Чёрный Путь

Эллей не любил спать в чужой постели, поэтому открыл глаза, едва рассвело. Сквозь плотные шторы пробивались лучи восходящего солнца. — Не спишь? Отлично, — раздался голос над ухом. — Дождись меня. Чёрный Тур натянул штаны. Эллей полюбовался, глядя, как на спине перекатываются мышцы. Пусть он и был по-прежнему очарован гладиатором, но стыд жёг нутро за то, что продался. Чёрный Тур как был, без рубашки, вышел. Едва за ним успела закрыться дверь, как Эллей вскочил с кровати и принялся в спешке собирать одежду, после натянул её на себя. — Сюртук! Где он, треклятый? — Он опустил руки, вспомнив, что верхняя часть его гардероба осталась висеть на крючке внизу. Эллей взял мандолину и посмотрел на деньги. Ком подступил к горлу. Пусть он отчаянно нуждался в них, но было противно дотрагиваться до монет, поблёскивавших в неярком свете утреннего солнца. Те ни в чём не провинились, но Эллей был противен сам себе. Не так он представлял себе эту встречу. Он поправил лямку и вышел. Все обитатели «Апогея Пути», судя по тишине, спали. Эллей надеялся, что отыщет запасной выход. Ему не хотелось попадаться на глаза ни Корену, ни кому бы то ни было ещё. Особенно тому, чьё имя не спросил. В тишине собственные шаги показались особенно громкими. Спустившись, Эллей услышал приглушённые голоса и не стал сворачивать, а юркнул под лестницу. Как и ожидалось, запасной выход оказался именно здесь. Эллей взялся за ручку узкой двери и замер, когда услышал тяжёлые шаги. Нетрудно догадаться, кто именно поднимался на второй этаж. Пришлось дождаться, пока топот не затихнет, и рвануть дверь на себя. Не запертая, та отворилась без скрипа. К удивлению, выход не охранялся. Он вёл в узкий переулок, огороженный высокими каменными заборами — такими, что даже сам гладиатор мог пройти незамеченным, не то что невысокий менестрель. «Главное — не попасть в тупик!» — разволновался Эллей и быстрым шагом пошёл по песчаной дорожке. Улочка резко свернула направо, и Эллей, не ожидавший кого-либо встретить, замер. «Жрец? Он-то что здесь делает?» — беззвучно спросил он и спрятался за стеной. Незнакомец, судя по длиннополой серой мантии, служитель храма, не обратил на него никакого внимания и продолжил одному ему понятное копошение. Он снял капюшон. Удалось разглядеть коротко стриженные каштановые волосы. Едкий табачный запах дал понять, чем именно занимался жрец. Немудрено, что тот спрятался. Пристрастие к табаку не одобрялось — ни богами, ни людьми. Эллей успокоился и продолжил путь, решив, что опальный жрец ничего не сумеет поделать. Тот, судя по испуганному взгляду, не ожидал, что кто-то пойдёт этим путём. — Т-ты… Ты ч-что здесь делаешь?! — Зажжённая самокрутка вывалилась из пальцев. — В первую очередь — нахожусь, — парировал Эллей. Он узнал, несмотря на испуганные нотки, голос того, с кем удалось накануне перекинуться парой словечек. — Разве слу… — Запрещено нам курить, — перебил жрец. Он был молод, возможно, моложе самого Эллея. На смуглом лице проступил румянец. — Привязался однажды, а как отвыкнуть — не знаю. Выворачивает, когда табак заканчивается, — развёл руками. Повисла тишина. Неожиданные собеседники с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга. Эллей никогда не задумывался, какие лица спрятаны под серыми капюшонами. Сейчас безликий служитель храма предстал перед ним во всей красе. Тёмные, почти чёрные большие глаза блестели, вздёрнутый нос делал облик забавным, а не красивым. — Куда ведёт эта дорога? — уточнил Эллей. — В храм, прямо к чёрному ходу. — Ну и ну! Вы в «Апогей» захаживаете? Жрец покраснел и поправил большую сумку, висевшую на плече. — Не я. Я только курю здесь. Насколько мне известно, «Апогей» был раньше домом бывшего Верховного жреца, а ход остался. Запасной выход нужен Корену для того, чтобы выбрасывать мусор. — Эллей поверил словоохотливому собеседнику. Задний двор борделя разительно отличался от фасада, над грудами мусора роились мухи и стояла вонь. — Я Дадо! — представился жрец и, сняв сумку, протянул руку. — Думаю, мы квиты. Я молчу о том, откуда ты вышел, а ты — что видел меня с самокруткой. Идёт? — Я Эллей. Идёт! — Эллей пожал протянутую ладонь. — Идём. Я выведу тебя через сад, пока все спят. Эллей подивился неожиданному дружелюбию, но выбирать не приходилось. Ему не хотелось возвращаться назад, в бордель. Хотелось поскорее забыть о той ночи с Чёрным Туром… И даже не думать, что уже сегодня окажется на улице, что ночевать придётся под открытым небом. Сюртук остался в «Апогее Пути», и Эллей, одетый в тонкую бежевую тунику, зябко поёжился. «Главное — не простудиться!» — испугался он. Иначе не сможет петь. Он отбросил дурные мысли и пошёл следом за Дадо. Тот остановился, чтобы свернуть самокрутку. В руках вспыхнул огонёк, и юный жрец затянулся и выпустил облако дыма. Эллей закашлялся. Он не выносил запах табака, вредный для голоса, но делать замечание тому, кто пришёл на выручку, не стал, молча дождался, когда тот накурится. Эллея смутила сумка. Появилась уверенность, что жрец целенаправленно шёл к борделю, но не в своё дело он предпочёл не лезть. Дадо прищурился и принюхался, после развернулся и пошёл дальше. Улочка вывела к резным железным воротам. Дадо просунул руку между прутьями и отодвинул засов. — Проходи! — пригласил он, после запер за вошедшим менестрелем створки. Сад был хорош. Эллей наклонился и понюхал белый раскрывшийся пион. Нежный аромат ярок именно в это время — утром, когда выпадала роса. — Красиво, — похвалил он. — Стараемся. Да идём уж, пока никто не проснулся! — поторопил Дадо. Эллей с восторгом разглядывал их. Он пошёл по выложенной каменными плитами дорожке. У стены храма она резко свернула направо, пришлось откинуть ветви кустов. «Плохо стараются! Здесь ветки не подрезаны!» — мысленно упрекнул Эллей служителей Четырёх. Дадо словно прочёл его мысли: — Сад был в ведомстве жреца Сивали. Увы, недавно он умер. Заменить пока некем, поэтому здесь немного запущено. Эллей знал о Сивали — боге Плодородия. — Ты-то кому служишь? — поинтересовался он. — Я ещё молод, это решает Верховный жрец. Пока на мне уборка храма, подготовка к церемониям и прочие тоскливые занятия. Но уж точно Сивали не буду служить, как и Фрамарру. Либо Ареллису, либо Янерру. Эллей не понимал такие тонкости. — Сложно у вас, — вздохнул он. — Ничего сложного. Фрамарр — бог войны. Ему только альфы могут служить. Сивали — омеги. Сам подумай, как бесплодный бета может быть жрецом бога плодородия? Ну, если он ставит цель оскорбить… Всё, пришли. Кое-что Эллей начал понимать. Первоначальная неприязнь исчезла, и добродушный Дадо ему понравился. Тот отворил большие ворота и, поозиравшись, попрощался: — Ну, счастливо. Повезло, что знать спит до обеда, иначе слухов не обобрались бы. Вдалеке лениво позёвывал стражник и не обращал никакого внимания на то, что творилось у ворот храма. Всем было известно: служители закона частенько верили только в собственные силы, хотя под суд преступники шли именно в храм. Стражник лениво посмотрел на проходившего мимо Эллея. Музыканты не были редкостью в Верхней Части. Не секрет, что знатные горожане любили шумные празднества и зачастую укладывали миловидных музыкантов в свои постели. Не задали лишних вопросов и охранники у ворот. Тяжёлые створки со скрипом открылись, и Эллей ступил в куда более близкий душе квартал, где жили простые горожане. Он осмотрелся и впервые за утро осознал, что, возможно, видит эти места в последний раз. Он упрекнул собственную гордость за то, что добровольно отказался от возможности рассчитаться с долгом и продолжить жить. В этой части города вылезали из постелей рано. Вдалеке слышалась ругань семейной пары. Эллей вдохнул прохладный, едва прогретый утренним солнцем воздух и направился к дому в надежде, что Кеш ещё спит и даст время, чтобы вымыться.

***

Эллей потянул за цепь и вытащил ведро из колодца. Вода ледяная. Как ни хотелось вымыться поскорее, но придётся ждать, пока не нагреется. Для этого нужно разжечь очаг. «Вроде были ещё дрова!» — вспомнил Эллей. Но еды не осталось. Яблоня ещё не дала плоды и пышно цвела. Эллей взял ведро за ручку и поставил на порог. — Ключи! О нет! — Сердце заколотилось. Связка осталась в кармане забытого сюртука. Окна закрыты: Кеш боялся воров. Эллей сел на порог, подтянул ноги и обнял колени. Он не пошевелился до тех пор, пока калитка не скрипнула. Впервые он так обрадовался появлению ворчливого хозяина. — Это ещё что?! — разозлился тот вместо приветствия. Эллей вскочил и отряхнул штаны. — Простите, я сюртук потерял, а вместе с ним — ключи! — оправдался он. Кеш нахмурил брови. — Лоботряс! Сил на вас нет! — Он нашёл в связке нужный ключ и подошёл к двери. — Входи уж, безголовый! Эллей как был, с мандолиной в одной руке и ведром — в другой, несмело вошёл в дом. Кеш посмотрел на него. — Вечером где был? — внезапно спросил. — Не сомневаюсь, что пытался заработать, но… — он принюхался, — боюсь спрашивать как. — Именно так, как вы и подумали, — осмелел Эллей. — В «Апогее Пути». Но позвольте помыться, пожалуйста! Обещаю покинуть дом сразу же. — Ком подступил к горлу. Кеш молча разглядывал его. Эллей старался не показывать, что всё плохо. — Конечно, ничего не заработал, бездарь. — Кивок в ответ. — Что же так? Посетитель решил, что ты плох, и не дал денег? — Я не взял. Не смог. Я… Никогда так… Мне было противно их трогать! — речь звучала сбивчиво. — Я сразу же уйду, только позвольте мне вымыться и собрать вещи. Кеш прошёл в крохотную кухоньку. — Что, если не позволю? — Он повернулся. Эллей застыл с ведром в руке. — Что, если вытолкаю взашей? — Наверное, нужно было что-то ответить, взмолиться, но гордость, клятая, не позволила. Кеш сел на стул. Эллей не сдвинулся с места. — Да вымойся уж. Несёт от тебя… Репутацию мне испортишь, когда начнёшь ныть и жаловаться, что злобный Кеш выдворил на улицу. Эллей поставил ведро и вышел в коридор за охапкой дров. Кеш молча смотрел, как он возился с очагом. Вскоре поленья заполыхали. Эллей с нетерпением дожидался, когда вода нагреется. Хотя хотелось пить, но он до ужаса боялся простудить горло. — Что ж не взял-то? — неожиданно спокойно прозвучал вопрос. — Не смог. Это… — Эллей сглотнул. — Это… — Грязно, неправильно, ты не продаёшь себя, — съехидничал хозяин. — Но не грязнее, чем спать с кем попало просто так. Я более чем уверен, что ты и имя не знаешь того, кто тебя драл. Щёки Эллея запылали. — Не знаю. Это правда. — Кеш наверняка не спросит, что толкнуло отдаться незнакомому человеку. Для него квартирант, вне всякого сомнения, стал слабым на заднее место. — Мне кое-что нужно. Сделаешь — можешь, так и быть, пожить здесь недолго. — Сделаю! — пообещал Эллей, не спрашивая, что именно придётся делать. Он был готов на всё. Он сунул палец в воду, проверяя, насколько та прогрелась. Мыться ещё нельзя, но пить — вполне. Эллей зачерпнул и жадно сделал глоток. Никогда бы он не подумал, что какая-то мелочь может принести столько радости.

***

Кеш долго ворчал, дожидаясь, пока его квартирант сменит порванную струну на новую. Без мандолины никак нельзя обойтись, поэтому брюзжание оказалось лишним. Эллей обрадовался, что сгодится его мастерство и не придётся натирать мозоли на руках. Вспомнились загрубевшие пальцы, которыми Чёрный Тур касался его тела. Было приятно и сладко. — Закончил? Пошли уж! — нетерпеливо позвал Кеш. Эллей уложил мандолину в чехол и повесил на плечо, досадуя, что прежнюю одежду не смог постирать. Пришлось идти в простецкой серой рубашке и весьма скромных штанах. Он нацепил неизменный берет, совершенно не сочетавшийся с тем, что на нём было надето, и двинулся за хозяином. Тот нарядился. Эллей впервые за утро заметил это. Солнце стояло высоко. День выдался на удивление жарким. В одной рубашке было не холодно. Торговые ряды пустовали. Началась будничная неделя, и покупатели не шлялись без дела. — Куда мы идём? — Кеш отмахнулся от вопроса и продолжил путь. «Только бы не на площадь Скорби!» — Эллей облегчённо выдохнул, когда хозяин резко свернул в другую сторону. Стало ясно: дорога вела в трущобы, где жили — или прозябали? — коренные жители Чёрного Пути. Лестница, ведущая вниз, оказалась крутой и грязной. Туфли вмиг запачкались. — Значит, так. Сегодня — наш праздник, — наконец пояснил Кеш. — Позвать некого. Поэтому придётся тебе отдуваться. Да и… Мартиш никогда не отказывался. Эллей не удивился. Его учитель был коренным жителем Пути. — Эггьер? — уточнил он. — Осведомлён, как погляжу! — Кеш ухмыльнулся и спустился на песчаную дорогу. Лестница вывела на узкую улицу. Эллей боялся вступить в дерьмо. Уж кого, а котов бегало предостаточно. Их определённо разводили, чтобы настырные мыши не приживались. Обитатели трущоб косились на Кеша и особенно — его спутника. Эллей знал: они не любили потомков колонистов. Он именно им и был. За много веков расы перемешались, смуглые коренные жители Чёрного Пути создавали семьи со светлокожими. Однако нет-нет — и вспыхивали бунты, и слышалось вслед: «Белокожий ублюдок!» — Да, и не вздумай соваться сюда ночью, иначе даже мне тебя будет жалко, — посоветовал Кеш. — Не жалуют наши ваших. Эллей даже под страхом голодной смерти не сунулся бы в это место. Одноэтажные деревянные домишки смотрелись убого, хотя в честь праздника их украсили разноцветными флажками. Кеш привёл к единственному двухэтажному зданию, относительно добротному по сравнению с остальными домами, и толкнул дверь. Судя по столикам, дом оказался чем-то вроде таверны. Была и стойка с пойлом, и толпа одетых в цветные рубашки смуглых людей. Те уставились на неожиданного для них гостя. — Кого ты привёл, Кеш? — возмутился один из альф, крепкий, хотя и не такой, как Чёрный Тур. — Как ты просил, Аштер, — ученика Мартиша! — Но… — Спроси у Мартиша, зачем он выбрал его, — перебил Кеш. — Ты попросил — я привёл! Надо уточнять, чтобы избежать распрей, вовремя! — Ох и умел он осадить зарвавшегося наглеца, даром что старый. — Мальчишка достойный, сам слышал, а Мартиш не учил кого попало, и тебе это известно. Так что советую накормить его хорошенько и послушать. От запахов готовившейся пищи у Эллея свело желудок. Ради этого он готов исполнить что угодно. Даже в трущобах — там, где его невзлюбили только за бледную кожу, на которую Мартишу было наплевать. Эллей порой давался диву, почему, играя просто так, не ради денег, всё получалось в высшей степени хорошо. Он ни разу не запнулся, исполняя любимую коренными жителями балладу, струны не подвели. Мандолина выдержала и даже не расстроилась. Голова закружилась от выпитого дешёвого вина, щёки раскраснелись. Эллей отставил инструмент и взял на руки тёршегося о ноги полосатого кота. Он любил животных. Кот ответил урчанием и удобно свернулся на коленях. Эллей, захмелевший, отчаянно захотел попасть домой и завалиться в постель. Ему было неуютно находиться среди чужаков. Те косились на него, хотя и не трогали — уважение к Мартишу немало помогло. Зазвенели струны. Эллей вздрогнул. — Не трожь! — прикрикнул он на черноволосого малыша, которому понравилась необычная игрушка. Кеш, изрядно захмелевший, громко рассмеялся. Эллей взял чехол и на всякий случай спрятал мандолину, чтобы — боги, упаси! — настырным детям не пришло в голову оборвать струны. Запасных не осталось. «Могли бы быть, не пришлось бы бояться, что кто-то из пьяниц пристанет», — попрекнула нужда. «Зато дал понять Чёрному Туру, что не солгал, а лёг, потому что этого хотел», — встряла растоптанная гордость. Эллей сделал вид, будто ему весело, будто он здесь свой. Будто слова о проклятущих колонистах к нему не относятся. Дёрнулось перо — настырный ребёнок, лишившись одной забавы, нашёл другую. Эллей снял берет. — Уйди, а? Это не игрушки! — прикрикнул. Малыш захныкал. Надоело! Эллей резко встал. Изрядно выпившие гости не обратили на него никакого внимания. Он забрал мандолину и подошёл к Кешу. — Иди! — фыркнул тот. — Ты уже не нужен, но ночевать придётся на пороге, потому что ключи не дам! Эллей хлопнул рукой по лбу, досадуя, что позабыл о потере. Он знал, что празднество затянется до глубокой ночи, что скоро выйдут желающие помериться силой и те, кто будет выбирать пару на ночь. Сегодня коренным жителям Пути дозволялось всё, точнее, воплощались в жизнь их традиции — те, которые Эллей не понимал. Он порадовался, что невзрачен, что под его глазами — синяки, что одежда довольно изношена. Ему ли не знать, что пьяным всё равно, с кем спать? Смутная надежда, что его это не коснётся, немного утешила. К выходу потянулись весьма внушительного вида альфы, одетые только в набедренные повязки. Их лица были прикрыты костяными масками. Крепкие, они ничуть не стыдились наготы. Стыдиться им нечего — уж слишком хорошо сложены. — Идём, — позвал Кеш. — Когда ещё увидишь что-то подобное? На песчаной дороге очертили круг, вокруг него воткнули пылавшие факелы. Двое воинов вышли. Эллей как заворожённый следил за кулачным боем, за игрой мышц. Бой вскоре закончился. Победитель сорвал с побеждённого маску, и толпа загудела. — Дерро. Силён, но сноровки не хватает! — объяснил смуглый длинноволосый омега с ребёнком на руках. Местные жители оттаяли и больше неприязни не выражали. Впервые за весь вечер Эллей вошёл во вкус праздника. Он любил бои. «Если бы Чёрный Тур был здесь!» — подумал он. И отбросил мысли. Следовало забыть о гладиаторе и позорной ночи с ним. Вопреки мыслям чресла заныли. Эллей много отдал бы, чтобы ещё раз уткнуться в сильное плечо. Из-за дум он едва не проворонил второй бой и вздрогнул, когда боец упал на лопатки и вскрикнул и зажал руку, одетую в перчатку. Победитель сорвал маску, и у Эллея перехватило дыхание. Мечта сбылась: он не смог его не узнать, особенно после того, что было. Тёмно-русые волосы растрепались и закрыли лицо, но не осталось сомнений, кто проигравший. Чёрный Тур сидел, склонив голову. — Что с ним случилось? — спросил всё тот же омега с ребёнком на руках. Эллей знал, что рука гладиатора ранена, поэтому тот проиграл. — Как его звать? — поинтересовался он. — Стелльер, — пояснил словоохотливый папаша. — В переводе на ваш язык — Чёрный Тур. — Теперь Эллей понял, что прозвище гладиатора — вовсе не прозвище, а имя. — Что, понравился? — хохотнул. Эллей, заметив, что Чёрный Тур поднял голову, поспешил скрыться в толпе. Он слышал, что боги исполняли желания дураков, чтобы наполнить голову счастьем, потому что вбить ум даже им не под силу. Захотелось увидеть гладиатора, но когда желание сбылось, Эллей позорно сбежал, предпочёл ночёвку на пороге дома, потому что было стыдно за вчерашнее. Давать пищу слухам не хотелось.