Лабиринты Войнича

      Годяну недолюбливал вычурные выражения вроде «висеть на волоске», «ходить по грани» и всё в таком роде, но сейчас именно они как нельзя лучше описывали ситуацию. Его самая большая надежда всё-таки сорвалась. Влад, в сущности, был уверен, что воспоминание, указавшее ему на Босха, было выбрано не просто так, и он бы получил хоть какую-нибудь подсказку по прибытии, но увы. Конрад Мартелл оказался точно так же не сведущ, как и он сам.       Они сидели в кафе в Музейном квартале и бессмысленно разглядывали пирожные в витрине. Аккуратная глазурь изображала ту или иную известную голландскую картину, отчего искусствоведу Конраду становилось не по себе, а разумному эгоисту Владу — смешно. Современный человек мог сделать рекламу на чём угодно. Даже на испечённом тесте. Мартелл вяло делил свой кусок клубничного чизкейка на небольшие кусочки и с некоторым непониманием косился на тот, что принадлежал Годяну — совершенно нетронутый.       — Ты есть-то будешь? — всё-таки уточнил он после недолгих раздумий.       — О, — Влад отвлёкся от размышлений и слабо кивнул. — Да, конечно, спасибо.       — Что–то случилось? — уточнил Конрад, отпив немного кофе. — Ты сидишь мрачный с тех самых пор, как я сказал, что ничего не знаю.       — Это ты верно заметил, — Влад нахмурился, отправил в рот немного торта, медленно прожевал. — Когда я сюда прибыл, то надеялся, что найду человека, который хоть немного посвящён в дела покойного домнуле Мартелла. Однако ты тоже ничего не знаешь.       — Тут ты прав. Я думал, что отец просто состоит в обществе учёных, интересующихся Возрождением, которое даже не общество, а так, посиделки в библиотеке и схоластические разговоры. Я никогда не спрашивал про то, куда он ходил, мы это не обсуждали. Но теперь мой отец убит, убит жестоко и страшно. Это значит, что дело всё же не ограничилось просто уютными креслами и печеньем, — Мартелл произнёс это очень взволнованно и почти что шёпотом, будто бы их могли подслушать.       — Ты хваткий малый, толк из тебя определённо выйдет, — похвалил его Годяну, впрочем, не отвлекаясь от собственных логических цепочек.       — Есть кое-что… — неуверенно начал Конрад, пропустив похвалу мимо ушей. — Мне сегодня пришло… письмо, — он порылся в рюкзаке и чуть погодя протянул Владу сложенный вчетверо лист бумаги. — Это папин почерк, сомнений нет. Он продублировал свою просьбу найти и встретить тебя, а также упомянул какие-то свои записи. Я проверил, они и впрямь лежат дома. Я взял их с собой на случай чего. Вот, — на стол лег толстый ежедневник с точно такой же совой, как и на значке. — Эти совы у нас дома были повсюду. А на том, что ты мне показывал — филин, кажется, я не разбираюсь в птицах. Суть одна: папе была очень важна эта символика.       — Ну-ка, — Влад забрал у него обе вещи. — Это уже лучше, чем ничего, знаешь ли.       — Хотел бы я в это верить, сам посмотри, — Конрад откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.       — Пусто, — констатировал Годяну после недолгого перелистывания страниц. — Ну, кроме первого листа, конечно. Там просто набор цифр и ничего больше, представляешь? Может, пара букв.       — Действительно странно, — он вопросительно вскинул бровь, припоминая несколько основных методов шифровки. — Скажем так, на первый взгляд, на ум ничего не идёт. А потому предлагаю для начала воспользоваться более явной подсказкой. Совой, то есть. Ну или филином, какая разница, я тоже не птичник.       — А мне кажется, мы это уже использовали… Во всяких умных шоу нельзя использовать одну подсказку два раза! — заметил Конрад, причём вполне резонно.       — А почему же два? — удивился Влад, наконец разделавшись с тортом.       — Ну как сказать… Значок и воспоминание привели тебя сюда, — пожал плечами Мартелл. — Разве нет?       — Верно. Но это два разных ключа, раз уж на то пошло, — покачал головой Годяну. — Или…       — Да нет же, смотри! — воодушевлённо начал Конрад, впервые за всё время по-настоящему улыбнувшись. — Сова заставила тебя вспомнить Босха, а Босх направил сюда, в Нидерланды. Вот оно как.       — Ну нет, воспоминание явно дороже всего лишь направления. В Голландии множество городов, почему именно Амстердам, а не Роттердам, например? — парировал Влад, закалённый долгими спорами с начальником.       — Так арт-центр находится в Хертогенбосе, это, считай, другой конец страны, — Мартелл вздохнул и покачал головой. — Ничего-то ты, Влад Годяну, не знаешь, а я два курса уже окончил.       — Прибереги сарказм для более безнадёжных ситуаций, — беззлобно отозвался тот. — Ну-с, едем туда?       — Опять двадцать пять… Я же сказал, что это другой конец страны, это же билеты, это же заметное перемещение. Тут нас поймает кто угодно, только срок дай. Влад, если туда и ехать, то на машине, а это проблематично, знаешь ли… Я водить не умею, да и транспорту лет двадцать, наверное, — слова Конрада были крайне весомы, но Влад всю жизнь слыл чересчур упрямым, а потому готов был отстаивать свою точку зрения до конца.       — Зато я умею. И вообще, прекрати-ка ныть. Страна у вас маленькая, умный сайт Гугл показывает всего лишь час езды, ну два, с учётом автомобильных проблем. Доедем с ветерком, разговоров больше, — продолжал он.       — Наживём мы себе бед, — пробурчал Мартелл. — Ну бог с тобой, едем.

***

      — Битлз? Я тоже слушаю, — Конрад отложил телефон в сторону и прикрыл глаза. — Хоть что-то хорошее за последние дни.       — Мне правда жаль, — Влад мягко посмотрел на него, ненадолго отвлекаясь от дороги. — Ты очень хорошо держишься, молодец. Переживём, как бы горько это не звучало.       — Если бы не ты, я бы, наверное, сейчас бы заперся у себя и рыдал. Но я занят и не могу тратить время на слёзы и траур, — Мартелл глубоко вдохнул и твёрдо продолжил: — Отец бы не хотел, если честно.       — Это правильно. Когда-то я себя так же утешал. Когда-то очень давно… — Годяну не договорил, лишь печально нахмурился. — Впрочем, что было, то прошло. Таков закон вечной жизни: брать и отдавать. Быть всегда молодым, просто быть, открывать мир, а взамен терять всех, кто тебе дорог. За всё хорошее надо платить, и вампиры это понимают как нельзя лучше, Конрад. Это непростой выбор, но я всё же сделал его. Я знал, на что шёл. Я оплакал своих мёртвых и больше не скорблю, потому что это было бы глупо с моей стороны, раз уж я сам на это решился.       — Не спорю, — Конрад вскинул голову и посмотрел на Влада, желая что-то спросить.       — Почему ты выбрал этот путь? — всё же поинтересовался он. — Что тебя на это толкнуло?       — Это непросто объяснить, но я попробую. Дело в том, что… я всегда хотел видеть и знать больше, чем мог, мой ум… понимание… не умещались в тех рамках, в которые я был загнан, я хотел мыслить многим шире, но родная деревня ничего подобного позволить не могла. Я родился в семье пастуха, как-то вышел с козами на луг, а меня окликнул захожий человек. Он спросил дорогу, мы разговорились… То был вампир, как потом оказалось. Я отправился вместе с ним, — Годяну говорил медленно, тщательно вспоминая, что с ним происходило, и надеясь, что сможет уловить что-то, что не получалось раньше. — Я многое забыл из того, что тогда происходило, но сейчас оно возвращается обратно. Я не слишком уверен, что до конца понимаю причины и последствия, но я знаю, что мне это нужно. Именно теперь, когда я ненароком оказался меж двух огней.       — О каких огнях ты говоришь? Ты же не думаешь, что отца убили в рамках какой-то теневой войны? — взволнованно спросил Конрад, тут же отвлёкшись от собственных грустных размышлений.       — Именно что думаю. Я получил письмо с угрозой и, быть может, даже догадываюсь, кто его отправил. Здесь действительно схлестнулись два могущественных общества, и они открыли охоту, — серьёзно ответил Влад.       — На кого? — уточнил испуганный Мартелл.       — На меня, — мрачно, но вполне спокойно ответил комиссар Годяну.

***

      Рафаэль Вагнер стоял у приоткрытого окна и смотрел, как туристы заядло фотографируют кафедральный собор святого Стефана. Впрочем, как и всегда: эта достопримечательности была особенно любима гостями Вены. Герр Вагнер же предпочитал Чумную колонну. Она была неотрывно связана с его прошлым: именно чума когда-то толкнула его выбрать бессмертие и вечный холод в замершем сердце. Впрочем, сейчас ему было совершенно не до того.       Впервые за долгое время Рафаэль был очень недоволен. В его планы, в его борьбу совершенно нечаянно вмешалась третья, причём крайне надоедливая сторона. Самым же раздражающим было то, что сторона в упор не понимала предупреждений и продолжила свою деятельность вполне себе намеренно и даже со вкусом.       Третью сторону звали Владом Годяну, и она в своё время уже доставила Вагнеру множество неудобств.       Рафаэль думал. Цитесиан уже давно наступал ему на пятки, что называется, но именно наступал, а никак не обгонял. Теперь же у этих сумасшедших учёных, живущих на голом альтруизме и бессмысленном человеколюбии, вдруг появился шанс его, графа Рафаэля Вагнера, вампира поистине хитрого и умного, опередить. Это совершенно никуда не годилось. Он не терпел разбазаривания и глупой благотворительности, он хотел делать деньги на том, что так напряжённо искал, и был вовсе не готов с кем-то конкурировать и уж тем более смотреть, как результаты многовековых исследований раздают чуть ли не бесплатно и кому попало.       Вагнер не любил проигрывать. Тем более таким навязчиво добрым и бестолковым людям.       — Герр Вагнер? — он обернулся на голос и чуть кивнул, приглашая вошедшего присесть. Его адвокат, поверенный и ближайший помощник, Максимилиан Эдельштейн, никогда не беспокоил его просто так.       — Что-то случилось? Есть сдвиг в нашем деле? — Рафаэль спрашивал без особого интереса, не слишком надеясь на сведения касательно борьбы, которая сейчас занимала его более всего.       — Да, — коротко отвечал Эдельштейн, вынимая из простого чёрного кейса какие-то снимки.       — Я слушаю, — Вагнер напрягся, опустился за большой письменный стол, устроил подбородок на кончиках переплетённых пальцев.       — Влада Годяну видели в музейном квартале с каким-то парнем, вот фотографии. Он отдал Годяну что-то вроде записной книжки и лист бумаги, возможно, письмо. Затем они взяли машину и буквально несколько минут назад выехали за черту города. Не уверен, что сможем засечь их, но если они появятся в каком-нибудь населённом пункте, мы об этом обязательно узнаем, — Максимилиан говорил тихо, и его глаза за стёклами очков казались одинаковыми и не выражающими ничего. Возможно, сейчас так оно и было.       — Это неплохо для начала, какой-то идиот потерял его след ещё в Бухаресте, и меня это огорчило, но я рад, что ты лично взялся за дело и, как следствие, предоставил мне вполне удовлетворительный результат, — Рафаэль с одобрительной улыбкой кивнул, окинул взглядом кадры. — А что за парень-то? Не удалось понять?       — Нет, разговор записать не получилось. Я лично его не узнаю, однако память на лица у меня отвратная, не могу быть уверен, что не видел его раньше, — Эдельштейн приподнял очки и пригляделся, покачал головой. — Нет, не припомню.       — А я, пожалуй, понял, кто он, — Вагнер откинулся в кресло, чуть отодвинулся от стола, положил ногу на ногу и теперь задумчиво крутил в пальцах распечатку. — Ты говорил, у Мартелла остался сын?       — Всё верно. Конрад Мартелл, двадцать лет, студент, учится на искусствоведа. Сирота уже пару дней как, — на мгновение левый глаз съехал вправо — Максимилиан всю жизнь немного косил — и это не укрылось от взгляда Рафаэля.       — Ты порой слишком сентиментален, друг мой, — почти что мягко заметил он. — Это того не стоит. Все мы теряли родных, такова участь бессмертных.       — Юноша не выбирал, в отличие от нас, герр Вагнер, — ответил Эдельштейн, вновь возвращая себе прежнее самообладание.       — Это верно, но… жизнь жестока, и ни они, ни я не должны делать ради кого-то исключения, — Вагнер бессовестно и как-то цинично, но в то же время совершенно неискренне улыбался, чуть приподняв брови.       — Безусловно, — не стал спорить Максимилиан. — Ваши дальнейшие указания?       — Продолжайте слежку, я хочу узнать, куда они направляются, какова их цель. У нас есть возможность узнать, с каких воспоминаний начал покойный Ян Мартелл? Это облегчило бы задачу, — буднично ответил Рафаэль, откладывая снимки, и Эдельштейн поспешно убрал их.       — К сожалению, нет, однако наши учёные работают над этим. Это, вероятно, какая-то особая техника, завязанная на использовании катализаторов и, как бы смешно это ни звучало, внушении, но я толком не знаю. Мы можем утверждать, что покойный Мартелл был обыкновенным человеком? — уточнил Эдельштейн, внимательно посмотрев на собеседника и попытавшись уловить его эмоции, но тщетно.       — Нет, конечно же, — ответил Рафаэль Вагнер так, будто бы это было само собой разумеющееся. — Полагаю, он всё-таки обладал кое-какими способностями. Его двоюродный прапрадед был нам с тобой подобным. А вампиры поразительно хорошо владеют аутогипнозом.

***

      — Вот и приехали, — Влад припарковал машину в паре улиц от арт-центра и вытащил ключ зажигания. — Ну что ж, теперь у нас есть возможность убедиться в том, кто прав.       — Ну вот каким образом нам может помочь это премилое здание? — снова заартачился Конрад.       — Да откуда я знаю? Придём — увидим, логично? Логично, — Годяну не стал его раззадоривать, порядком подустав спорить.       — Поверю на слово, — прищурился Мартелл, отстёгиваясь. — Но если ты не прав…       — То я не прав, — отрезал Влад. — Пошли.       В арт-центре было шумно, людно и душно, и если Годяну было в сущности всё равно, потому как он абстрагировался от мировой суеты всю жизнь, то Конрад мучился по полной программе, если не сверх заявленного. Он твёрдо решил, что если окажется прав, то Владу не поздоровится, ведь именно по его милости они сейчас находились среди этого вавилонского столпотворения.       — Ищем сов и фотографируем, через час встречаемся на том же месте, — вещал Годяну тоном, явно не терпящим каких-либо возражений и уж тем более споров.       — Будет сделано, — пробурчал Конрад. «Что я тебе, помощник-стажёр что ли? — сердито думал он, оглядываясь в поисках сов. — Вот намеренно поставлю таймер, чтобы ровно час и ни минутой больше. Тоже мне способ — сов искать, они у Босха все разные».       И в самом деле, птица со значка не нашлась ни через час, ни через полтора. Конрад злорадно, но без особого энтузиазма напоминал Владу о том, что он вообще-то предупреждал, а Годяну лениво отбивался, пытаясь думать, что им делать дальше.       — Тупик, — спокойно констатировал он, поедая купленный в кафетерии пончик.       — Да что ты говоришь? — бессовестно съязвил Конрад, жуя то же самое.       — Проблемы со слухом? — почти что серьёзно уточнил Влад, но в его глазах танцевали чёртики.       — У тебя. Только с восприятием чужого мнения, — хихикнул Мартелл и уклонился от шутливого подзатыльника. — Так что делать-то будем?       — Включать голову, — решил Годяну.