Baby for daddy.

Есть такие мгновения, которые тянутся только определенный промежуток времени. В данном случае, у парней в распоряжении была эта ночь, вернее то, что от нее осталось. Можно было бы просто отвезти Чимина домой, ведь молодые люди друг другу никто, но Юнги хотелось растянуть этот миг и побыть с Чимином. Не просто рядом, а вместе. Юнги хотелось еще немного побыть мягким и нежным, оставить на эту ночь свое амплуа опасного парня где-то за горизонтом моря, что плещется в нескольких шагах от автомобиля, и побыть Юнги. Нет, Мин не был сопливым романтиком и все такое, но именно Чимину захотелось показать еще одну свою сторону — воздушную, как безе, и такую же приятную. Юнги протягивает руки к Чимину, приподнимает все еще дезориентированого парня и усаживает лицом к себе таким образом, чтобы ноги младшего располагались по обе стороны от бедер мятноволосого. Далее Юнги открывает дверь спорткара и, подхватив Чимина под ягодицы, встает, направляясь к водной глади, в которой отражалось прекрасное ночное небо, поэтому, когда Мин осторожно начал заходить в воду, (все еще держа парнишку на руках), казалось, что Юнги погружается в космическое пространство. На улице было лето, поэтому вода была теплой и приятно обволакивала кожу. Зайдя в воду так, чтобы Чимин тоже был погружен, Юнги посмотрел на парня, любуясь, и запоминая каждую родинку, каждую морщинку, каждый изгиб прекрасного лица. Мин надеялся, что Чимин прочитает в его взгляде то, что старший сейчас чувствует, но, естественно, озвучить не может. Чимин был типажом Юнги? Определенно, да. Хотел ли Юнги быть с Чимином? Возможно. Был ли Юнги идиотом? Конечно. А еще Юнги не хотел ломать этого милого парня и причинять ему боль. Обычно все отношения мятноволосого заканчивались полнейшим крахом всего, что они успели построить, поэтому на эти самые отношения у Шуги было табу. Юнги мягко поглаживал ягодицы парня, совершенно ни на что не намекая. Это был невинный жест, который Мин делал неосознанно. Шуга подался вперед и оставил короткий поцелуй на припухших губах Чимина, и тут же оторвался от уст парня, прижимаясь лбом ко лбу парня, ловя его дыхание. Пак не мог собрать себя в кучку — не то, чтобы о чем—то думать. Рыжий осел пеплом на бледной коже парня, растворялся в его теплоте и смахивал ресницами затуманенное отражение луны перед глазами. Шуга всерьез «выбил» из него всю дурь вместе с сознанием, нетрезвостью и больными воспоминаниями. Оставалось только плюшево обвить конечностями тело и погрузиться вместе с ним в теплую воду, наслаждаясь обволакивающей тело соленой мягкостью и крепкими объятиями мятного, что удерживал остатки сознания Чимина в своих руках. Тот взгляд, которым одарил его мужчина, отпечатался на сетчатке обжигающими лезвиями звезд. Чимин никогда не ловил на себе таких взглядов, кроме вечно жаждущих/ненавидящих, голодных/пересыщенных, похотливых/отплевывающихся, поэтому его глаза были изумлены отдаче, которую проявлял к нему парень. Невесомо проводя линии пальцами на белой спине, рыжий соединял созвездия родинок, подмечая, как на человеке может поместиться целый космос, сверкая каплями на сахарном полотне. Чим мягко касается губами сильного плеча, водит кончиком носа к шее, целует нежно, как к ним касалась вода крохотными волнами. — Знаешь.. плавать ночью чудесно, — тихо шепчет рыжий, отпуская шею и, разведя руки в стороны, невесомо всплывает в теплой соли. — Когда лежишь вот так, смотришь на звезды — слышишь, как под тобой движется песок на дне, цокают ракушки о камни. Чимин тихо выдыхает и переводит взгляд с ночного неба на поблескивающие лунным отражением темные глаза. — Ты никогда не замечал этого? Атмосфера сейчас очень чарующая и таинственная. Юнги бы даже сказал: «Волшебная». В каждом движении парней прослеживается тихая грусть, что струится между ними шёлковым покрывалом прошлого, обволакивая, как солёные воды моря, что распласталось сейчас перед молодыми людьми и доверчиво расступилось, принимая в свое лоно. Чимин оставляет короткие, нежные поцелуи и выглядит сейчас непозволительно беззащитным и хрупким, находясь в руках Юнги. Мин испытал чувство когнитивного диссонанса, ведь этот невинный цветочек и развратный парень, что стонал под Юнги пару минут назад и призывно выгибался на встречу — один и тот же человек. У Мина отчего-то щемило в груди и он, пытаясь заглушить это чувство, молча смотрел на рыжеволосое чудо. В водной глади Чимин казался ему удивительной морской нимфой, и когда мелодичный голос донесся до слуха старшего, сознание Юнги отпечатало именно эту ассоциацию. Парнишка задал вопрос, а Мин в ответ бросил лишь тихое «Да» и скрыл лицо в ключицах Чимина. Да, Юнги был немногословен, но ведь не мог же он сейчас начать выливать из себя все то, что действительно хотелось сказать? Ему хотелось сказать, что, черт, возьми, да. Мин замечает это постоянно, ведь он очень чувствительный к подобным вещам, да к тому же обожает плавать ночью, ведь это приносит спокойствие в его измученное сознание. Но слова так и остаются в голове, хоть и отчаянно рвутся наружу, ударяя о черепную коробку. Юнги все так же, не говоря ни слова, плотнее прижимает к себе парнишку и, разворачиваясь, направляется к берегу. Добравшись до машины, Мин аккуратно опускает влажное тело парня, с которого капает вода, прямо на дорогую обивку. Сам он обходит автомобиль и садится на водительское сидение и нажимает на панели передач кнопку для закрытия крыши. Она медленно встает на место. Юнги шарит по салону, ища свою футболку. Когда ткань оказалась в руках, Мин поворачивается к Чимину и начинает футболкой мягко вытирать тело парня, смотря при этом куда угодно, но только не в лицо парнишке. Романтика, милые и согревающую душу действия никогда не имели места в жизни Чимина — их просто не было. То, что происходило между ними было таинством, прикосновением родственных душ, воссоединение павших ангелов. Рыжий не находил места своим мыслям — он любовался и каждый кадр раскладывал по полочкам, заменяя более яркими картинками поблекшие старые, лежавшие на виду, но не приносящие никакого удовольствия от того, что попадались на глаза в недрах памяти. Происходящее — весьма странно и дико для Чимина. Он не привык к заботе, ласке — только к грубости, корысти и гнилых подачек ради его милости. Он не искал удовольствий в женском теле — он сам был стервой, бестией, женственной и соблазняющей сукой, милой принцессой и хищной кошкой. Образ подобран красиво — людям нравится. Мягкотелых и застенчивых не замечают, в основном выбирают кадров поэкзотичнее: с яркой, броской внешностью, аппетитными параметрами и кокетливой грацией. То, кем был сейчас Чимин — он не знал. Он чувствовал себя потерянным ребенком в лесу: не знает куда и как податься, откликнется ли кто, а правильно ли он шагает в поиске приюта — чуждо, завораживающе, незнакомо. В реальной жизни ночью в лесу не так страшно, как в том, который в голове. Скользящие руки по телу таскают, как котёнка из дождливой улицы в теплый дом. Хотелось свернуться в маленький клубочек и забиться во впадинке ладони старшего — оставалось только поддаваться и принимать его тепло на себя. Когда холодные пальцы стали стирать с кожи влагу своей дорогущей футболкой — рыжий не мог отвести взгляда от мерно движущейся руки по коже. Он мягко накрывает своей ладонью руку мятноволосого, секунду смотрит в глаза, затем толкает на свое сидение, перелезая к нему на бедра и впиваясь в остывшие солонковатые губы от морских брызгов. Жмется жадно, впивается в кожу ногтями и затаивает дыхание, стягивая волосы на затылке в кулак в порыве. Юнги отвечает на пылкий поцелуй Чимина и тут же перехватывает инициативу, задавая свой, более спокойный, размеренный и одновременно глубокий и чувственный поцелуй. Мин ласкает язык рыжеволосого, ведет его, словно послушного партнера в жарком танце. Поцелуй имеет солоноватый вкус, но морское послевкусие отходило на второй план, ведь доминировал здесь природный вкус Чимина. Если морская вода была соленой и оставляла неприятные ощущения, то Чим напоминал ему артезианские воды, вкушая которые чувствуешь прохладу, свежесть и насыщение. Некий оазис в палящей пустыне обыденности и серости существования старшего. Руки Юнги покоятся на талии младшего, и они нежно, почти что невесомо, оглаживают бока парнишки. А еще Юнги прикрывает глаза от наслаждения и коротко стонет в поцелуй, ведь Чимин с силой оттягивает мятные волосы, даруя приятные ощущения. Когда воздуха становится слишком мало, Юнги нехотя отрывается от припухших губ и, оставив напоследок короткий поцелуй на губах младшего, отстраняется и смотрит в глаза напротив. — Потише, малыш. — Юнги нашаривает рукой футболку Чимина, — не будь таким напористым. Продолжишь в том же духе, и в моих легких совсем не останется воздуха. Мин произносит это с мягкой улыбкой в голосе и приподнимает руки парнишки наверх, не спеша просовывая их через рукава футболки. Далее идет голова и Юнги опускает футболку вниз, полностью скрывая торс парня и алые бутоны засосов и укусов. Чимин тихий и податливый, словно глина в руках умелого мастера. Младший мягко сжимает плечи своими руками, гладит их, обводит пальчиками мышцы. Послушно исполняет все просьбы мятного, глубоко заглядывая в глаза, ища подвоха. На теле только черная футболка с порезами на ключицах, голые бедра все еще на старшем — тепло и сладко, что просто хочется выть от незнания того, как с этим справляться. Чимин мягко спутывает пряди выкрашенных волос, пробует на ощупь, цветом, будто они вытянуты из драгоценного редкого минерала. — Настолько хорошо.. я насытиться не могу. Льнет с поцелуями, невесомо покрывает ими сахарную соленую кожу, прижимается, чувствуя, как мурашки по телу гоняют марафоны, заставляя мелко вздрагивать от легких касаний и целый космос сворачиваться в плотную горячую точку под ребрами. Маленькая ладонь скользит между телами, собрав в охапку оба члена, начав плавно водить по ним вдоль, прижимая друг к другу. Губы сместились на шею, собирая соль языком и придавливая пульсирующую жизнью жилку. — Шуга, — тихонько шепчет юноша, дрожа в руках и скрипуче постанывая, словно вот—вот растечется в руках старшего. Юнги с готовностью отвечает на поцелуи младшего и запрокидывает свою голову на сиденье автомобиля, даруя губам младшего больше территории, которые они могут нежно ласкать. Мин порывисто выпускает из легких воздух и опускает свою широкую ладонь поверх пальчиков Чима, немного ускоряя темп. Губами начинает беспорядочно оставлять поцелуи на лице рыжего чуда, а второй рукой сжимает ягодицу парнишки, впиваясь ногтями в нежную кожу. Парень кошкой выгибается на бедрах старшего, откидывая голову и тихо, словно жалобно, поскуливает — настолько ему хорошо. За плечом Шуги виднеется бардовая кромка солнца, восходящего с морского зеркального горизонта. Чим ловит первые лучи губами в стоне, искусно надрачивая обоим. Ему хотелось сделать как можно приятнее. Чтобы оба прочувствовали друг друга, словно сплелись воедино. Томный кофейный взгляд в изящные лисьи глаза, затянутые дымкой удовольствия. Хотелось быть плохим и хорошим в их отражении, невинным и порочным. Сладкие поцелуи с привкусом горечи по утопающей за линией света ночи. Рыжий не знал, как дальше всё пойдет. С первыми лучами становится более неловко, но рук отпускать не хочется. Щечки наливаются розовым, стоны сдержанные, стеснительные, а движения рук на их возбуждении отдавали легкой дрожью. Невозможно было спрятаться — только сгорать. Стоит пошевельнуться в сторону — всё рухнет. Каждый разойдется по своим путям и больше не встретятся, осев друг у друга в памяти бесценной ночью со вкусом ментолового дыма, дорожного ветра и звезд в отражении моря. Рука задвигалась чуть резче, поцелуи стали по-детски настойчивыми, будто вот-вот задохнется и не попробует снова. Бедра сжимали чужие, невольно ерзая и подаваясь навстречу. На шее мятноволосого хотелось остаться отпечатком, следом, напоминанием. Оставалось только полувсхлипывать, кусая свои губы, обжигать чужие горячим дыханием, изламывать брови в неверии, что это тоже может закончиться. В душе у Юнги Апокалипсис, Армагеддон, Конец света — как хотите это, так и называйте. Внутри рушатся крепкие стены, что были выстроены им годами. Да что там, стены — под взглядом этих волшебных глаз разрушаются целые здания и города, что состояли из убеждений, страхов и запретов. Чертовски грязно и неправильно так говорить, но секс с этим парнем Мин может сравнить с божьей исповедью. Да, это богохульство, но кто сказал, что Юнги верит в Бога? Старший шел по жизни с установкой, что нет никаких высших сил и поэтому он всегда полагался только на себя. Но сегодня и это встало под вопрос, ведь мятноволосый увидел ангела — светлого и чистого. Им, являлся, конечно, этот рыжий паренек, что так искусно надрачивал их члены. Мягкие лучи восходящего солнца проникали через стекло в автомобиль, путаясь в огненных волосах Чимина. Парень сейчас был просто прекрасный, неземной: чувственные, припухшие от долгих поцелуев губы были приоткрыты и из них лилась прекрасная мелодия — стоны младшего; глаза были широко распахнуты, а реснички подрагивали. От такой картины хотелось стонать в голос, но к его губам припал Чимин, поэтому Юнги стонал в его сладкие уста, создавая тем самым вибрацию. Юнги почувствовал, что подходит уже к черте — скоро он пересечет ее и перед глазами запляшут фейерверки, а тело обмякнет, заходясь сладостной негой. Поэтому Юнги крепче обхватил ладошку Чимина и начал резче водить ей по трущимся друг о друга возбуждениям молодых людей. Старшим овладело какое-то безумное чувство собственности и он остервенело начал кусать губы парня напротив, отрываясь от них и переходя на шею и ключицы, что не были скрыты футболкой парнишки. На персиковой коже начали появляться все новые, и новые метки. Да, это все будет потом болеть и чесаться, что будет приносить невероятный дискомфорт Чимину, но Мин не мог остановиться, ведь мозг кричал только одно слово «Мой». Только вот в реальности дела обстояли намного хуже — Юнги был грубым распиздяем, который плевать хотел на чувства других. Он менял партнеров с завидной регулярностью, используя их только как предмет сексуального удовлетворения. Мин бы и хотел иначе, но не мог. Его сердце, которое он слишком долго скрывал от людей — покрылось толстым слоем льда, напоминая айсберг. Но вот, что удивительно — этому солнечному мальчику удалось пробраться своим теплом под ребра старшего и сделать так, чтобы по льду прошла трещина. Юнги вам мог поклясться, что слышал характерный треск. Юнги испугался. Конечно, он пока не в состоянии об этом думать, но подсознание кричало, что жизнь Юнги не станет прежней, и он испугался. Отмахнувшись от этой мысли, Мин в последний раз укусив шею Чимина, протяжно застонал и бурно кончил, пачкая их с Чимом руки, но не остановил движение запястьем, стараясь как можно быстрее довести того до оргазма. Утро загоняло Чимина в уголок, ему хотелось спрятаться от света, чтобы парень не увидел его таким — уязвимым. Единственное, куда он мог спрятаться — это в шею уткнуться носом, всхлипывать от стонов и двигать бедрами навстречу. Рыжий выгибался, изнывал от переполняющих чувств и ощущений, что дарил ему Шуга. Он тесно к нему прижимался, тихо шептал в губы «ещё»… И тот самый момент, когда разгоряченная ладонь доводит до исступления, заставляет дрожать и гортанно стонать, в тесноте изолированного от посторонних звуков салона, Чимин цепляется в старшего, крепко сжав волосы на затылке, и оседает, пачкая спермой его живот и их руки, отчаянно и неудержимо выпускает душу стонами в чужие губы. В глазах даже солнце потухло. Ресницы влажно слепились замками, пропуская только воду, вместо лучей. Руки сжались на плечах, словно он пытался уцепиться за этот момент, как он впился ими в Шугу. Море невольно капельками стекало по смуглым щекам, ударяясь о чужие острые ключицы, обжигало внутренности его хозяина и молча покидало его тело. Повисла тишина. Утешать здесь было не зачем. Просто такое с Чимином случилось впервые: его хрупкую, побитую гнилыми душами оболочку вместе с грязью грехов и редкими кувшинками забытой надежды — приняли и приютили у себя на руках, не похитив ни одного бутона, но погрязнув в болоте. Он не рыдал, не истерил, даже толком и не плакал — это вышло как-то… само по себе, но подсознание, всё же, дернуло тонкую струну скрученных нервов, заставив тихо всхлипывать. Буквально через минуту — тишина. Рыжий взял себя в руки, размеренно дыша, поднял голову, заглядывая влажными, еще не успевшими припухнуть, глазами в недопонимающий взгляд напротив. Смущенно улыбается и ладошкой стирает подсохшие дорожки слез со щек, лучисто смотрит в ответ, одним взглядом убеждая Шугу в том, что ему не стоит беспокоиться, и тихо произносит, направив взгляд навстречу багровому солнцу: — Я забыл, когда последний раз плакал не от боли, — водит аккуратно, невесомо пальцами по коже, вырисовывая странные узоры на чужом предплечье, и с улыбкой продолжает, потупив смущенно взгляд. — Прости, я случайно. Юнги совсем не ожидал подобной развязки событий. Его мальчик кончил, и был, конечно же, в этот момент просто безумно красив и удивителен. Но потом случилось невообразимое. Чимин заплакал. Нет, это не были громкие, противные рыдания напоказ, сопровождаемые причитаниями и отвратительной актерской игрой, к которым так привык Юнги. Это были кроткие, тихие слезы, что изумрудами собирались в краешках глаз рыжеволосого чуда и со звоном падали куда-то на ключицы Мина. Юнги в который раз за ночь просто разрывало. Он понимал, что это слезы какого-то облегчения, очищения, возможно, счастья? Но парня хотелось как-то успокоить. Проблема была в том, что Мин не знал, как. Тех подстилок, что обливались крокодильими слезами, когда Юнги после секса уходил от них, Мин попросту игнорировал, ведь его раздражала фальшь, что тяжелой, давящей аурой оседала вокруг старшего парня. Мятноволосый лишь как-то нежно улыбнулся, обнял парнишку, сильно-сильно прижимая к себе и на самое ухо, чтобы никто кроме Чимина, даже море, которому Мин мог доверить все свои секреты, произнес: — Все нормально, милый. Все плачут. Слезы — это символ того, что человек, на самом деле, очень сильный. Не каждый способен плакать. Если человек это не в состоянии сделать, то он, на самом деле, уязвимый и слабый. «Малыш, я плакать уже не в состоянии», — хотел добавить Мин, но передумал. Юнги мягко отстранил от себя Чимина, вытер своей же многострадальной футболкой руку и живот обоих парней от вязкой спермы и посадил мальчишку на пассажирское сидение лицом к себе. Нашарил его джинсы и стал аккуратно надевать их на красивые ноги парнишки. Когда он дошел до таза, то мягко погладил большими пальцами рук нежную кожу бедер, а затем тихо попросил: -Привстань, пожалуйста. Мы должны тебя одеть. Чимин выполнил просьбу скорее на автомате, и старшему удалось полностью натянуть узкие джинсы на тело парня, застегивая их. Осмотрев свою работу оценивающим взглядом, Мин нахмурился, понимая, что что-то не так. Когда до него дошло, Шуга достал свою кожанку и накинул ее на плечики Чима. Вот так-то лучше — так парень быстрее согреется. Напоследок чмокнув парнишку в носик, Мин принялся искать свои собственные джинсы и, прямо на голое тело, игнорируя боксеры, быстро натянул на себя. Кеды Юнги обувать не стал, подумав, что будет не смертельно, если он доедет до дома так. И тут мятноволосый замялся и, пытаясь привести в норму голос, тихо, но достаточно повелительно произнес: — Скажи мне свой адрес. Я отвезу тебя. И да, — Юнги кинул на Чимина нечитаемый взгляд, — это не обсуждается.