Не крысой единой

«Отец, » Альк задумчиво почесал затылок кончиком пера. Скорее даже пощекотал, чтобы не измазать белые пряди в дрянных чернилах. Расстались с семьей они в немного расстроенных чувствах, вернее, все оставшиеся были в жутком гневе и праведном ужасе, в то время как будущий видун был полностью уверен в себе и своих намерениях. Будто дар подсказывал: туда тебе, туда, в ринтарскую Пристань за своей судьбой. Так ли не лучше теперь обратиться «Господин Хаскиль»? А то еще отбросит сразу с криком: «Нет сына у меня!», читать дальше не будет, мать огорчит… Впрочем, едва ли он почерк узнает с первых же слов. Белокосый сердито фыркнул и решил, что терять ему все равно уже нечего. Затевать эту писанину тоже не стоило, да вот поддался дурацкой сентиментальности под влиянием Рыски. Бумажка домчится до места быстрее, чем они верхом на коровах, да еще и останавливаясь в городах и кормильнях, если девке приспичит поглядеть на что-нибудь. Ай, к Сашию! «Несмотря на все жизненные обстоятельства и постоянное бездорожье, я все еще жив, хотя, возможно, кто-нибудь попытается убедить вас в обратном, или вам самим того хочется.» Видун еще немного подумал, а не зачеркнуть бы, и решил, что нет смысла утаивать оба шила в мешке: свой мерзкий характер и тот факт, что несколько раз его спасало только срочное превращение в крысу. Все равно рано или поздно всплывет, а совместить эти два дела ему несложно и приятно. «Понятия не имею, знаете ли вы о подкинутой мне подлянке с жеребьевкой — может, Пристань извещает о несчастной судьбе несостоявшихся путников, а может, вам поведал эту жалостливую историю дед, он всяко в курсе. Если вкратце: получилось так, что свечой, то есть крысой, оказался я. Не думаю, что нужно излагать все тонкости обряда здесь, гораздо проще будет все объяснить вживую (если только мать с сестрой не станут падать в обморок после каждого предложения), но в торбе у седла нетопыря я провел около месяца. В конечном итоге я оказался в руках у малолетней и необученной видуньи — Рыски из какой-то там вески, которая буквально вернула меня с того света.» Словно текст письма передавался ей на подсознательном уровне, весчанка зашевелилась, и Альк непроизвольно прикрыл написанное ладонью. Писал он ночью, с зажженной лучинкой, не то боясь попасться на этом деле, не то по привычке опасаясь заснуть — а ну как крыса снова появится? Грызун, впрочем, тоже спокойненько так дрых на краю стола, уже не особенно интересуясь и пером, и самим видуном. Очень хотелось спихнуть его на пол, но выслушивать его оскорбленный писк и терпеть укусы не хотелось в равной степени. «Меня это не очень-то обрадовало, но плясать пришлось от имеющегося. Мы отправились в Макополь — ринтарский город, если помнишь — а оттуда двинулись к Мириным Шахтам, по дороге слегка повздорив с моим бывшим хозяином. Видишь ли, я надеялся, что дед сумеет избавить меня от крысы. Он отказался. Надеюсь, ему там, в его ските, теперь икается. Старик упустил такой шанс понаблюдать за загадочными превращениями внука из человека в крысу, на всю оставшуюся жизнь впечатлений бы хватило.» Хаскиль с раздражением обнаружил, что в письме отцу не может позволить злому языку разгуляться вволю. Похоже, привычка к почтению до сих пор не выветрилась, хотя, видит Саший, он уже давно не тот юнец, что уехал из Брбржисща в Пристань в Ринтаре. И плевать, что он едет домой за деньгами, чтобы отдать долг Рыске. Затягивать с этими несчастными деньгами уже как-то совсем плохо, в основном для гордости. «Затем пришлось вытерпеть долгое путешествие в компании необразованной весчанки и вора, ухитрившегося вмешаться в убийство гонца этого Шареса. В Зайцеграде я подрался с наместником и попал в тюрьму, где чуть не исполнил всеобщую мечту: едва не умер. Не повезло. В конце концов мы добрались до Саврии, заглянули к принцессе Исенаре, чтобы передать злосчастное письмо, попавшее нам в руки, и сразу же ушли. Хотел заглянуть к вам на чай, но не успел, за мной погнался путник, а в драке не очень-то удобно, знаешь ли… Так что пришлось пройти мимо. К тому же, уготованное свече безумие благополучно перекинулось на путника: Райлез, потеряв и меня, и право на крысу, вообразил, что поимка беглеца вернет ему все. Так что хвостов за мной, вот ирония, было достаточно.» Видун рассеянно потер заживающие раны на груди, которые еще и чесались теперь дико. Выправлять себе дорогу не было ни сил, ни желания, ни возможности: готовой свечи под рукой, естественно, не было, дар у Рыски отобрали с концами, а крыс на это дело без самого Алька уже не годился. К счастью. «Ах да, чуть не забыл, зачем все это затеял. Я обещал Рыске сотню златов за помощь мне, так что за мной до сих пор долг. Затягивать с платой еще дольше уже весьма грубо — она бы удивилась, что я знаю это слово — так что мы направляемся домой. Надеюсь, мой семейный кредит еще в силе, дорогие родственники не откажут мне в милостыньке? Я, конечно, явлюсь не верхом на нетопыре, зато с крысой. У нас с ним сложная история. И со мной приедет Рыска — ринтарка-полукровка, если угодно. Ей удалось повернуть дорогу у Йожыга и заодно разделить нас с крысом. Думаю, если вам интересна моя судьба, вам бы стоило быть ей благодарными, как бы абсурдно это ни звучало.» Крыс, и так продремавший большую часть дня, проснулся и, встряхнувшись, отправился исследовать шаткий стол. Ловко обежал догорающую уже лучинку, сунулся было к перу, но не обнаружил в альковой руке ничего интересного, направился к другому краю, в последний момент неловко (или как раз наоборот) вильнув хвостом — да так и опрокинув чернильницу прямо на письмо. Видун тут же сцапал вредителя за спину, поморщившись от недовольного писка, задумчиво поглядел на черную лужу, в которой потонули написанные угловатым почерком слова, потом на глаза-бусинки, выражавшие, кажется, не только вполне себе человеческое возмущение, но и ехидство: мол, и что ты сделаешь, а? Сам же не хотел это дописывать, по стилю видно! Такой корявый, язык ломаный, предложения бессвязные, большая часть событий опущена — да к Сашию такое изложение! — Ты, наверное, прав, — шепотом сообщил Хаскиль грызуну и аккуратно ссадил его обратно на деревянную поверхность. Пискнув что-то оскорбительное (иначе и быть не могло), крыс, шурша лапками, убежал в темноту, куда не дотягивался робкий свет, а белокосый небрежно скомкал испорченное письмо и швырнул зверьку вдогонку, без особого желания попасть. Даже если бы по ошибке задел, то пара черных подпалин на шкурке только добавят ему шарма, в глазах весчанки так точно — она ведь падка на все многоцветное, судя по Милке, которую им еще придется забирать. Тьфу. Размазывая по пальцам черные чернильные пятна, Альк взял из тощей стопки дрянной бумаги, предоставленной хозяином кормильни, второй лист. Оставшейся на столе лужи должно было хватить на короткую записку. «Господин Хаскиль, Уведомляю Вас, что вскоре (возможно, в день получения этого письма) Ваш сын Альк Хаскиль прибудет в сопровождении безымянной крысы, коровы и девушки по имени Рыска, чтобы выплатить вышеупомянутой Рыске долг в сто златов за разделение себя и крысы. Живите с этой мыслью. Альк» Саврянин прислушался. Кормилец, ясное дело, давно уже лег спать, но дожидаться утра, чтобы передать ему этот клочок бумаги, не позволяла не то что саврянская гордость — скорее, саврянская вредность. Альк сложил свое послание в несколько раз (не помеха для желающих прочитать, зато целее на место прибудет), поленился искать в комнатушке обувь — как выяснилось, он и без нее неплохо обходится — и крадучись направился вниз. Едва он открыл дверь, как по босым ногам шмыгнуло что-то теплое и мохнатое. Вздрагивать и ругаться (вслух) видун не стал, только пробормотал себе под нос: «Далеко уйдешь — сиди остаток ночи под дверью», и, ловко минуя скрипящие доски в полу, направился к каморке хозяина, предвкушая его недовольство ночной побудкой ради такой чепухи. Крысолов же не обещал, что его нрав изменится к лучшему, а совмещать вредное с нужным тоже уметь нужно, потому что в итоге — сплошная польза.