Fatal Result, или Судьба всегда права

Кюхён зашел в аудиторию за несколько минут до начала пары. Преподавателя до сих пор не было, а учащиеся продолжали медленно прибывать, постепенно заполняя собой помещение. Пробежавшись быстрым взглядом по всем студентам своего потока и не только (ибо сейчас по расписанию была пара по истории на несколько факультетов), Кю сел посередине, доставая из рюкзака тетрадь и пишущие принадлежности. — Айгу, а этот красавчик опять спит, — услышал он перешептывания пары девиц за соседним рядом. — Вот бы с ним подружиться, — вторила ее подруга. Кюхён посмотрел сначала на них, а потом проследил за траекторией их взглядов. — Вполне ожидаемо, — хмыкнул он про себя, тут же быстро отворачиваясь. На одной из парт на последнем ряду, подложив свитер под голову, спал Макс. "А двое других, походу, до сих пор отсыпаются после бурной ночи", — пронеслось в его голове. Кю еще до их знакомства вчера вечером знал, что Макс, Донхэ и Ынхёк были его одногруппниками. Да и как тут не узнаешь самых шумных, весёлых и популярных парней со своего курса? Будучи серой мышью, забитой и необщительной, Кюхён всегда завидовал их компании, наблюдая за ними со стороны. Они всегда были в центре внимания, были любимцами всех девчонок и даже парней их факультете. Отлично показав себя в первый день, Донхэ стал старостой их потока, мгновенно завоевав всеобщие признание и любовь. Вместе с Ынхёком они частенько организовывали разные движухи и собрания, пытаясь наладить контакт не только со своей группой, но и, кажется, абсолютно со всеми в университете. Что касается Макса, то за ним с первых же дней закрепился статус красавчика-распиздяя и местного ловеласа. И не без оснований. — Какой же он всё-таки красивый, — продолжали обсуждать спящего болтушки по соседству. "Разве?" — Кю как будто бы вёл свой собственный с ними диалог, который, естественно, кроме него никто не слышал. — Интересно, а у него есть девушка? "Ну, при учёте, в каком месте он ошивается и с каким пареньком в узких джинсах вчера ушёл посреди вечера — у вас, дамы, шансов никаких". — А мне Донхэ больше нравится, — щебетала другая. "И Ынхёку тоже". — Это староста который? Да, он горяч! — Интересно, а он с кем-нибудь встречается? "Два из двух. Но не судьба". Потому что, как ни крути, в этом мире, сколько не противься, сколько ошибок не совершай, сколько не пытайся обмануть сам себя и сколько не играй с судьбой, она всегда права. При любом раскладе. — Блин, и почему на моей руке не написано "Донхэ"? Жизнь несправедлива! После этой фразы Кюхён машинально и по привычке поправил массивный кожаный напульсник на руке, как будто бы убеждаясь в его местоположении, скрывающий на его запястье одно конкретное имя. Имя, которое будет преследовать его всю жизнь. Так уж вышло, что в этом мире и в этой вселенной судьба человека предопределена заранее. У каждого на запястье чёрными чернилами выгравировано имя его второй половинки. Конечно, следовать своей судьбе или нет — осознанный выбор каждого, но многовековой опыт человечества подсказывает, что неследование ей ни к чему хорошему не приводит. Такие союзы и браки "не по уставу" никогда не бывают долгосрочными, счастливыми и благополучными. Если ты противишься своей доле, она в свою очередь играет с тобой злую шутку, оставляя несчастным и одиноким. И если хорошенько подумать, нет причин сомневаться в том, что здесь что-то не так, ведь сколько бы люди не пытались обмануть себя, сколько бы не переписывали своё будущее и сколько бы они не играли на публику, вывод один — судьба всегда права. Имя предназначенной человеку второй половинки, которая сможет сделать его счастливым и полноценным, находится на запястье левой руки, и до совершеннолетия эта метка представляет из себя расплывчатое и размазанное пятно, кляксу, как будто бы чернила ещё не высохли, а кто-то уже провел по ним ладонью, заметно смазав её очертания. И по достижении человеком восемнадцати лет лишние чернила исчезают, оставляя после себя чётко выведенные и конкретные буквы. Грубо говоря, эта метка — подобие татуировки с самым важным именем в твоей жизни, набитой рукой свыше. До сих пор доподлинно неизвестно, почему порой судьба невидимыми узами связывает людей одного пола. Но, перелопатив кучу литературы, Кюхён узнал, что на этот счёт учёные выдвигают несколько теорий. Первая и, пожалуй, самая распространенная и общепринятая из них гласит: "во время беременности из-за стресса или любых других внешних факторов и воздействий на мать, плод начинает развиваться в другом направлении, не так, как ему было предначертано заранее". Иными словами, это своеобразная мутация вследствие перенесенных потрясений. Вполне логично, что исследований, подтверждающих или опровергающих данную теорию, слишком мало, потому что ни одна женщина, будучи в здравом уме, не согласится на то, чтобы её и её ребёнка подвергали какой-либо опасности на любом сроке беременности. И те немногие эксперименты, которые всё-таки удалось провести, выдали двоякие результаты. К слову, спросить у своей матери напрямую о её стрессах во время беременности им Кю боялся. Поэтому так и не решился. Вторая же теория, не имеющая под собой доказательную и научную базу, гласит, что "предназначение свыше для однополых пар состоит не в продолжении рода, что вполне логично, а в чём-то другом. Свободная от детей и ежедневной рутины жизнь позволяет молодым людям и девушкам не отвлекаться на быт и не распылять своё внимание понапрасну, занимаясь каждый своими делами". Как уже понятно из самого описания, сторонники этой теории сами по себе люди если не религиозно двинутые, то уж точно романтично настроенные и не готовые мириться с тем фактом, что они — обычное следствие биологической мутации. И в попытках объяснить свою судьбу они только и делают, что прикрываются идеями о свободе человека на любовь и жизненный выбор. Но это объяснение и эта теория вполне устраивали Кюхёна. Все остальные версии прямо или косвенно дополняют или повторяют предыдущие: "потому что так решила судьба", "однополые пары созданы для искусства", "это бесполезные для общества люди", а некоторые и вовсе утверждают, что данное явление — либо злая шутка судьбы, либо наказание за деяния, совершенные ранее. — Но если в прошлой жизни я не был Гитлером, тогда всё это не имеет никакого значения, — буркнул себе под нос Кю, расписывая ручку на полях тетради и готовясь записывать лекцию, потому как пожилой преподаватель только что вошёл в аудиторию. Когда Кюхён понял, что на его запястье мужское имя, он посчитал, что кто-то просто издевается над ним. Судьба судьбой, но это нечестно! Почему его старшая сестра счастлива в браке и ждет второго ребенка, а он — гей? Нет, он, конечно, детей не особо любил и сидеть со своим племянником жутко ненавидел, но всё же отсутствие выбора заставляет его страдать и сокрушаться о справедливости. И в его окружении до последнего не было ни одного знакомого, у кого была бы такая же история. Его школьный друг Сонмин по секрету как-то рассказал ему, что на его руке — имя их одноклассницы Саын, у Генри было написано Эмбер, а у Шиндона было высечено имя Нари. Откуда он всё это знал? Потому что его друзья по пьяни были слишком разговорчивые. Показывать свои татуировки кому-либо или нет — решение каждого, но отчего-то в этом закостенелом обществе это считалось дурным тоном. И как любила говорить бабушка Кю, "это же личное! Ты же никому не сообщаешь свои паспортные данные, верно? А вдруг мошенники? А вдруг сглаз? А вдруг данные о нас собирают? Лучше спрятать от греха подальше!" И он прятал. То ли дело китайцы — уж кто-кто, а вот Генри, например, даже браслеты на руке не носил, скрывающие тату, и не заморачивался по этому поводу. И Кюхён бы тоже не заморачивался и давно бы расслабился. Если бы на его запястье было женское имя. Когда Кю узнал, что на его руке высечено "Чанмин", он поклялся никогда и никому не рассказывать правду. До поры, до времени. И для всех любопытных особ, в том числе родителей, сестры и своих школьных друзей, он создал легенду, что у него было вытатуировано "Мина". Он даже встречался с одной девушкой Миной во время экзаменов и летних каникул, у которой метка еще не видоизменилась, но она бросила его сразу же, как только ей исполнилось восемнадцать, и на ее левой руке проявилось какое-то другое имя. Какое? Кюхёну было всё равно. Плавая в своих мыслях и почти не слушая преподавателя, Кю повернулся, чтобы посмотреть, чем там занят Макс, но тот всё также мирно посапывал, скрывшись за спинами большого числа студентов. И, кажется, на нём была та же одежда, что и вчера. "Блядовал всю ночь, что ли? — Кюхён выдохнул. — Везучий, мразь". После того, как Макс ушёл, их компания ещё около двух часов просидела в клубе, напиваясь до поросячьих соплей. Кюхёну выпала честь добить оставленное Максом ("или Мином?") вино, но даже так он остался самым трезвомыслящим из оставшихся, помогая в конце вечера каждому из них сначала вызвать такси, потом дойти до такси, а затем и забраться в те самые такси. "А благодарности за это — ноль". Кю подпёр подбородок рукой и снова уставился на лектора, пытаясь всеми силами подавить подступающую зевоту. "Да уж, день обещает быть слишком долгим, — он поджал губы и перевернул тетрадную страницу, на автомате строча конспект лекции. — Ещё один скучный и ничем не примечательный день в полном и гордом одиночестве".