Полумесячный свет

      На город медленно падает пуховое темное одеяло, вот только оно совсем не греет. Может всё дело в тех дырочках-звездах? Возможно, ледяное одиночество космоса пробивается через них? Ты всегда говоришь, что это одеяло ничего не значит, плотная ткань не спасет от ледяных порывов, особенно если они проникают в души. Ты всегда покрепче прижимал меня к себе и продолжал:       — От холода спасают лишь искры в душе. Если внутри горит костер — тебе не страшны никакие порывы, внешнюю изморозь можно и перетерпеть.       После этого мы долго грелись друг о друга, давая оттаять лишь той самою изморози. Костер внутри нас пылал даже если мы не рядом, спасая даже от самых одиноких порывов.       Нева чуть покачивает небольшой катер с парнем внутри, пока оборванный круг восходит на ночное небо. Он с тоской смотрит на блондинистые пряди, тихо шепча разгулявшемуся ветру быть тише. Не стоит ещё больше заставлять мерзнуть и так продрогшего внутри человека, не стоит раскачивать катер настолько сильно, напоминая о прошлом.       Хотя, он сам бы не пришел сюда, если бы не хотел вспомнить. Люди такие странные, ветру остается лишь горестно вздохнуть и начать дышать реже. Чувства путают нас, заставляют поступать абсурдно, причинять себе боль. Казалось бы, непонятно, зачем Марк опять пришел на это место, “их” место. Зачем оглядывается по сторонам и тоскливо жмурится от подступающих воспоминаний?       Никто не знает, даже он.       Подрагивающие ступни мягко касаются ледяной водной глади, постепенно погружаясь в темную воду. Дрожь расходится по телу, пока со временем вся одежда не пропитывается влагой, становясь воздушной под водной поверхностью. Так сложно расслабиться, но всё это так гармонично. Первый раз за последнее время холод опоясывает Марка и внутри, и снаружи.       Карие зрачки переводят взгляд на то самое дырявое одеяло и с горестью понимают, что больше его никто не согреет. Перед глазами всплывают воспоминания:

“Совместная поездка в Германию. Марк не любил её не любил Мюнхен, да и саму страну в целом. Она казалась такой чужой и слишком холодной, Назар пообещал ему научить хранить тепло внутри, даже если снаружи ты дрожишь от холода, окруженный ледяным царством. Тогда он говорил не только о погоде. Блондин также помнит собственные пальцы на едва заметно подрагивающей смуглой руке. “Он всё ещё боялся летать”. Он помнит свой тихий шепот и невесомый, быстрый, но такой чувственный поцелуй куда-то в скулу.”

      Назар тогда и правда научил его, показал, как правильно закрывать все щели в свою душу, вот только кто думал, что для него самого проход туда всегда открыт. Сам Марк и не подозревал, что не сможет так же залатать все дырки, когда именно этот человек раскрошит его стены. Отдавая своё тёплое сердце в стеклянной шкатулочке, спустя месяцы он находит его разорванным в груде осколков.       “Как жаль, что ты не научил меня носить маску, когда в коридорах души гуляет сквозной ветер, а все прежние залы теперь пусты.”       Ветер усиливается, блондинистые пряди играют в воде. Марк чувствует, как волны Невы совпадают с его внутренней дрожью. Все камины внутри потухшие, с недогоревшими промокшими дровами, как жаль, что их больше никто не зажжет. Некогда яркие воспоминания окрашены в кроваво-красные оттенки по бокам — совсем недавно парень окровавленными руками собирал свое сердце, пытаясь склеить его чувствами прошлого.       Он больше не хочет смотреть на это осточертевшее дурацкое одеяло, видеть эти дырки и чувствовать ледяные порывы внутри себя, он хочет, чтобы последняя искра внутри истлела полностью. Карие глаза прячутся под веками, он словно видит свою комнату, которую покинул несколько часов назад.       Там всё так же дуют холодные порывы из открытой настежь лоджии, ветер ласково, но с грустью задевает висящие на стене полароиды. Любимые места, люди, воспоминания - Назара на этой стене чувств слишком много, уже не вытравишь. В подкорке мозга, на обратной стороне век, казалось, выжжены его очертания, любимые изгибы и мучительно родные отрывки теплоты.       Он и не заметил, как волны мыслей унесли его от катера, пусть и не далеко. Стоит лишь оглядеться, как увидишь вокруг сияющие желтые огни, с ближнего берега даже доносится музыка и смех. Вон в том небольшом кафе на набережной они любили провожать уходящий день, любуясь чарами ночи. Назар, как всегда, говорил, что они счастливчики — могут наслаждаться видом холодных порывов, согревая друг друга внутри. Он всегда умудрялся незаметно накинуть на блондина плед, утыкаясь своим холодным носом с металлическим украшением в покрывающуюся мурашками шею. Брюнет любил дарить практически невесомые поцелуи, этим он показывал свою собственность и чувства лучше, чем с помощью засосов и меток. Так — интимнее, до трепетной дрожи.       Марк любил мазать горячим дыханием по родной продрогшей коже, оставляя невидимые ожоги и чувственную дрожь. Он любил прятать взгляд в родном изгибе шеи, любил ощущать тепло, любил Назара. Да и до сих пор не разлюбил, сжимая в руке клочья некогда стремительно бьющегося сердца.       Вокруг всё живет, многие ощущают на своих плечах теплые объятия и греются о внутренний костер. Рядом с парнем же волны плещутся и разбиваются о его грудь, скрытую тканью легкой худи. Теперь не имеет значения — лед уже внутри. Дрожь не пройдет сама собой, а единственный источник тепла сейчас где-то недалеко, но тратит своё пламя уже совсем не на отогрев тонких бледных пальцев и изгибов тела.       Назар опять с Лерой, он привычно скалиться и у него всё хорошо. Брюнет называет её “моя девочка”, дарит подарки и свою любовь, греет её. Марк смотрит на это и надеется, что самообучение прошло успешно, что не видно его эмоций, сгустки боли не плавают в глазных водах. Он не хочет выглядеть слабым, он не хочет дрожать перед всеми, беспомощно продолжая сжимать кровавые ошметки в задеревенелых от холода пальцах.       Вот только есть то, о чем сам Марк забыл, либо же настойчиво это игнорирует. Источник тепла таится не только в человеке, но и в самом тебе, искра в нём ещё жива, он сам не даёт ей потухнуть. Дрожа от порывов ветра, опоясывающих мокрое тело, он накидывает тонкий плед, “их” плед. Прогуливаясь по темным улицам родного города, он смотрит на небо и продолжает вспоминать Его. Придя домой, он закрывает лоджию и словно случайно пересматривает старые фото, неосознанно наливая чай в бывшую кружку брюнета. Что же это ещё, как не подсознательное поддержание той искры, которую он якобы отчаянно хочет потушить?       Он запутался, хочет отпустить, вот только чувства невозможно выставить за порог или переморозить. Блондин оживляет их в себе, вспоминая и скучая по до сих пор любимому человеку.       Карие глаза последний раз бросают взгляд через окно на ночное небо, сегодня во сне он снова будет счастлив. С утра же чувства тысячей осколков вновь вопьются в его истерзанное сердце, не оставляя сомнений в собственном существовании. С утра в его дверь позвонит тот, кто вызывает эти муки уже больше года.