Чужими глазами

Проснулся я с каким-то неприятным чувством. Будто от холода. За окном действительно моросил дождь, а небо клубилось тяжелыми, подозрительно белыми тучами, как будто скоро пойдет снег. «А в Питере сейчас, наверное, тепло, – подумал я, сползая с кровати. – У них там золотая осень в самом разгаре, и никакого снега даже близко не намечается… Хотя это ж Питер! Там всякое бывает, и снег летом, и зеленая трава зимой»… Ворча о том, что неплохо было бы уже включить отопление, я поднялся и торопливо натянул штаны. Товарищи из ЖЭУ, видно, думают, что после осени опять наступает лето, и среднесуточную температуру считают по какой-то своей особой схеме, ориентируясь больше на фантазии, чем на метеосводки. «Ну, и пусть их, – решил я. – Кофе! Вот, что мне сейчас нужно. Крепкий горячий кофе. И сразу почувствую себя человеком. Может, даже непонятное поганое чувство пройдет…» Фигурка обезьяны как обычно стояла у кровати, на тумбочке. Я покосился на нее, потом глянул на часы и потопал на кухню. У меня было девять утра. Значит, у парня – только пять. Он в это время обычно спит и никаких видений не показывает, можно не дергаться. Вот через часик-другой надо будет переложить обезьянку в нагрудный карман, а пока вряд ли я что-то пропущу, если пойду и выпью кофе. Вода в бронзовой турке закипала медленно и неохотно. Я нависал над ней, как коршун, с пакетом кофе в одной руке и ложкой в другой, стучал зубами от холода и переступал с ноги на ногу. Хотя вообще-то было странно, что я так мерзну. Во-первых, я живу в Сибири – а значит, способен гулять по морозу без шапки, купаться в проруби, и ничего со мной не будет. А во-вторых, пол под ногами совсем не ледяной, да и снега за окном не видно… Может, у меня температура? Я прислушался к себе и мотнул головой. Да нет. С чего бы. Тут что-то другое, не то предчувствие, не то просто ощущение… Будто в мире что-то опасно накренилось, и вот-вот упадет, а я ничего не могу с этим сделать. Наконец-то закипела вода, и я выключил газ. Потянулся, чтобы насыпать в турку молотый кофе… И тут меня словно током ударило. Я плюнул на все, кинул пакет на стол и бросился в комнату, где лежала фигурка обезьяны. Она тихо вибрировала – уже затухая, словно бы отчаялась меня дозваться. Пара секунд, и совсем замрет. Я матюгнулся, подхватил ее и… …запрыгнул на мотоцикл, даже не надев шлем и перчатки. Понятия не имел, куда поеду. Главное, не стоять на месте, не думать, занять голову чем-то простым и привычным, типа высокой скорости. Это как обезболивающее. Пока ты в пути, самого тебя будто нет, есть только водитель, сосредоточенный на дороге, слившийся воедино с мотоциклом и на время забывший обо всем на свете, кроме движения. Стиснул зубы, развернулся на сто восемьдесят градусов, прочертив по асфальту черную дугу и разбрызгав лужи. Кинулся, как безумный, в туманную полутьму спящего города. Вдоль по улице, мимо домов, потом на широкий проспект и дальше – в сторону порта. Хотелось туда, где много воды и воздуха. Где покачиваются на темных волнах гигантские корабли, ожидающие отплытия, галдят неугомонные чайки и дует сладкий пьянящий ветер. Хотелось дышать. Вновь наползла откуда-то из подсознания липкая, душащая безысходность, и надо было с ней что-то делать, срочно, пока не задохнулся к чертям. …И как он узнал этот номер? Зачем позвонил? Что хотел? В очередной раз унизить, показать, мол, «никуда ты от меня не денешься, найду в любой момент, если захочу»?.. Как будто мало поиздевался! Хрен ему. Не найдет. А если бы и нашел – ничего бы не исправил. Только наложил бы на этот город свой уродливый отпечаток, сделав его непригодным для жизни. Испоганил его, как болотная грязь поганит чистую воду. Но только это хороший город, он такого совершенно не заслуживает, нельзя с ним так. И уезжать отсюда, когда только устроился – тоже не хочется. Ну почему сейчас? Ведь все уже выяснили, попрощались... И все гадости, которые он сказал напоследок... Про то, что никакой любви не бывает, что "такой наивный, оторванный от реальности щенок никому больше не нужен", и это – единственная альтернатива одиночеству... Господи, неужели так трудно было оставить в покое хоть ненадолго?! Едва подумал, что вырвался – и опять все по новой, да?! Хотя нет. Не по новой. Не будет уже «новой». Проехали, до свиданья. И одиночество, оно ведь на самом деле с ним не связано, оно было и раньше, всегда было. Только здесь откатилось морской волной, выпустило из цепких когтей и переплавилось в какую-то бесшабашную лихую свободу. Эх, знал бы кто-нибудь, как это было хорошо! Видел бы! Метнулся тенью по улице, залитой жемчужным светом фонарей – к воде, к воде, чтобы вспомнить это чувство эйфории, заново научить себя вдыхать и выдыхать воздух. В идеале бы вообще искупаться! Плюхнуться в мутно-зеленые волны, прямо так, в одежде, и плавать там до посинения, пока не выйдет из башки вся эта дурь. Вода сейчас, конечно, холодная, градусов десять… Но так тебе и надо, сентиментальный ты идиот, нечего было сходить с ума из-за телефонного звонка. Психанул ведь, как школьник – на ровном месте! Поехал куда-то, очертя голову, тоже мне, королева драмы. Вот окунуть бы тебя в ледяную водичку, да побултыхать там хорошенько, до стука зубов и неминуемой простуды. Замерзнешь, и пускай. Сам виноват, заслужил. Выехав на перекресток, почувствовал, как в лицо пахнуло свежестью от близкой воды, и улыбнулся – пока еще криво, но все-таки. Отпускает, вроде... Светлая была мысль поехать к морю, почаще надо слушать свой внутренний голос, он умнее и плохого не посоветует. Лицо и руки совсем заледенели от ветра. Волосы промочил осевший туман. И все же останавливаться не хотелось, наоборот, было жаль, что нельзя быстрее – к сияющей полосе предрассветного неба, к зеленым волнам и чистому широкому пространству... А там уже можно будет успокоиться. Сесть на камень, выдохнуть и обругать себя последними словами: никогда, мол, такого больше не делай, ну, что за манера – психовать из-за ерунды? Еще повезло, что ни во что не врезался и никого не сбил! Заметив, как блеснула впереди водная гладь, выкрутил газ на полную, метнулся туда с улыбкой до ушей… И только потом понял, что мотоцикл едет не так, как надо. Словно бы катится по льду. По льду?.. Здесь что, лед?! Черт, а ведь и правда! Как можно было не подумать, что сегодня холодно, а воздух у моря еще холоднее, и от него замерзает оседающая морось? Замерзает – и превращается в каток… Не успел ничего сделать. Почувствовал, как неумолимо и страшно наклоняется мотоцикл, до той оси, когда уже не выровнять, увидел, как исчезает под колесами бетонный парапет. И что-то клацнуло, заскрежетало по асфальту, разбрызгивая снопы оранжевых искр, сминая и волоча за собой, ломая кости, выкручивая суставы. Кидая в непроглядную темноту… …из которой почему-то выплыл живым и здоровым. Только мгновенье спустя понял, почему. Это ведь не со мной было. Это с ним… С ним… Он что, разбился??! У меня от страха сдавило сердце. Выронив обезьянку, я подскочил, завертел головой, будто пытаясь увидеть его рядом, и кинулся к телефону. Черт-черт-черт… Кому звонить?! Кого звать на помощь, я ведь даже не знаю, где он!!! Так, спокойно. Спокойно. Почему это я не знаю? Очень даже знаю! Надо только понять, по какой дороге он ехал, вспомнить, какие там были дома, какие улицы, какие повороты – и сопоставить с тем, что я сам видел в Питере. Когда смотришь глазами этого парня, то и город кажется незнакомым, но мне-то он хорошо известен! К тому же парень ехал не просто «куда-нибудь к морю», он ехал в конкретное место, в какой-то порт. Много ли портов находятся не в заливах и не в узких каналах, а именно у открытой воды? Стоп! Я хлопнул себя ладошкой по лбу. Он ведь живет на Ваське! Не так давно, буквально вчера, я заметил табличку, возле которой он курил, и на табличке было написано «линия» вместо «улицы». Значит, Васильевский остров. Тогда понятно, откуда он знает о порте – кто ж из местных о нем не знает! И потом, уже в самом конце, он проехал по мостику. Видимо, через Смоленку, других вариантов нет. После этого повернул направо, и там почуял свежесть от воды. А когда мотоцикл пошел юзом, заваливаясь набок, впереди мелькнуло какое-то здание. Очень-очень знакомое, где-то я его уже видел… Для меня, архитектора, каждый дом – как отпечаток пальца, друг с другом я их не спутаю, тем более, когда это не типовая застройка. Конечно, был туман, да и парень особо не вглядывался… Но силуэт конструкции был очень характерный. Приземистый, со шпилем… Может, Морской вокзал? Господи, ну, конечно, Морской вокзал! И линия берега такая же квадратная! Значит, он там! Я бросился к телефону и дрожащими от волнения пальцами набрал «911». Теперь ведь это единая служба спасения? По всей России?.. Где-то я об этом читал, но самому звонить пока не доводилось… Когда гудки сменил уверенный спокойный голос, я заорал, едва не переходя на фальцет: – Алло, там парень попал в аварию, на мотоцикле разбился! Не знаю, жив или нет, надо к нему скорую вызвать, срочно! Город Санкт-Петербург, Васильевский остров, Пассажирский порт, около Морского вокзала, где-то слева, около ста метров от здания! – Пожалуйста, успокойтесь и повторите адрес, – деловито велела трубка. – Санкт-Петербург, дальше?.. Я повторил, едва сдерживаясь, чтобы опять не перейти на вопли. – Вы находитесь рядом с пострадавшим? – Нет, я просто видел… точнее слышал, как это случилось. Мы по телефону разговаривали. – То есть, вы слышали звук аварии? – Да! Он без шлема был, выехал к берегу, а там все заледенело, вот и не справился с управлением – перевернулся вместе с мотоциклом… – Погодите, он говорил с вами по телефону, едя на мотоцикле? Я зажмурился от бессилия и до скрипа стиснул зубы. Да, звучит неправдоподобно. У водителя обе руки на руле, телефон к уху не прижмешь, а от гарнитуры толку мало, если в лицо дует ветер и рычит двигатель. Будь я на месте этого оператора – тоже бы не поверил. – Пожалуйста! Давайте я оставлю свои координаты, если что – оштрафуете меня за ложный вызов, но только прошу вас, отправьте туда кого-нибудь, сейчас, немедленно! Вдруг он там уже… Закончить фразу я не сумел. Вновь окатило холодом, да таким, что у меня сбилось дыхание. – Хорошо, – наконец, ответили в трубке. – Город Санкт-Петербург, Пассажирский порт, сто метров левее Морского вокзала. Отправляю туда скорую помощь, с пометкой «авария, срочно». Ваш номер определен. – Спасибо!!! – выдохнул я, но в ответ уже раздавались короткие гудки. Пускай присылают мне штрафную квитанцию, если «скорая» никого не найдет, да хоть десять квитанций, не жалко, я заплачу! Главное, чтобы поехали… Поймав себя на мысли, что сижу в одной позе, с телефоном в руках и никак не могу отдышаться, я встал, добрел до кухни и выпил воды. Потом сел за компьютер и, недолго думая, заказал билеты в Питер. На самый ближайший рейс. В голове молоточками стучала одна единственная мысль. Боже мой, только бы он был жив… только бы жив… И не надо мне видений, справлюсь как-нибудь, главное, чтобы этот идиот не разбил свою буйную голову о камни и не погиб… Он ведь только вырвался! Он был счастлив! Нельзя, чтобы люди умирали, когда счастливы! Ну, подумаешь, довела его какая-то сволочь, и он поехал проветрить мозги – с кем не бывает? Он же молодой, импульсивный, эмоции бьют фонтаном… И, как любой молодой парень, делает иногда всякие глупости вроде этой поездки без шлема посреди ночи. Ну, приехал бы. Подышал, успокоился. Ему это было нужно, мне ли не знать, как нужно! В крайнем случае, действительно кинулся бы в воду, поплавал там, замерз, как цуцик – не смертельно! Потом вернулся бы домой, выпил горячего кофе с молоком, подумал: «вот дурак, это ж надо было такое учудить», посмеялся над собой и на утро встал бы таким же свободным и счастливым, как был. Если бы не этот проклятый лед… И кто же ему позвонил интересно? Кто его довел? Тот самый человек, от которого он и уехал в другой город? Я мог бы поклясться, что да. И ведь даже не узнает, скотина, к чему привел его телефонный звонок! Елки-палки, ведь не первый же день знакомы, наверное! Ну, неужели нельзя было предугадать, как поведет себя твой бывший парень?! Что ему это будет – словно чугунная гиря, подвешенная на ногу, когда только-только начал всплывать! И, понятное дело, он тут же погонит куда-то на мотоцикле, с дикой скоростью и не думая о безопасности. Он ведь всегда так делает! Зачем было его провоцировать?! Найти бы и прибить эту тварь. Молча, без разговоров. За все хорошее. Пускай только объявится рядом с ним – так и сделаю! Мой рейс был в одиннадцать, поэтому собираться пришлось быстро. Я кидал в сумку, что попадет под руку, и поминутно трогал лежащую в кармане обезьянку – вибрирует или нет? В конце концов, повесил ее на шею, нанизав на шнурок от ботинка, и запихнул под рубашку. Еще недавно мне казалось, что носить подобное «украшение» станет только полный псих, но теперь было не до эстетики. Так, по крайней мере, я точно не пропущу видение. Если парень еще жив... Уже в аэропорту, сидя на неудобном кресле, я уговаривал свой волшебный брелок: ну, давай же, давай, выходи на связь! Покажи мне его хотя бы один раз, еще один, последний, больше не надо, мне бы только узнать, как он там… Его нашли? Его спасли? Он ведь не лежит весь переломанный где-то в темноте, на холодных камнях, рядом с кучей искореженного металла, в которую превратился его мотоцикл?.. Страшнее всего было смотреть на фигурку и думать, что теперь это и в самом деле пустой бездушный предмет. И ни с кем он уже не соединит. Носи его на шее хоть до посинения – толку не будет. Ушла магия, порвалась тонкая ниточка, связывающая меня с чужим сознанием, пропало что-то важное, самое ценное… А я так ничего и не сделал. Ведь мог же поехать к нему! Остановить, помочь, да хотя бы просто познакомиться, стать ему если не другом, то приятелем, который всегда поддержит! Мог. Не стал. Побоялся. Подумал: вдруг, если мы встретимся, видений больше не будет? А теперь их, возможно, и правда не будет. Но только не из-за того, что мы встретились, а из-за того, что не встретимся уже никогда… В самолет я заходил, еле передвигая ноги. Проводница даже спросила, все ли со мной в порядке – вид, наверно, был как у соляного столба, отрастившего себе конечности. Но никаких проблем этот «столб» не доставил: тихо сел на свое место, запихнув сумку в багажное отделение, и скорчился там, теребя в руках маленькую костяную фигурку. Пассажиры поглядывали на меня с легкими понимающими улыбками – думали, вероятно, что это у меня талисман, и я боюсь летать. Но с вопросами никто не приставал, и на том спасибо. Когда самолет мягко пошел вверх, что-то изменилось. Я сначала не понял, что – темнота видений обычно уносила меня в водоворот легко и быстро, как на водной горке, а сейчас только закружилась голова и перед глазами замелькали черные точки, будто я вот-вот грохнусь в обморок. Списав это на нервы и обычную смену давления при взлете, я попытался расслабиться и не сразу заметил, что обезьянка тихо пульсирует у меня в руках. Ну, наконец-то! Значит, живой. Не здоровый, конечно – какое там – но хоть живой… Темнота все-таки заволокла, опрокинув меня в новое видение, и я с облегчением прикрыл глаза. …чтобы снова открыть их и увидеть белый потолок. Потолок двигался, проносясь мимо под мерный скрип колесиков каталки, слепя невыносимо яркими лампами дневного света. Хотел опять зажмуриться – но получил за это пощечину. – Не спи! – заревел в самое ухо чей-то голос. – Уснешь – не разбудим! Давай, парень, смотри на меня, совсем немного осталось, почти приехали! Сейчас доктор тебя соберет, будешь, как новенький, даже лучше… Подумал: ага, «даже лучше». Видали мы таких «улучшенных» после аварии. И зачем он врет? Сказал бы сразу: «доездился, теперь, в лучшем случае, на инвалидной коляске будешь гонять». Зачем этот неоправданный оптимизм? Кому он нужен? Ведь и так все понятно… – Не спи, говорю! Еще одна пощечина – совсем не больно, хотя лупит со всей силы. Вообще нигде не больно. По идее, должно быть, даже после уколов, но все тело будто смерзлось в ледышку и ничего не чувствует. Только свет мешает. От него слезятся глаза, лампы, как вспышки, проносятся над головой, ослепляют на мгновенье и вновь пропадают из виду. Санитар тихо матерится. Высокий бородатый мужик в белом халате и форменной куртке, накинутой поверх. Это он был тогда, на улице? Это он вытащил из под обломков мотоцикла и погрузил в скорую? Кажется, да… Он и еще какой-то врач. Не успел их толком рассмотреть в темноте, ослеп от лучей фонарика и боли, а потом и вовсе потерял сознание. Очнулся только в машине – после первой пощечины… – Не бойся, нормально все будет, починим тебя, – деловито басит мужик. – И не таких вытаскивали. А ты везучий, минут пятнадцать бы еще там повалялся, на холоде, и никакой доктор бы не спас… Хотел спросить, как они там оказались – ведь ни одного человека, ни одной машины рядом не было, кто вызвал скорую? Но так и не сумел выдавить что-то, кроме булькающих звуков. – Молчи-молчи, – забеспокоился санитар. – Потом болтать будешь. И глаза не закрывай, а то снова двину. И так уже синяков тебе понаставил… Ты уж прости меня за это, ладно? Давай, парень, держись там… Клацнула, открываясь, белая двустворчатая дверь, и каталку приняли другие врачи, оставив санитара где-то позади. Посмотрел на еще один белый потолок и вдруг подумал: а ведь и в самом деле – приехали. Свободы хотел? Надеялся, что теперь все будет хорошо? Ну, вот и получил. По полной. Сам, конечно, виноват… И не только потому, что выперся на лед и ехал без шлема – это-то и так понятно – а просто нечего было думать, что заслуживал какого-то счастья. Ни фига подобного, как выяснилось. Надо же, размечтался, наивный чукотский парень! Вот оно тебе, счастье: белый потолок и невозможно-яркие лампы дневного света. Наслаждайся! ...А свободы уже не будет. И любви не будет – кому ты нужен-то, весь переломанный? И вообще ничего не будет: ни работы, ни комнаты, ни поездок на мотоцикле, ни здоровья… Только одиночества – хоть ведрами черпай! Близкие не знают, что ты здесь, и не приедут. Да и близких-то, по сути, уже не осталось. Только ничего не значащие знакомые, у которых свои дела. Одна только мать знает, но у нее самой здоровье ни к черту, незачем ей говорить… И что дальше? Вот именно – ничего. Ни-че-го. Когда деловитые руки врачей подняли с каталки и переложили на какой-то стол, вскрикнул от неожиданной боли, дернулся – и все-таки отключился… …опять став собой, сидящим в самолете. Несколько секунд я тупо моргал глазами. Потом опустил голову и провел рукой по лбу. Господи, ну зачем так-то? Неужели совсем некому позвонить, ни семье, ни друзьям, ни даже приятелям? Неужели никто не хватится? Да ну! Это его-то – не хватятся? Нет, бывает, конечно, такое, что никого близкого нет, а тех, кто есть, ты сам не хочешь видеть… Но это же редкость! Надо быть каким-нибудь бомжом, или детдомовцем, или просто асоциальным элементом, который так долго кричал «Волк!», что теперь на его крики уже никто не прибегает, но мой-то парень совсем не такой! Напридумывал себе всякой ерунды, мол, никому не нужен – и верит в это, как идиот… Впрочем, если мать у него болеет, а больше он никому не говорил, где находится, тогда и правда все плохо. Документов и мобильника у него с собой не было. Врачи понятия не имеют, кто он такой, и родственников найти не смогут. А друзей он сам не позовет, опять же, из-за матери. Побоится, что ей кто-то сообщит и усугубит ситуацию. Или что узнает бывший – тот самый, кто звонил по телефону. Вот кого действительно не надо звать на помощь... Ну нет, к черту, злобно подумал я. Придумаю что-нибудь. Один не останется! Я ведь здесь, я уже приехал, просто он пока не знает об этом, только и всего! Самолет еще не затормозил до конца на посадочной полосе, а я уже копался в интернете, ища травматологию, куда могли бы доставить моего парня. Таких оказалось несколько. Я выбрал ближайшую к тому месту, где он разбился, и позвонил туда. – Здравствуйте! К вам сегодня утром не доставляли парня после аварии, в тяжелом состоянии? Девушка оператор ответила, что нет. – А вы не могли бы выяснить, куда его привезли? Он разбился на мотоцикле в районе Пассажирского порта, скорая была там где-то в полшестого утра. Он без документов, имя неизвестно. Она немного удивилась, но сказала, что посмотрит. Минуту спустя я вновь услышал ее голос: – Да, был сегодня такой! В третью «травму» доставили. На данный момент в реанимации. Я поблагодарил ее и нажал «отбой». Прыгнул в такси, даже не узнав цену, и поехал на Васильевский остров. Возле травматологии номер три стоял тот самый санитар, что бил моего парня по щекам. Я заметил его издали, обрадовался, как родному, подбежал и затараторил: – Привет, помнишь, ты сегодня парня забирал от Морского вокзала, не знаешь, как он там? Санитар повернулся ко мне и удивленно поднял брови. Ну да, никаких вопросов типа «ты ли его забирал» и вообще «работаешь ли на скорой», а просто – «как он». Мягко говоря, необычно. И меня он видит впервые в жизни, зато я с ним, как будто, уже знаком. – А ты ему кто? – на всякий случай спросил он. – Я… его друг. И это я позвонил тогда «911». Смерив меня долгим оценивающим взглядом, санитар выдохнул струйку дыма и все-таки ответил: – Живой он. В реанимации пока. Тут недавно хирург выходил покурить, тот самый, кто его оперировал, сказал: повезло твоему другу. Вовремя ты позвонил, если бы чуть-чуть опоздали – уже не спасли бы. Черепно-мозговая, конечно, серьезная, плюс, обморожение, вывихи, два ребра сломано, внутренние травмы... Да и красавчиком уже не будет – полщеки себе ободрал. Но в целом, я тебе скажу, он легко отделался. Иногда людей после таких аварий по кускам собирают, и они потом всю жизнь к постели прикованы. А этот месяца через два-три уже бегать будет. Главное, чтобы отек спал, эти несколько дней – критические. – А к нему пускают кого-нибудь? – с надеждой спросил я. – Можно его увидеть? – Пока нет, я же сказал, он в реанимации. Вот через несколько дней переведут в общую палату, тогда и увидитесь. – В общую палату? Это, в смысле, туда, где, кроме него, еще пять человек лежит, и повернуться негде? А можно сделать так, чтобы в отдельную? И вообще, я могу как-нибудь помочь? Ну, там, лекарства достать или… – Не знаю, – перебил санитар. – Это ты у лечащего врача спроси. Но, если между нами… Твой друг у нас проходит, как «неизвестный». Поэтому помогать ему, конечно, будут, но особое внимание уделять – нет. Сам понимаешь, «неизвестные» в травме – это в основном бомжи всякие. Вот если бы хоть родственники объявились… – Понял. И к кому мне надо пойти, чтобы стать «родственником»? – К главному зайди. Скажи – готов помочь, если надо. Он дядька нормальный, все поймет. И лекарства, наверняка, понадобятся. Правда, влетят в копеечку… – Ничего, – заявил я. – Как говорят евреи, если проблему можно решить деньгами, то это не проблема, это расходы. – И вдруг схватил опешившего санитара за руку: – Спасибо тебе, мужик! Завтра приду, коньяк тебе поставлю, и всей бригаде твоей, и хирургу! Но лично тебе – целый ящик приволоку! – За что? – удивился он. – За то, что его спас. Он посмотрел на меня дикими глазами, но руку все-таки пожал. Я хлопнул его по плечу напоследок и пошел искать главного.