Мэт уперся ногой в мишень, резко дернул, и болт вылетел из обитой кожей деревяшки. Мэт упал в сухую грязь. Весь испачкался. Одна радость – он наконец-то стал попадать в цель почти как Удар, считавшийся лучшим стрелком в замке. Заняться все равно было нечем. В осаде они сидели уже четыре дня, и конца этой тягомотине не было видно. Ну, в самом деле, сколько можно? Эта неопределенность изматывала, к неопределенности добавлялось ощущение постоянного страха, которое каждый вечер усиливали орки, долбя в свои барабаны часами.
Мэт положил арбалет на плечо и отправился к Энгору. Тот стоял за пюпитром и вносил данные о количестве продовольствия в замке. Услышав, что кто-то вошел, интендант поднял глаза и спросил:
- Как там орки?
- Ты думаешь, что-то изменилось?
- А вдруг?
Энгор снова углубился в записи. Мэт не стал его беспокоить и пошел на улицу, где остановился поговорить с Бьерном, который все последние дни ходил сам не свой.
- Ты чего грустишь?
- Какое тебе дело? Заняться нечем, так иди … – огрызнулся всегда доброжелательный Бьерн.
Да, после четырех дней, проведенных в осаде, нервы у всех были ни к черту. К тому же на следующее утро после атаки Гаронд распорядился урезать пайки вдвое, чтобы продержаться как можно дольше. Особого смысла в этом не было – наверняка Хаген не придет. Гонец, брат паладина Орика, посланный в город сразу после штурма, пропал с концами. Неизвестно, дошел ли. Единственное, что в последние дни радовало, так это то, что драконы не нападали. Во всяком случае, пока что.
Заняться в замке было нечем. Мэт пробовал читать книги в храме, но они касались исключительно магии и были написаны таким мудреным языком, что позевывать начинаешь спустя минут двадцать чтения. Разговоры с другими ополченцами не давали ничего – большая часть оных просто огрызалась в ответ, не говоря ничего осмысленного. Оставалось лишь одно – практиковаться в стрельбе и ближнем бою. От нечего делать Мэт целыми днями стрелял из арбалета и учился махать мечом под присмотром Керолота.
Примерно раз в два дня он вставал в караул на стенах. Там картина была еще более удручающей, чем во дворе замка. Орки не спеша ставили шатры, располагались десятками в досягаемости арбалетного выстрела, но никто из осажденных не стрелял. Больно надо. Пока орки не подходят слишком близко к стенам, на них никто особого внимания не обращает.
Во двор вышел Клиф, несущий на вытянутых руках большой котелок, а сзади его сопровождал паладин, несущий тарелки. Так, видимо, Гаронд страховался на случай голодного нападения. Сей небольшой конвой остановился у костра возле храма. Потом, наверное, должно начаться богослужение.
А пока что ужин.
Ели ополченцы в две очереди. Мэт попал в первую. В котелке был суп, отваренный из риса и небольших кусочков мяса, которых было очень мало. Мэт взял глиняную миску с дымящейся жидкостью. Хлеба не было – его ели на завтрак, а обеда же не было вовсе – во имя все той же экономии пищи.
Спустя пару минут к хлебавшему горячий суп деревянной ложкой Мэту сзади подошел Энгор. Он редко ел на ужине, и поэтому у многих возникли небезосновательные опасения, что интендант в одиночку жрет запасы по ночам. Сейчас же Энгор попросил налить ему всего половину порции, и Клиф с видимым удовольствием сделал это. Этому-то главное, чтобы на всех хватило.
- Жуй, жуй, было бы чего жевать, - поддел Энгор угрюмо уставившегося на миску Брутуса. – А главное, чем…
- Ты че, тварь, бессмертный что ли? – тот вскипел, потому что его задели за живое. Как и многие бедняки, Брутус редко следил за зубами, и к своим сорока у него их осталось меньше половины. Много меньше.
- Следи за языком, - Энгор присел на землю рядом с Мэтом. – Кстати, ты случаем не знаешь, куда из запасов паладинов по дороге репа пропала? Целый ящик? И это в телеге, которая шла под твоим недремлющим оком! Как до такого можно было докатиться?! А, Брутус?
Тот побагровел, вскочил и пошел от костра. Мэт посмотрел ему вслед и спросил:
- А чего с ящиком?
- Репы-то? Стырили его, и с концами. Обыскивать всех мне Гаронд запретил, а так разве найдешь? Сожрут в тихую, и ищи потом следы…
- Почему именно он?
- Ну, может, его приятель, Ден. Один хрен. Кто-то из них стырил, как пить дать.
Доедали в полной тишине. Потом разошлись. Настроения просто так болтать о мелочах не было уже давно.
К Мэту подошел Бьерн. Оказывается, он хотел извиниться за свою грубость. Она была простительна – все были на нервах. Многие огрызались, а у Бьерна была еще одна причина, по которой он не мог сидеть на месте. В Хоринисе, в портовом квартале, у него осталась жена Дженни с дочерью и маленьким сыном.
- Да успокойся ты, там паладинов больше, чем здесь.
- Я знаю, - Бьерн почесал свою лысую голову. – А почему так? Главная же цель экспедиции ихней – добыча руды. А руду добывают каторжане под присмотром зеленых солдат. Рыцарей там, - он махнул куда-то на север. – Ведь всего ничего, как думаешь, а?
- Не знаю.
Мэт и в самом деле не знал. Причина, по которой Хаген с основным отрядом оставался в Хоринисе, интриговала всех, даже, наверное, лорда Гаронда, который в последние дни на улицу практически не выходил. Энгор рассказывал, что они втроем, то есть, Гаронд, Парсиваль и Орик, разрабатывают план прорыва осады.
Интересно, чего они там наразрабатывают. Даже взглядом Мэта, новичка в военном деле, можно было оценить безнадежность положения. Орки перекрыли все, от моста на севере до речки на востоке. На юге располагалось что-то вроде ставки – там было очень много орков, в основном элитных (в синих доспехах) и шаманов, которые изредка, наверное, ради интереса, метали огненные шары в стоящих на страже солдат. А забор, который орки строят уже пять дней, почти завершен – эти твари работают без перерывов, наверняка в несколько смен. Только зачем он им?
Безнадежно. К тому же, все впечатление от ужина куда-то ушло. Снова захотелось есть.
***
- Мяса жареного и пива.
Владелец «Мертвой Гарпии», высокий темнокожий мужик по имени Орлан, кивнул и отвернулся, чтобы приготовить заказ. Ганс огляделся в поисках свободного столика. Но, судя по всему, таверна популярностью не пользовалась – свободны были более половины мест.
Приняв тарелку с горячим куском мяса и высокую кружку пива, Ганс кинул на стойку несколько золотых и занял место за дальним столом. Ножны с двуручником снял со спины и положил на соседний стул.
Совсем погода с ума сошла в последние дни. Мало того, что холодно и дождливо, так сейчас еще и резкий ветер добавился. Хорошо еще, что догадался надеть кожаный плащ, выменянный у Елены. Так хоть не весь мокрый.
После такого перехода горячая пища – самое то. Ганс разделал небольшим ножичком большой кусок и принялся есть. Если честно, то останавливаться он не собирался. До фермы Акила осталось совсем немного, но продолжать путь, пока погода не успокоиться, это чистое издевательство над собой.
Ганс доел, вытер руки об полы плаща и стал разглядывать посетителей. Ничего интересного. Несколько поддатых крестьян в помятой одежде да старик-торговец с помощником. Эти двое, судя по всему, также пережидали непогоду.
Тем временем один из крестьян подошел к Орлану, что-то сказал, после чего тот подал лютню этому парню, одетому в потрепанную рубашку и штаны, завернутые до половины голени. Крестьянин в знак благодарности кивнул и встал в угол, стал перебирать струны. Сейчас наверняка будет концерт. Ганс закинул ножны за спину и подошел ближе. Лютня была старая, потрепанная, вся в царапинах, но звук был весьма и весьма приличным. Ганс, до каторги бывший певцом в кабаке, кое-что в музыке понимал. Играть он сейчас навряд ли сможет. Все же два года работы в руднике дают свое. Пальцы стали плохо гнуться, руки дрожали, и если легкий перебор одним пальцем он еще сможет, то что-то сложнее уже нет. Даже с луком, довольно распространенным оружием среди наемников, он обращался очень плохо, поэтому больше уповал на клинок.
Вокруг барда образовался круг. Он перебирал струны двумя пальцами. Играл он спокойную, плавную мелодию, наверняка что-то лирическое, а не те похабные песенки, которыми Ганс зарабатывал первое время. Откашлявшись, бард начал петь.
Луна над Миртаной, на холме пара, холодная ночь
Мы смотрим на Венгард, я обнимаю тебя, как дочь
Ганс слышал раньше эту песню. Её изредка пели в кабаках «средней руки», то есть там, где собирались ремесленники и королевские солдаты, которые истосковались по чему-то отвлеченному, романтическому. Откуда, интересно, она знакома крестьянину с Хориниса? Да еще и исполняет её так же, как и на материке, спокойно проговаривая всю строчку, а конец малость растягивая. Местные слов не знали, но слушали с придыханием, а некоторые даже качались в такт мелодии. Наверно, этот парень считается чем-то вроде местной знаменитости.
Нам боги помогут, и люди помогут, мы верим в них
Но нас как-будто уводят, манит к себе тихий голос их
И вот этот странный образ, «они», наполнял всю песню. Ганс не знал её всю, но, чтобы поддержать парня, подпевал, что знал.
Бард поднял глаза и продолжал.
Они так велики, они так могучи, что не с чем сравнить
Темные луги, темные лесы, где только бога молить
Иннос нам шепчет, остерегись, мол, не ведись
А лучше ли грязны кварталы Венгарда, где темно – только молись
Бард пел с выражением, делая акценты на некоторых строчках, которые ему, видно, больше всего нравились. Некоторые крестьяне сидели не дыша. Наверно, редко в этих краях можно услышать столь хорошее пение. Именно пение – на звуки лютни никто внимания не обращал, хотя именно они и усиливали звучание песни.
А те переулки у Божьего храма, где жили мы
Там страшно, там мерзко, там эхо войны
Но я взглянул на тебя, и понял, что Иннос был прав
Лучше с тобою, там где порочен и страшен нрав
Чем в божьих чертогах быть одному в тишине
Но тебя они унесли, я зарылся в своей же вине
И мы снова у Венгарда, вновь сидим в тишине
Потом бард пару раз повторил первые две строчки песни в качестве припева. Потом пару раз щипнул струны и отложил инструмент в сторону.
Крестьяне довольно зашумели, возгласами подбадривая певца и требуя еще. Тот засмущался и сыграл простую веселую песенку про пастуха. Нет, лирика у него получается все-таки лучше. Он закончил играть.
Парень отдал лютню хозяину таверны. Тот взамен выдал миску с какой-то кашей. Ганс подошел к стойке – такой талант надо вознаграждать. Кроме того, хоть что-нибудь новое узнать об острове, о котором бывший певец и каторжник знал крайне мало.
- Две пива.
Орлан исподлобья посмотрел на Ганса, потом на золотые монеты в его руке и отпустил напиток. Бард тем временем не спеша пережевывал пищу. Ганс сел к нему за столик и поставил пиво.
- Нужно что-то? – с подозрением спросил бард.
- Нет. Просто хотел познакомиться.
- Я Энди.
- Ганс. Хорошо поёшь. Где научился?
- Ну…, - парень замялся. – Везде понемногу.
- А на лютне?
- Ну, здесь, - Энди глотнул пива из предоставленной ему кружки. Шумно вдохнул воздух. – Меня один пьяница научил, как бренчать надо. А потом мне понравилось, и сам доучивался уже. Пару монет Орлану подкинешь, - бард украдкой глянул на занятого клиентами хозяина. – А он тебе даст инструмент на часик поиграть. Просто так. Сам научился. А потом уже стал петь за еду.
- А ты где вообще работаешь?
- На ферме Акила. Но у того проблемы, и денег платить он стал меньше. Ну, хоть кормит, да и то ладно.
Парень выпил кружку пива с двух заходов. И, похоже, пьянел он тоже быстро. Язык у него стал заплетаться, а между словами он стал делать большие паузы. На вопросы он отвечал довольно охотно.
- А чего проблемы?
- У меня?
- У Акила?
- А…, - Энди соображал уже довольно плохо. – Так наемники, … дети, понавадились шастать за данью. В конец охренели, да? Онар нам че? А мы ему, дескать, обязаны платить. Тварь!
- А защита?
- Да какая на хрен защита? Придут, бошку почешут, стырят все, что гвоздями не прибито, и уйдут. Ополченцы тоже берут все, что им нравиться, но бОльшую же часть этого они отдают городу. А эти… Одним словом, … .Ох! Не надо бы мне пить…
Энди поднялся и собрался было идти на улицу, где уже погода утихомирилась. Ганс пошел за ним. На ферму он уже идти не хотел. Да и на ферму лендлорда тоже. Он и за Барьер попал лишь по пьяни, за драку с солдатами. Он всегда был против преступления, как способа решения проблемы, даже спустя несколько лет среди каторжников. И теперь он по доброй воле отправился обирать этого бедолагу, этого талантливого парня, его хозяина.
Об этом ни Торлоф, ни Ли не говорили. Так что же получается? Наемники – это не защита простого народа, не разумная оппозиция королевскому засилью, как любил выражаться охранник Онара по имени Василий, а лишь бывшие бандиты, прикрывшиеся благородной целью и золотом лендлорда. Или нет? Черт его знает. Ганс прошел до перекрестка. Справа виднелся алтарь Инноса, около которого паслись несколько падальщиков, а за ними в узкую ложбину уходила проторенная дорога.
Интересно, что там? Засада бандитов или маленькое фермерское хозяйство, в котором можно устроиться на долгие годы, женившись на хозяйской дочери? От такой перспективы Ганс не отказался бы. Это то, о чем он мечтал все то время, пока горбатился в Свободной шахте, пока глушил скуку рисовым шнапсом, пока ковырялся в грязи на полях под гнетом Лорда и Лефти. Он представлял, как будет вставать с рассветом, как будет поздним вечером ужинать со своей женой, как будет работать на себя, а не на какого-то отморозка с бичом.
Задумавшись, Ганс не заметил, как слева на дороге показался человек в тяжелых доспехах паладина. Скептически оглядев стоящего на дороге человека в кожаном плаще, рыцарь повернул налево и отправился по дороге, идущей около этого самого алтаря Инноса. Может, это шанс? Может, указатель пути?
Ганс окликнул паладина.
***
В высокой комнате одиноко стоящей башни царил полумрак. Старик в темной робе мага вошел внутрь и зажег огни. Расставил свечи на краях пентаграммы, начерченной в середине комнаты. Медлить было нельзя. Неизвестно, хватило ли силы доспехов на эти долгие недели.
Старик открыл толстую древнюю книгу, в которой недавно нашел тот ритуал, который был ему нужен. Еще раз оглядел страницу. Положил книгу на место. На всякий случай достал из небольшого мешочка, привязанного к поясу, флакон с синей жидкостью, выдернул пробку и двумя глотками выпил все его содержимое.
По телу пробежало неприятное ощущение холодного порывистого ветра, но сразу же стало тепло. Так, сейчас главное – сосредоточиться. Старик поднял руки, свел и сразу же развел в стороны ладони. Беглым шепотом прочитал заклинание. Получилось! Дрожь в руках, яркие вспышки, и в центре пентаграммы появилось тело тридцатилетнего русоволосого мужчины в лохмотьях. Он сразу же встал на колени и закашлялся.
- Кхе, кхе, ууух, черт!
Старик в темной робе улыбнулся. Пока что все идет по плану.
- Наконец-то! Я уж думал, что больше никогда не увидимся.
- Я чувствую себя так, будто три недели пролежал под грудой камней, - мужчина в лохмотьях держался за грудь, но уже распрямился и смотрел своим обычным взглядом.
- Так оно и было, - старик улыбнулся.
Его удалось вернуть. Но самое сложное еще впереди…
