Чёрный Путь

Улочки походили одна на другую как близнецы. Эллею казалось, что он блуждал по лабиринту. Бои продолжались, не наступило ещё время охоты. Эллей едва успел отскочить в сторону, когда маленький быстроногий омега пробежал мимо — только тёмные волосы мелькнули и исчезли в неярком свете уличного фонаря. Вскоре спешка стала понятна, когда воин в костяной маске промчался мимо. Началось: изрядно опьяневшие жители трущоб выбирали себе пару на ночь. Эллея затрясло, хотя ночь выдалась тёплой. Он знал, что не сумеет дать отпор, если кто-то на него позарится, оттого торопился покинуть проклятое место. Не успел. Получилось только сдавленно пискнуть, когда кто-то обхватил грудь. Мандолина глухо звякнула. Воздуха не хватило, и Эллей дёрнулся. «Хоть бы гриф не сломали!» — мелькнула мысль. — Тише! — Тёплое дыхание обдало ухо. — Раз пришёл сюда, значит, был готов к нашим обрядам. — Эллей узнал бы этот голос из многих. Мурашки побежали по телу — уже не от страха. — Ты хотел, чтобы тебя отодрали? — Пустите! — Струны негромко зазвенели от резкого рывка. Освобождённый Эллей едва не грохнулся на землю. — Иди, но учти: много ребят поджидает «добычу» у лестницы, — продолжил Чёрный Тур. — Ладно. Дождусь Кеша! — Кеш не спасёт. Сам подумай, в силах ли ли старик заступиться за тебя. Даже я не помогу, если кто-то решит отбить тебя. Эллей с неприкрытым любопытством уставился на полуголого гладиатора. Впервые он увидел того не на арене. Даже в постели не получилось толком рассмотреть. Мускулистая грудь вздымалась. Захотелось провести по ней рукой. — Ну и пусть отбивают. Вам-то что? — съязвил он. — Вы-то взяли своё. — Болван! — обругал его Чёрный Тур. — Ладно, идём. В городе тебе нечего делать. До сих пор штормило от вина. В то время как Эллей думал, что никогда больше не увидит Чёрного Тура так близко; пообещал себе, что не будет вести себя распутно, он послушно пошёл, стараясь не отставать. Вдобавок имя… Стелльер… Красиво. У арены все разошлись. Пара юнцов мирно беседовала. Один из них курил. «Дадо?!» — Эллей не поверил глазам. Лица он разглядеть не смог, фигура жреца утром была скрыта за просторным одеянием. Сейчас Дадо — если это был он — нарядился в цветастую полотняную рубаху и зауженные штаны, подчеркнувшие стройность. «Показалось!» — уверился Эллей. Курящие люди — отнюдь не редкость. Казалось, юнец нарочно отвернулся от путников — и это тогда, когда его собеседник улыбнулся и махнул рукой. — Мы торопимся! — Чёрный Тур сжал губы. Эллей отвернулся от беседовавшей парочки и поплёлся за ним. Улочка вывела в речной порт, где жители трущоб ловили рыбу. Судёнышки у причала покачивались на волнах. Паруса скручены. В порту в этот день никто не рыбачил. Праздник в честь Фрамарра — немногое, что позволялось коренным жителям Пути. Эллей остановился и посмотрел на водную гладь. Виссо и Клаго — спутники — светили ярко, по воде пролегли две дорожки. — Идём. Знаю дорогу до арены! — Чёрный Тур, наверное, был чёрствым для красоты. Мысли Эллея сложились в стихотворные строки. «Только бы не забыть!» — напомнил он себе. — Красиво, — восхитился вслух. — Я частенько здесь бываю, поэтому мне привычно, — признался Чёрный Тур. Он сошёл с причала на берег. Эллей вздохнул и бросился за ним, то и дело поправляя лямку чехла. Песок набился в туфли, пришлось снять их и вытряхнуть. — Бесполезная трата времени. Всё равно наберёшься. — Совет пригодился, и песок приятно пощекотал босые ступни. — Как ты умудрился спутаться с Кешем? Эллей поднял голову. — Я у него живу. Снимаю комнату. — Странно. Кеш не берёт кого попало. Хотя… Я забыл, что ты — ученик Мартиша. — Чёрный Тур некоторое время помолчал. — Откуда ты сам? — Из Ревеи, точнее, из села, прилежащего к ней. — Эллею польстило любопытство. — Хм! Что заставило тебя покинуть дом? Уж где-где, а в сёлах менестрели в большом почёте. Голодным не остался бы. Эллей не любил этот вопрос. Прошлое накатило волной — то, которого он стыдился. — Захотелось лучшей жизни, — солгал он и, прижав к груди туфли, уставился на реку. Он почувствовал на себе пристальный взгляд. Чёрный Тур вытаращился на его профиль. Учуял ложь? Вряд ли, ему нет дела до какого-то слабого на заднее место менестреля. Странно, что он начал задавать вопросы о родине. Лёгкий ветерок покачивал перо на берете, отчего то закрывало обзор, щекотало лицо, Эллей стоял, сжав губы. — Получил то, что хотел? — ехидцу не услышал бы только глухой, но не музыкант с прекрасным слухом. — Нет, — признался Эллей. — Но не уехал домой. Даже когда Мартиш умер, когда стало совсем туго. Эллей сильнее прижал к груди обувь, будто забоялся навсегда остаться босым. Ему не понравилось любопытство. Чёрный Тур пытался поймать на вранье? Но зачем? Какое ему дело до нищего одинокого менестреля? Это простое любопытство. — Не уехал, потому что привык к Босттвиду и… — Эллей резко замолчал, не желая признаваться, что ему некуда ехать. Лучше не болтать лишнего, он нутром это чуял. Причал оказался далеко позади. Порыв прохладного ветра вынудил поёжиться. Полуголому гладиатору, казалось, любая непогода была нипочём. Эллей едва успел подумать об этом, как Чёрный Тур сбросил набедренную повязку и плетёные сандалии, после подошёл к воде. Эллей как заворожённый уставился на широкую спину, на крепкие поджарые ягодицы. Мало, ой как мало было ему вчерашнего вечера. — Полезай! — пригласил Чёрный Тур. Эллей сел и, примостив мандолину — что ей сделается, в чехле-то? — на землю, бросил туфли и скрестил ноги. — Не могу. Иначе простужусь и потеряю голос! В ответ услышал нечто вроде: «Нежный цветок» и улыбнулся, глядя, как крепкие руки подняли тучу брызг. Капли блестели в свете Виссо и Клаго. Плеск воды музыкой звучал в ушах. Захотелось превратить его в мелодию. «Главное — не забыть мотив!» — напомнил себе Эллей. Вспомнилось прошлое, летние ночи, когда он сидел в одиночестве и напевал под нос. Он опомнился и замолчал. Возвращаться на родину не собирался и упорно гнал мысли о прошлом. У него другая жизнь. Эллей вздрогнул, когда кто-то положил пятерню на его плечо. Мыслями дома, он не сразу вспомнил, где и с кем находился. Осознав, уткнулся в мокрое после купания твёрдое плечо. Чёрный Тур обнял его. — Деньги почему не взял? — в вопросе отчётливо послышался упрёк. — Не захотел. — Услышав недоверчивое хмыканье, Эллей добавил: — Я… Это неправильно. Да, я восхищался вами, мечтал, чтобы вы заметили, но не хотел… Так. — А как? — Близость сильного тела взволновала, внизу живота появилась истома, тягучая. Намокшая рубашка прилипла к телу. Крепкий запах взбудоражил кровь. — Не хотел я продаваться. Я воображал, как буду петь и… Просто так, не за деньги. Поэтому рука не поднялась что-то взять. Я даже мечтать не смел, что встречу вас и уж тем более… — Эллей сглотнул. Что он несёт? Всё равно ведь падший. К чему оправдания? Чёрный Тур выслушал странное признание и даже не съязвил, не обозвал грязной подстилкой. Поверил? Вряд ли. Альфы ценили тех, кто не прыгал в постель, едва успев познакомиться. — Ну и не брал бы. Зачем было сбегать? — опять упрёк. — Потому что вы бы настояли. — Ну и наивность. Наивность, иного слова не подобрать. Эллей доверчиво уткнулся носом в плечо, недвусмысленно дав понять, что готов к более тесным отношениям, уже не за деньги. Во второй раз. Противиться Чёрный Тур, не менее захмелевший, чем он, не стал, склонил голову и поцеловал. Эллей охотно ответил. Он наслаждался и настойчивостью, и привкусом вина на губах. Удовольствие продлилось недолго: Стелльеру вздумалось запустить пальцы в кудри. Эллей не любил собственные волосы, плохо поддававшиеся расчёске. Приходилось едва ли не выдирать их, чтобы не быть похожим на одуванчик. — Прости, не хотел, — шёпот, едва слышный, умалил боль, испортившую такой миг. Эллей не обиделся и безо всякого стеснения прижался к горячему, желавшему его Чёрному Туру. Полотняная рубашка намокла не только от речной воды, но и пота. Появилась уверенность, что простуда не грозит. Было жарко даже тогда, когда любовник прохладными руками подлез под одежду и погладил спину. Приятно — настолько, что Эллей выгнулся и задрожал. Ласка оказалась на диво приятной, подобной он не испытывал. — Сегодня — ровно так, как должно быть! — Чёрный Тур поцеловал в шею — прямо в часто бьющуюся жилу. И это место оказалось чувствительным. Отец прав, Эллей донельзя порочный, слабый на заднее место, потому что воспользовался тем, что гладиатор не только в воображении, но и наяву. Серые глаза казались при свете Виссо и Клаго чёрными, запах, и без того крепкий, кружил голову. Запах воина, выбравшего пару в эту ночь. — Сними, — потребовал Чёрный Тур и дёрнул завязку мешавших штанов. Чтобы избавиться от ненужной одежды, пришлось встать.— Подойди. Эллей отшвырнул ногой ставшее бесполезным тряпьё. Его пах оказался вровень с лицом Чёрного Тура. Тот погладил белевшее в темноте худое бедро, после взял в руки напряжённый от неистового желания член. — Что вы… — Эллей вздохнул, когда почувствовал прикосновение влажного языка к головке. Мышцы живота напряглись — почти до боли. Сладкая ласка, порочная и сводящая с ума. Чёрный Тур вобрал член в рот. Небольшой, тот уместился почти полностью. Ноги Эллея задрожали. Он боялся не столько того, что упадёт, но что развязка наступит раньше времени, и он не успеет одарить любовника немногим, что успел познать. Чёрный Тур взял глубже. Эллей часто задышал и едва не пришёл к пику, но понимание, что хорошо должно быть двоим, остудило пыл. Он получил объяснение вчерашнему, зло держать не умел. — Хватит, — попросил он. — Пожалуйста, не надо… Стелльер! Имя прозвучало неожиданно — даже для самого Эллея. Тот омега не солгал, Чёрного Тура на самом деле так звали, судя по тому, что тот остановился и взглянул — как пить дать с любопытством — в лицо. Потом, все ответы — после, когда уляжется истома внизу живота. Если Чёрный Тур хотел задать вопрос, то Эллей не позволил и присел, стараясь прижаться как можно ближе к нему, оседлал бёдра. Бесстыдно — вино опьянило сильнее, чем казалось — взял в руки отнюдь не маленький вздыбленный член и, приподнявшись, направил его в себя. Всё ещё неприятно, хотя между ягодицами было как никогда влажно. Чёрный Тур придержал за зад, и проникновение получилось плавным и неспешным. Насадившись до конца, Эллей крепко обнял его и прижался всем телом. Он чувствовал биение, частое, чужого сердца, ловил губы, когда насаживался в очередной раз. Было хорошо, хотя его любовник крепко вминал пальцы в ягодицы, замедляя ритм. Эллей закусывал губу. Собственный стон послышался точно издалека, когда чувствительная головка тёрлась о кожу. Завтра будут болеть ноги. Ну и пусть. Главное, что сейчас как никогда хорошо. Первый раз хорошо. Эллей узнал, что такое экстаз — не вынужденный от собственной руки, но полученный именно так. Он закусывал нижнюю губу, пытался сдержать вскрики, умалить сладкую истому, волнами разливавшуюся по телу. Не смог и протяжно застонал, откинув голову, когда тело свела сладкая судорога, после накатило не менее сладкое бессилие. Эллей, точно тряпочка, повис на чужой шее. Сил не осталось продолжать, как и отстраниться. Стелльер сделал это за него и, опустив подрагивавшее тело на землю и широко разведя его ноги, навалился сверху и резко вошёл. Эллей лежал под ним бревном и дожидался, когда всё закончится. Всё вот-вот должно было случиться. Набухший узел ни с чем не спутать. Вот оно — соитие, славное, но пугающее. Эллей непроизвольно сжал бёдра. Нехитрое движение привело его любовника в чувство. Тот резко отстранился — и Эллей едва успел задрать рубашку, как на живот полилось тёплое семя. — Славный какой! — прошептал Чёрный Тур. — Рад, что ты мне подвернулся. — Он растёр семя по животу. Эллей по-прежнему расслабленно лежал. Дыхание выровнялось, по телу разлилась нега. — Я… тоже! — Эллей улыбнулся — скорее сам себе, чем любовнику. Плеск воды прервал ночную тишину, дал понять, что пара не одна на свете, вынудил сесть и поискать штаны, после — пошарить по песку в поисках свалившегося с головы берета. — Чтобы не простудиться, нужно привыкнуть к холоду, — посоветовал Чёрный Тур. — Не сомневаюсь, что ты знаешь, кто такой Эван — Сын Севера. — Знаю, — подтвердил Эллей. — Северяне на родине полуголыми ходят, а ведь там не бывает тепло. И не болеет. Наоборот, местная погода тяготит его. Плевать на Эвана. У белокожего жителя северных краёв немало поклонников, но душа лежала к смуглому Чёрному Туру. — Но среди северян мало хороших певцов, — возразил Эллей. — Тебя не переубедить, — Чёрный Тур махнул рукой, — поступай как знаешь. Эллей оделся и нацепил на голову вездесущий берет. Он не мог взять в толк, чем именно привлёк внимание человека, к которому и подойти бы побоялся, если бы встретил на улице, но думать об этом не хотелось. Он был счастлив, пока тот рядом. Чёрный Тур, ничуть не стесняясь, лежал на земле голый. Смуглая кожа казалась светлой в ночной темноте, а волосы, густо поросшие в паху, — чёрными как смоль. Страсть улеглась, в голову полезли мысли. Это хорошо. Она нужна, чтобы думать, а не только носить берет и драть кудри расчёской. Почему Чёрный Тур не отвёл Эллея к себе домой? — У вас есть муж? — Стелльер резко сел, услыхав вопрос. — Это для тебя имеет значение? Нет, если так хочется знать. Подумай сам, кому нужен муж, которого могут прирезать на арене, ещё и коренной житель? — фыркнул он. «Мне!» — Эллей это не озвучил. — Тоскливо, когда никто не ждёт, не перед кем похвастать успехами. Да и… — он сглотнул, — вы ведь от одиночества пошли в бордель. — Я хожу туда, чтобы развлечься. Только и всего, — последовал ответ, ровный, спокойный — обыденный. Эллей закусил губу, поняв, что зашёл слишком далеко и начал задавать личные вопросы. Чёрный Тур взял набедренную повязку, чем дал понять: пора расходиться. Эллей надеялся, что он проводит, после они навсегда распрощаются. Останется память о ночи, о сводившем с ума запахе. Желание прижаться к Чёрному Туру и чувствовать, как вздымается грудь от дыхания и часто бьётся сердце, не исчезнет, это ясно, но со временем должно умалиться. — Нам пора. Это неудачное место для ночёвки. — Так и вышло. — Я провожу. — Но… — Эллей, кое о чём вспомнив, растерялся, — у меня нет ключей. Свои я забыл вместе с сюртуком в «Апогее». — Проклятье, хоть в бордель иди! — Чёрному Туру, судя по досаде в голосе, не хотелось туда. — Ладно. Там сейчас никто не спит. Эллей не горел желанием появиться в месте, где низко пал, где понял, что всего лишь слаб на заднее место, но поплёлся следом, по пути гадая, кто же он — Чёрный Тур, где его дом, кто его семья. Путь прошёл бы куда быстрее, если бы Эллей не останавливался, чтобы посмотреть на реку. Он любовался красотами противоположного берега, от островка не смог оторвать глаз. — Пошли уж! — поторопил Стелльер. — Вот это да! Я никогда не видел ничего подобного! — Эллей указал пальцем на один из столбов, возвышавшихся над островом. Красный огонёк парил в воздухе, лучи тянулись в небо. — Сегодня день Фрамарра, поэтому столб светится. Напитался кровью. — Эллей отвернулся от красивого, но внушавшего страх зрелища, вспомнив, что некогда коренные жители богу Войны приносили человеческие жертвы. Чёрный Тур понял его смятение и засмеялся. — Не волнуйся ты так. Это уже давно осталось в прошлом. Кровь собирают жрецы с поверженных на арене. Гладиаторы сами выбрали такой путь. Фрамарр удовлетворился этим. Эллей повернул голову в сторону островка. — А если… Вовсе без крови? — несмело задал вопрос. Стелльер резко переменился в лице. — Наши шаманы пытались так сделать много лет назад. Фрамарр это счёл оскорблением, и пришли колонисты с Восточных земель — твои предки, — глухо пояснил он. — Те, что решили, будто наш народ — грязные дикари. Они же — великие умы, ратующие за добродетель. Только от «добродетели» той крови столько пролилось, что земля чёрной стала. С тех пор Путь Чёрным и прозывается. Эллей не отрывал взгляд от красного огонька. Глаза слипались, но ему не хотелось ни домой, ни тем более в бордель. Лучше дождаться Кеша. — Понятно… — шепнул он, не зная, как ещё поддержать беседу. — Что именно? — Я понял, почему жрецы не прикрыли арену. Кровь нужна. Не резать же невинных людей. — Наивный! — Стелльер фыркнул. — Всегда найдётся, кого прирезать. — Ах, да. Казнённых осуждённых, — вспомнил Эллей. — Ошибаешься. Ты хоть знаешь, куда деваются тела? — съязвил Чёрный Тур. Не получив ответа, продолжил: — Каждый день чьё-то тело попадает на алтарь Ареллиса. Уж кто-кто, а он куда более кровожадный, чем Фрамарр. Эллей никогда не задумывался, что делают с телами преступников, которым не посчастливилось попасться в лапы закона, а после — под суд Ареллиса. Одно смущало — гладиатор, коренной житель, истинный сын Фрамарра, невесть где живущий и зарабатывавший на жизнь боями, не мог знать, как именно жрецы добиваются милости богов. Никто из простых горожан не мог об этом знать. — Вы тесно общаетесь с жрецами? — полюбопытствовал Эллей. Тишина в ответ. — Послушай, после того, что было, обращение на «вы» — более чем нелепо, — сменил Стелльер тему. — И… — вздох, — нет, не общаюсь, но они любят поболтать друг с другом. Кое-что слышал. Вспомнился словоохотливый Дадо, что окончательно убедило: Чёрный Тур не солгал. — Ладно, идём. Рассвет скоро, — позвал тот. — А я бы остался. Рассвет — это красиво. Люблю поспать, поэтому очень редко его встречаю. — Эллей сел на землю и скрестил ноги. — Как знаешь. — Стелльер развернулся, чтобы удобнее устроиться на земле. Он сел рядом. Эллей уткнулся носом в его плечо. — Мне кажется, ты совсем один, — внезапно прозвучало. — Неужели родных не осталось? — Ещё как остались. У меня четверо братьев. Я старший! — Эллею было лестно: Чёрный Тур хотел знать о нём больше. Скрывать нечего. Почти нечего: скромная добродетельная семья, далеко живущая, не пострадает. — Не думаю, что они скучают по мне, — вырвалось наболевшее. Расспросы прекратились. Но Чёрный Тур не отстранился, напротив, крепче прижал к себе Эллея. Тот вконец сдался и положил голову на его колени. И уснул, сам того не заметив. В полудрёме он почувствовал прикосновение к волосам. Стелльер перебирал его волосы, ласково, и молчал. В нос бил крепкий, с примесью мускуса запах — лишнее напоминание того, что случилось накануне. Безмятежно — совсем как дома. Эллей и был дома — в заросшем цветами дворе. Он лежал на траве, наслаждаясь прикосновением к волосам. Всё прекрасно, кроме злого взгляда отца, брошенного — не на Эллея — на Стелльера.