путникам, так и племенных, чтобы выпустившимся ученикам было на ком ездить по вескам и городам, не теряя лица. Животные были довольно смирные — не от природы, так благодаря выучке. С такими по лугу не побегаешь наперегонки. Делать этого, впрочем, времени все равно не было: учеба забирала все часы суток без остатка. Днем надо было учиться фехтовать, читать философские труды и обсуждать уже прочитанное, а ночами — наблюдать за звездами и записывать увиденное. В целом Альку нравилось и даже очень, но движения как-то не хватало. Он однажды (в одиночку, друзей-то не было, не с Райлезом же на пакости собираться) выбрался из спальни и пошел к стойлам, вытащить на пастбище одного из необъезженных нетопырей и погонять по свежей, покрытой росой траве. Это, разумеется, было против правил, но достаточно низких и удобных для лазанья крыш в округе не было, а целыми днями за книгами сидеть уже спина отваливалась. Далеко, конечно, не уехал: возмущенная такой наглостью зверюга спросонья, не разбираясь, свой или чужой приперся, скинула непрошеного наездника со спины и от души на нем потопталась, заодно перебудив всех своих соседей. На шум (верещащих нетопырей и вопли придавленного Алька) тут же сбежалось несколько наставников, в их числе Крысолов. Первое, что Хаскилю удалось разглядеть, когда ножищи ездовой твари с него убрали, оказалась злющая морда крысы в торбе на боку одного из путников: грызун сердито ощерился, и парнишка поспешно отшатнулся от свечи. Та тоже была не очень довольна полуночьничаньем хозяина, а лицо белокосого ее тем более не вдохновило на благосклонность. Крысы стали еще меньше нравиться Альку после того, как он стал одним из них. Ненависть к отныне неотделимой (как казалось тогда) части себя стала привычной и естественной, не говоря уже об отвращении к «стае» — всему прочему крысиному роду. Да и другие животные не были в восторге от него, за исключением, пожалуй, кошек: их редким представителям, готовым схватиться с опасным грызуном, появление путника с крысой в торбе могло обозначать обед. К счастью, если Райлез и перенял относительно полезные навыки у наставников, то это были регулярные проверки свечи: не сдохла ли, не сбежала ли, не украли ли. Впрочем, пожалуй, козы ненамного лучше крыс. Особенно те, которых надо доить.