Предназначенный дьяволу

Изуку аккуратно посадил парня на кровать, осматривая открытые места. Ну… а вдруг поранил во время телепортации? — Нигде не болит? — заботливо спрашивает он. — Только голова, — сипит Тодороки. Мидория снова обнимает Шото. Невесомо, мягко, легко. Ему хотелось плакать. Плакать от счастья. От осознания того, что рядом с ним сейчас сидит тот, кого он любит. Да, он преступник. Убийца. Злодей. Демон. Просто опасный человек. А Шото… Шото просто хороший. Немного замкнутый, ещё не повидавший жизнь, но хороший. Определённо добрый, а если узнать друг друга получше — может ещё и открытый. У Изу много вопросов: откуда этот шрам? Каково это учиться в школе? Какие сладости он любит?.. Так, стоп, не об этом думаешь. — Мидория-сан… — Изуку. — Изуку, — будто пробуя на вкус имя соулмейта, начал Шото, — ты обещал ответить на все вопросы при следующей встрече. Юноша улыбнулся и присел на краешек кровати. Обещал. А раз обещал — нужно сдерживать обещания. — Боюсь, правда будет не такой, какой ты хотел её услышать, — горько усмехнулся он. — Но я отвечу на всё. Сейчас твоей жизни ничего не угрожает. Гетерохром задумался. Он не знал, какой вопрос задать первым. В голове был такой беспорядок, что ему удивился даже бы Всемогущий. Беспорядок вперемешку с полнейшей пустотой. — Кто ты? — ляпнул Шото, не подумав. — Мерсенари, — без запинки и даже секундного промедления ответил Изуку. А вот Тодороки застыл. Неужели… неужели он..? Неужели он тот, кто убил несколько десятков героев? Тот, кто крал информацию? Тот, кто создал самую опасную пулю, которая пробивает причуды про-героев? — Да. Я понимаю твою реакцию, — Мидория отошёл от кровати, зарываясь руками в волосы. — Я… всего лишь немного в шоке, — вернул себе способность говорить разноволосый. — А это тогда что? Твоя база? — Нет, я же сказал, что это мой дом. Я тут лет с семи живу. Правда, обстановка немного ухудшилась, но это было, когда отца убили. У меня просто денег не хватает на то, чтобы переехать в другое место. — А где ты берёшь эти самые деньги? — Ты же понимаешь, что это дело грязное? — кивок. — Я, по сути, одиночка, но могу заключать договоры с разными организациями. Иногда просят помощи не только злодеи, как, например, Лига, а вроде бы даже приличные люди. Люди, у которых много денег, а они хотят убрать со своего пути недоброжелателей. Но я не мараю руки, поэтому по отпечаткам меня не могут найти. — А как ты тогда..? — Химия, Шото, — прочь официальность, да здравствуют имена. Изуку склонил голову вбок. — Не ходя в школу, я просидел все свои шестнадцать лет дома, изучая эту науку. Органическую и неорганическую. Было сложно, учитывая процент преступности этого района. — А что это вообще за район? — гетерохром протёр глаза. Его клонило в сон, но он продолжал слушать. Он узнаёт что-то новое о своём соулмейте. — У него нет какого-то определённого названия, — зеленоглазый покачал головой. — Здесь обитают все, кто только может: алкоголики, недо-злодеи (как я), бомжи, наркоманы, проститутки и так далее. Здесь выживают только те, у кого есть деньги или красивое тело. Как видишь, я отношусь к первому типу. «Но и тело у тебя ничего так», — отметил про себя Шото, но тут же отогнал эту мысль. — Зачем ты всем этим занимаешься? Неужели не проще было пойти в герои? Ради чего? — неконтролируемый поток вопросов вытекал из его рта так, что он сам не полностью осознавал весь их смысл. — Скажу сразу, моя цель не очень… благородная, — на секунду Мидория запнулся, но после глубокого вдоха продолжил: — Мне нужны деньги. За некоторые дела мне правда платят много, но я себе почти ничего не оставляю. Часть уходит на погашение долгов, а вторая часть на… содержание матери в больнице. Мной движет лишь стремление увидеть её снова. Она уже три года лежит в коме, и ровно три года назад я начал заниматься всем этим. — Почему не пошёл в герои? — повторил свой вопрос Шото. — Всё просто: я беспричудный, — и было это сказано так легко, но при этом чувствовалась сочащаяся из всех ран боль. — И добился всех этих знаний, «репутации» лишь благодаря своему упорству. Тебе это незнакомо, но, знаешь, очень страшно было выходить на улицу даже в шестнадцать лет. Либо ты зло, либо — никто. Здесь в правилах: Выживает сильнейший. — Как ты узнал о «празднике» и засаде? — Фактически, я сам всё это спланировал. И сам же оставил для себя лазейку, потому что знал, что с тобой может сделать Чисаки. Я не хотел, чтобы этот больной ублюдок что-то с тобой сделал, но он не должен был знать об этом. Представляю, как он сейчас рвёт и мечет, — Изу улыбнулся своим мыслям. — Конечно, если он меня найдёт — незамедлительно убьёт. Но я очень надеюсь, что замёл все следы. Тодороки оставалось только поднимать свою челюсть с пола, углубляясь всё больше и больше в прошлое парня. Как вообще так можно жить? Да ещё и без причуды… Хотя, сам факт того, что Изу без причуды его совсем не напрягал. В душе разрасталось ощущение чего-то неправильного, будто так никогда не должно было быть. Он чувствовал сколько боли перенёс он, чувствовал, как эта боль срывалась с губ тихими словами, режущими сердце. Это же ужасно. Как вовремя судьба подарила их друг другу. Им обоим нужна поддержка. Поддержка не от других людей, а от них самих. — А что будет дальше? — сам факт будущего его почему-то пугал, но расслабленная улыбка зеленовласого немного успокоила его. — Дальше? Ну, у меня есть план, как вернуть тебя безопасно в «люди». Но, при этом, я хочу сдаться героям, полиции, кому угодно, лишь бы этот кошмар наконец закончился. Я хочу просто нормальной жизни, хоть и понимаю, что такая жизнь мне точно не светит. Самое страшное позади, но самое сложное только начинается. Наступила тишина. Тодороки больше не знал, какие вопросы задать, а шаблонные слишком скучные и разрушат всю атмосферу. Откуда-то, совершенно внезапно, появилась твёрдая решимость, и Шото притянул юношу к себе, обвивая шею руками, примостив его голову себе на плечо. Это его поддержка. Тихая, без слов, но такая большая и уверенная. Он не бросит его. Конечно, он в некотором ахуе от такой информации, но до этого он знал Изуку совершенно с другой стороны: добрый, отзывчивый, даже в какой-то степени романтичный, рисующий офигенные портреты… Изуку сам по себе воплощения всего солнечного и яркого, тёплого и эстетичного. — Можно теперь я задам вопрос? — зеленовласый поднял голову и посмотрел прямо в глаза Шото. — А разве ты сейчас его не задал? — слабо приподнял уголки губ гетерохром. Тихий смех. Зелёные глаза опустились едва ниже, но Тодороки уже понял, чего хочет Изуку. Большим пальцем проводя по нижней губе так, что тело будто пронзает электрическими зарядами. Нежно очерчивая левую скулу, поглаживая шрам. Заправляя прядь разноцветных волос за ухо. Это было похоже на сон. Счастливый сон. — Можно? — хрипит Мидория. Тодороки шумно сглатывает, не силясь более противиться этому дикому желанию. Слишком медленно, слишком волнительно, чтобы ещё растягивать этот момент. Поэтому, поборов свою исчезающую усталость и робость, сам тянется к его губам, обхватывая руками шею. Изуку не ожидал такого от Шото и чуть не упал на него от неожиданности, но вовремя спохватился, сжимая ладонями его плечи, сохранив равновесие. Воздух заканчивается слишком быстро, и им приходится оторваться друг от друга, соприкасаясь лбами. Глаза будто покрылись мутной пеленой, расширяя до максимума зрачки. Лица выглядят размыто, но глаза будто фокусируются на чужом взгляде, заставляя океан чувств и эмоций закипеть, накатывая новой волной, обостряя эмоции до предела. Мидория целует его ещё раз. Нежно, аккуратно, но жутко неумело. Он чувствует, что это самое правильное, что может сейчас быть. Покусывает его губу, проводит языком по зубам, и, получая разрешение, врывается внутрь, и это будто сносит ему крышу. Отрывается, ловя разочарованный вздох, и снова прикасается своими губами к его, не открывая глаз. Шея горит от рук Шото, что с каждым разом притягивают его сильнее. Но он противится этому порыву, поднимая голову и, будто дразня, легонько кусает его за мочку уха. Разноволосый рвано выдыхает, а Мидория, пользуясь его секундной слабостью, кладёт свою руку на затылок, углубляя поцелуй. Шото выгибается, касаясь грудью желанного, родного тела. Его торс сжимают чужие руки. Внезапно становится слишком жарко. Жарко от прикосновений, от тепла, разрастающегося где-то внутри. Шото на секунду показалось, что его пламя может выйти наружу из-за неконтролируемых чувств, бушующих в сердце (ты чё, какой огонь? Хочешь испортить самый пикантный момент в своей жизни, да, Шото?). Он чувствует, как медленно плавится от чужих поцелуев. Обмякает в его руках, тихо постанывая от наслаждения и необъятного желания чего-то бóльшего. Зеленовласый отстраняется от искусанных губ и медленно опускается к шее, оставляя влажную дорожку. Отрывается и снова продолжает, подбираясь к ключице, водя языком по косточке, прикусывая кожу и оттягивая её, но так, чтобы не пошла кровь. Руки невольно опускаются ниже… На задворках сознания шепчет голос, что, вот, вот этот момент, когда можно позволить себе немного больше, чем простые мутные фантазии с рейтингом восемнадцать плюс. Мешает одежда, но Изуку не знает: стоит ли заходить дальше? Или они зашли уже и так слишком далеко? Ответ не заставляет его долго ждать. Шото сбрасывает с себя мешающуюся куртку, дрожащими пальцами притягивая парня к себе. В его глазах плещется любовь и решимость. И он не может противостоять этому огню в глазах. — Я буду нежен с тобой.

***

— Будь осторожен, — шепчет Тодороки, обуваясь. — Конечно, — улыбается Изуку. Дверь захлопывается и он слышит, как стихают шаги. А потом начинает радостно вопить, тут же прикрывая рот рукой, боясь, что его услышат. Выпив какую-то странную жидкость в баночке и убедившись, что все последствия их, кхм, бурной ночки убраны, вдохнул воздух до предела и вышел следом. Он не боится проиграть. Не всегда победа значит что-то хорошее. Не всегда поражение приносит боль. Иногда проигрыш дарует второй шанс, а выигрыш — потерю самого ценного. Поэтому, стоя на улице с поднятыми руками, Мидория не достаёт из потайного кармана пистолет и не убегает прочь от полицейских, а улыбается и смело идёт вместе с ними. Пусть будет суд, пусть его посадят. Но лишение свободы стоит того, чтобы Шото был в безопасности.