Полумесячный свет

      Это было глупо, до невозможного глупо и смешно, Марк сам это понимал, но ничего не мог с собой поделать. Противное липкое чувство растекалось по его внутренностям, щекотало горло и заставляло больно сжимать челюсти, до скрипа зубов и выступающих желвак. Глаза крепко зажмурены и, вроде бы, должно быть темно, но недавнее видео всплывает в памяти и заставляет раздраженно выдохнуть воздух сквозь сжатые зубы.       Он пытается себя успокоить и вразумить ведь честно, Марк, не было же такого никогда, да и в этот раз ты опять всё сам придумал. Да, мозг Маркула дорисовал некоторые детали, а длительное нахождение на огромном расстоянии друг от друга только добавляло огня. И вот как ему теперь не чувствовать злость, вперемешку с беспомощностью и растерянной безысходностью?       А может он и правда себя накручивает? Попытки успокоиться разбиваются о новую стену противного страха, порывистые выдохи не помогают сосредоточиться, а сжимающийся ком в горле заставляет тереть шею. Блондин лихорадочно бегает глазами по предметам в квартире и ходит из комнаты в комнату.       Переводит взгляд на часы, купленные недовольным Назаром под уговоры Марка, и понимает, что тот должен был приехать уже как минут 15 назад. На периферии остаются мысли, что ничего не случилось, он сам всё выдумал, так теперь ещё и мудак, потому что не встретил Вотякова в аэропорту.       Из отражения в ванной на него смотрят расширившиеся зрачки, руки трясутся, охлаждая лицо водой и пытаясь привести себя в чувство. — Так, Марк, хватит, ты действительно мудак. Не встретил его, так ещё и сидишь тут, обвиняешь своего парня без объяснения и явной причины, кроме твоей конченой фантазии и страха. Марк Маркул, вы теперь официально считаетесь «Королевой Драмы и Беспечной Истерии», на данный момент в бешенстве..необоснованном.       Брюнет сейчас вымотанный, уехал пораньше и совершил просто невероятный скачок между несколькими поясами, кучей пересадок и тысячами километров. И всё ради Марика, стал бы он тогда это всё проворачивать и проводить практически 2 дня без сна, чтобы прилететь к нему, если не любит?       Глупые и несвязные, нелогичные мысли всё равно лезут в голову. Блондин опять ходит по дому, трет руками лицо, прошел уже час. И, серьезно? Ну, пробки же, Марк, чего ты? Входная дверь хлопает за пару секунд до того, как фоторамка с их общей фотографией достигает стены у коридора и разбивается на осколки. Фраза Назара «Ты забыл про меня, хоть и истерил по этому поводу, или что-то слу..»       Назар обеспокоенно залетает в гостиную, бросая чемодан на входе и, совершенно не заботясь о выпавшем мобильном. — М-марк, что случилось? - он оглядывает дрожащего парня, который бегает глазами по комнате и часто дышит. — Хей, Марк, - осторожно начать подходить к блондину и резко отшатывается из-за громкого «не подходи». — Да что тут произошло? — Что произошло, ты серьезно, что произошло? Ну конечно, у тебя-то может такого ничего и не произошло, хотя откуда мне знать. — О чем ты вообще говоришь, что за истерика? - Назар действительно сейчас немного раздражен.       Брюнет не помнит, когда нормально спал, а за последние двое суток не смыкал глаз вообще ни разу. Сейчас он просто вымотан и сил нет даже на то, чтобы отлюбить своего Марка. Его максимум – горячий душ и сон с Мариком под боком, ленивые, но страстные поцелуи. Поэтому сейчас он явно недоволен, что его парень мало того, что не встретил в аэропорту, хотя сам мозги выносил, что ждать долго, и он готов там хоть ночевать, лишь бы быстрее. Так теперь ещё и непонятные наезды, без причины, прошу заметить. — Ну конечно, это я тут истеричка, ага, я и забыл. Чего же пришел тогда вообще? Остался бы у той суки в бордовом платье, поразвлекался бы с ней ещё больше и подольше,- с каждым словом парень всё больше переходит на крик. — Она же, наверняка, не устраивала истерик, не задавалась вопросами, с кем ты трахаешься, пока её нет рядом и есть ли у тебя человек, который тебя любит и ждет дома. Ей плевать, как и тебе, что я с ума тут схожу, жду тебя, как псина преданная, вам хорошо. Ну как, покувыркался? Ноги она сразу раздвинула или поиграла в недотрогу?       Признаться честно, Назару хотелось в самом начале выдохнуть, что не случилось ничего серьезного и рассмеяться. В идеале он бы потом прижал к себе Марка и успокоил его, всё объяснив, а для закрепления результата с утра хорошенько бы выебал. Да так, что он бы потом ходить нормально не смог, да вместе с криками выбросил все эти бредовые мысли из головы.       А потом Вотякову стало обидно, силы появились от злости, приправленной болью, и он тоже начал орать, прямо как Марк пару секунд назад. — Ты, блять, издеваешься? Мозги совсем подрастерял где-то? Какой покувыркался, идиота кусок? Ты у меня спросил, что там вообще произошло? Нет, конечно. Ты напридумывал себе кучу всего, наорал на меня и корчишь из себя теперь раненого и обиженного. А мне не обидно, от твоих слов, ты не подумал? - подставка разбивается о стену, как и фоторамка.       Марк переводит испуганный взгляд на своего парня и только теперь понимает, что он действительно идиот. Стал бы Вотяков вот так мучить себя пересадками, если бы не любил? Стал бы он изменять ему на самом деле? Нет. Боже, как же глупо.       Назар сейчас угрожающий и злой, зрачки сужены, дыхание тяжелое, глубокое. Так он никогда ни на кого не кричал, и Маркулу становится страшно и стыдно. — Я хоть раз давал повод, чтобы усомниться в своих чувствах? Хоть раз давал повод для ревности в общем? Нет, но твоя тупая башка найдет его, и ведь, Марк, серьезно, ты же умный, но котелок не соображает, что я люблю тебя? Не нужны мне ни шлюхи, никто, кроме тебя. Я люблю тебя, а ты берешь и просто втаптываешь мои чувства в грязь. Ни разу повода не было усомниться во мне, НИ-РА-ЗУ, но ты считаешь, что мне нужен кто-то другой, не обращая внимания на мои чувства. Отлично, да, спасибо. Я приехал после двух суток без сна, ради тебя, хотя должен был вернуться только через пару дней с ребятами. А тут ты мне истерики закатываешь и буквально в лицо плюешь своими заявлениями, что я, значит, не люблю тебя и никто мне не нужен. Охуенно.       Содержимое другой тумбочки с грохотом падает на пол, что-то разбивается, а у Назара теперь руки трясутся, ему б о л ь н о . — Почему я тогда не устраиваю тебе таких истерик? Думаешь я не переживаю, мне не страшно, когда ты то с одной позаигрываешь, то обнимаешься на фотках с кем-то. Я ведь знаю, что ты просто такой человек, и что ты любишь меня, я доверяю, хоть мне и самому на стену лезть хочется. А та сука, с которой ты в клипе снимался, ваши прикосновения, улыбки и флирт, мне не больно? Думаешь, мне каждый раз не больно смотреть, насколько близко её лицо к твоему, как ваши тела близко? Но я же понимаю, что это всё фигня, это работа и клип, сценарий, и чувства у тебя только ко мне. Но может мне уже не стоит быть таким уверенным? Конечно, тебе больно, А МНЕ, ПО-ТВОЕМУ, НЕ БОЛЬНО?       Столик у дивана летит в противоположную стену, картины падают, стекло разбивается, а у Марка руки трясутся и вид такой, словно он сейчас в обморок бахнется. Назар говорит тихое «сука» чуть охрипшим голосом и направляется в сторону входной двери. Сам не зная почему, хотя кому он врет, из-за любви и заботы об этом пидоре даже в таком состоянии, он сворачивает на кухню.       У Марка перед глазами всё чуть плывет, но он упрямо идет в коридор за Назаром, дверь ещё не хлопнула, должен успеть. Блондин натыкается на Вотякова у выхода из кухни и судорожно пытается поймать пузырек со своими лекарствами, которые Назар швырнул ему в руки. Мимолетная улыбка на лице добавляет ещё больше боли и Маркул оборачивается в тот момент, когда дверь громко захлопывается.       Вотяков залетает в лифт и прижимается к стенке лбом, сбивает об неё костяшки, закусывая губу. Почему так больно? Он понимает, что сегодня они оба перегнули, им бы сейчас, как в дешевых романах, обнятьсяизвинитьсяпоцеловаться, но нет.       Вот он, выход из подъезда, темная улица. Назар упирается руками в колени и пытается угомонить дыхание, отогнать пляшущие перед глазами черные круги. Он сам не знает, куда идёт, но уже на повороте из двора сильные руки сзади обхватывают брюнета поперек груди. — Отпусти меня, блять, - Марк утыкается лбом ему между лопаток и отрицательно машет головой. — Отпусти, я сказал, - Вотяков пытается вырваться, но сил-то нет, с его режимом, да и блондин прижимает жадно, чуть ли не до хруста ребер. — Нет-нет-нет-нет, мой, только мой, не отпущу, мой.       Дыхание у Маркула прерывистое и, дождавшись, пока его парень расслабится, блондин поворачивает его к себе и крепко опять прижимает. Такое ощущение, что он слиться с брюнетом пытается, а на самом деле ему просто страшно, да так, что аж трясет.       Назар устало выдыхает и в ответ ещё ближе прижимает к себе дрожащее тело, успокаивающе гладит по спине и чувствует поцелуи на своей шее, затем выше, выше, и потом влажный, неуверенный – на губах. — Я люблю тебя, прости, Наз, прости, я такой дурак, прости..       Вотяков затыкает его нежным поцелуем и в ответ выдыхает в самые губы « тшшш, я тоже люблю тебя, всё в порядке, я понимаю». Они оба устали, оба слишком скучали и слишком привязаны. Страх потерять друг друга уж очень велик, и иногда он приводит вот к таким вот срывам, но это лишь доказывает их связь.       Блондин мягко гладит кисти Назара, не дотрагиваясь до ран и крови. Вотяков ловит полный сожаления и детской растерянности взгляд Маркула и опять прижимает его к себе, голову на плечо кладет себе. Он успокаивает его, и слышит в ответ тихие признания, прерывающиеся и хриплые.       Марк подбирает слова, пытается как можно лучше объяснить своё состояние и степень сожаления, но Назар и так всё чувствует, оставляя долгий поцелуй на виске и прижимаясь щекой. Они всегда разделяют чувства на двоих, всегда лечат и понимают даже по дыханию.       Парни стоят, огражденные и остывшие после недавней бури в эмоциях и кричащих чувствах, ночное небо прячет их от всех проблем и боли. Оно лишь молча наблюдает за двумя отчаянно жмущимися друг к другу душами, которые, кажется, сейчас вырвутся из тел, чтобы быть ещё ближе.