24 июня. Прайм (Флоренсия). 9:00 (GMT+3)
— Я пытался позвонить и написать Даст, но она не отвечает, — энергично сказал мужчина, поправив солнцезащитные очки на переносице. — Браток, на тебя вся надежда, поможешь? — почти умоляюще спросил он, в общем-то, даже не думая о возможности отказа. Об этом, как минимум, сообщали уже зашнурованные чистейше белые кроссовки и цветастая кепка, в одно мгновение закрывшая окрашенную в платину и индиго шевелюру. Найтмеру на все это ничего не оставалось, кроме как устало выдохнуть, согласно кивнуть и закрыть за собой входную дверь. — Ну, я уже здесь, так что вопрос теряет смысл, — пожал плечами Сомни. — Сестренка и Рип вернутся буквально через пару часов, но я постараюсь порешать все еще быстрее, по стелсу так, знаешь, — спешно изрек Фрэш. — Еда для детей на кухонной столешнице, там же записка, когда и что давать, все вещи первой необходимости тоже лежат на видном месте, могу провести экскурс, если хочешь, — слегка притормозил он, наклонив голову вперед и выглянув из-за очков. — Все в порядке, разберусь, не впервые с детьми остаюсь, — сдержанно ответил Найтмер, проводив взглядом тут же вылетевшего с порога квартиры знакомого, нетерпеливо держащегося за ручку вновь открывшейся двери. — Блин, бро, вообще от души спасибо, — убедительно поблагодарил мужчину Афтер, — ты даже не вкуриваешь, как сейчас меня выручаешь. — Чрезвычайно важные дела не ждут, — еле заметно ухмыльнулся Сомни. — Так точно, кэп, — щелкнул пальцами Фрэш и тыкнул указательным пальцем в мужчину, а после аккуратно захлопнул за собой дверь. Стоило самому неординарному Афтеру уйти, как Найтмер тут же широко зевнул. Определенного рода взбудораженность так и не дала уснуть ночью. Лишь под утро мужчине удалось сомкнуть глаза и насладиться целыми восьмью минутами сна, после чего биологически настал новый день, а вчера покинуло стены его квартиры и жизни безвозвратно. Осмотрев светлую прихожую, Найтмер поморщился из-за включенного в ней и в виднеющейся оттуда гостиной света. Солнечное летнее утро, ей богу, зачем в такое время впустую тратить электроэнергию? Конечно, у хозяев новоприобретенного пентхауса в одном из самых богатых районов города нет проблем с финансами, но нужно ведь иметь хоть каплю уважения к их кошельку! Тем более, учитывая то, что Гено обязалась оплатить обучение брата в мединституте. Если, конечно, Найтмер правильно понял Эррора во время одной из бесед перед свадьбой последнего. Вообще, если учитывать сферу деятельности соулмейта безнадежного Афтера, удивительно, что Фрэша пытаются пропихнуть в медицину. Это почти что головная боль для одного и тяжелые кандалы для другого. По крайней мере, такой вывод можно сделать, исходя из немногочисленных наблюдений за странной парочкой в больнице и на свадебном банкете. Хотя, позволительно ли вообще думать об этом, не зная абсолютно ничего об этих двоих? Наверное, непозволительно. В любом случае, из-за огромного количества панорамных окон по всей площади гостиной, совмещенной с кухней и столовой, а также из-за обилия в них белого цвета начало резать глаза. Вот и одно из неприятных последствий бессонных ночей — повышенная чувствительность к свету. Впрочем, не только к свету, но и к звукам из комнаты, находящейся буквально на расстоянии вытянутой руки. Тихое мычание, нечленораздельные наборы звуков и просто детское гоготание. Осторожно толкнув вперед приоткрытую дверь, мужчина облегченно выдохнул. Его словно в джакузи положили, позволили прикрыть глаза и насладиться чудесным водным массажем. Картина, конечно, была не настолько радужной, но детская, выполненная в теплых бежевых и травянисто-зеленых тонах вызвала именно такое ощущение. Будто вышел по лесу прогуляться. Пышные кроны деревьев закрывают от солнечного света, чуть повышенная влажность облегчает дыхание… Только в данном случае тень создавали завешанные шторами окна, а регулятор влажности воздуха отлично справлялся с поставленной перед ним задачей. В общем, что есть, то есть. А есть здесь две пары любопытных глаз, неосознанно осматривающие окружающие их мягкие стенки люльки на двоих так, словно видят их в первый раз. Какими же, все-таки, искренне-невинными могут быть восторг и удивление малышей, впервые увидевших какого-то незнакомого им человека… Двойняшки стихли и замерли, не сводя глаз с Найтмера, отчего у него перехватило дыхание. Все дети по-разному реагируют на тех или иных людей, но чаще они пугаются чужаков, даже в самом раннем возрасте. Тем не менее, стоило появиться широкой улыбке на детском лице, маленькому кулачку разжаться, а ясному взору точно материных глаз устремиться в сторону сестры, как мужчина почувствовал разливающееся от горла к грудине тепло внутри себя. Такое волнующее и трепетное, но сопровождающееся совсем неприятным покалыванием с левой стороны груди и удушающим чувством, будто разучился дышать. Где-то в глубине души поселился страх, а его воплощение так и нашептывало на ухо: «Ты не можешь к ним прикоснуться, иначе с ними случится что-то плохое, ведь ты осознаешь, что со всеми окружающими тебя людьми всегда происходит что-то нехорошее. На твоих глазах твою же мать доводят до сумасшествия, уничтожая все дороги к ее возвращению в нормальную жизнь. И ты каждый месяц навещаешь ее (вернее, делал это раньше), периодически стыдясь ее, а потом обвиняя себя в том, как вообще мог подумать о том, что она отягощает твое существование. Каждую ночь ты прокручиваешь в голове иные варианты развития событий, постоянно приходя к одной лишь мысли о том, что являешься корнем всех проблем для нее и других. Каждую неделю ты тщетно пытаешься выбить ей место в психиатрической клинике в Швейцарии, в которой, если верить чужим словам, способны справиться даже с самыми безнадежными случаями, хотя ее случай тебе не кажется безнадежным. Приобретенное слабоумие, конечно, уже не исправить, но скопившиеся психозы можно ведь хотя бы ослабить… Между делом, в самом начале пути вновь на твоих же глазах унижают младшего брата, заставляя при этом тебя ненавидеть себя самого за то, что, тем не менее, отцу было не плевать только на тебя. По-своему, совсем не по-человечески и даже не по-отцовски, но его что-то в тебе заботило, и это ты в себе ненавидел как тогда, так и сейчас. Становясь старше, ты не стремился налаживать с кем-то контакты, выстраивал вокруг себя свой собственный маленький мирок и думал, что все будет прекрасно, но при этом напрочь забыл, что у единственного важного для тебя человека тоже есть свой мир, в котором, в отличие от твоего, есть люди. И пока ты считал себя неуязвимым, а брата защищенным, ты стал самым уязвимым человеком в мире. И открылось тебе это лишь тогда, когда, вернувшись после работы домой, ты шагнул на порог квартиры, в которой от стен эхом отражалось бессмысленное редкое постукивание по клавишам фортепиано, непонятно, как и когда оказавшегося в твоей гостиной. Только тогда ты понял, что был недостаточно внимателен к тому, кто так важен для тебя. Только тогда ты осознал, что у твоего брата был кто-то, кто важен ему не меньше, чем он для тебя. И только тогда ты перестал хлопать входной дверью, перестал бурчать и ворчать, перестал строить из себя плохого старшего брата, на которого не нужно равняться и которому не нужно подражать. Вместо этого ты подошел к нему, сел рядом и похлопал по плечу, на что в ответ он сдержанно улыбнулся, пытаясь унять атаковавшую его дрожь. И ты стал еще ближе к нему, как и он к тебе. Вы так прекрасно отыгрывали свои позитивно-ворчливые роли, делая вид, будто все в порядке и совсем ничего не изменилось, но насколько же горькими были удары по клавишам каждый божий вечер. И насколько же тяжелыми были вздохи брата, вдруг оказывающегося посреди ночи не в своей постели, а где-то рядом с тобой. Ты зациклился на всем этом настолько, что сам не заметил, как твой брат оказался замешан в твою же работу. Ты даже не сразу осознал, что работа, вопреки всем установленным тобой правилам для самого себя, перешагнула порог твоей квартиры, приведя в нее за ручку, казалось бы, обычного клиента, который отчего-то вызвал не профессиональный, а личный интерес. Ты сейчас даже не сможешь вспомнить, какая кружка кофе в рабочем процессе стала стартовой точкой для обсуждения столовых в общей альма-матер, ты также не вспомнишь, к чему все-таки пришел ваш спор на этот же счет. И ты не восстановишь в своей памяти тот день, когда впервые почувствовал, что переживаешь за кого-то почти также, как за своего брата. Может быть, это было тогда, когда он взломал базы и его повязали. А может быть, это было в момент, когда ты задумался о том, на самом ли деле собираешься давать показания против человека, который всего пару дней назад уснул с тобой за одним столом и проснулся со смешным отпечатком на лбу, вызвав у тебя ни то насмешливую, ни то добрую ухмылку. В один момент твоя жизнь перестала делиться на работу и дом. Эти две плоскости внезапно пересеклись, но ты не придал этому совершенно никакого значения. И даже когда в твоей жизни появилась третья плоскость, которую можно было не совмещать ни с тем, ни с другим, ты все равно умудрился впихнуть ее между домом и работой, вот точно по центру. Ты работал ради друга и брата, ты ловил соулмейта ради работы, ты смешал все в одну кучу и очень удивился, когда под ударом оказались все. Более того, тогда же ты потерял одну из ключевых плоскостей, не сломался лишь благодаря третьей плоскости, вставшей на место утерянной. И даже поняв то, что нельзя позволять им пересекаться, ты продолжаешь на них неосознанно давить сам, заставляя их быть как можно ближе друг к другу. И это при том, что эти две пересекающиеся прямые так и норовят оторваться друг от друга, разлетевшись в разные стороны. Тебе тяжело отделять одно от другого. Это для тебя слишком сложно. Конечно, не сложнее мысли о принятии того, что уже произошло, но тоже непросто. В конечном итоге ты просто вот так вот стоишь один, смотришь в ясные глаза, думаешь о том, как облажался по жизни, о том, что рядом не осталось ни одного из тех трех людей, которые в самом деле важны для тебя. Прокручиваешь в голове раз за разом все эти мысли и приходишь к выводу, что виноват абсолютно во всем, в итоге начиная считать себя недостойным даже прикосновения к ребенку. Ты привык винить во всем обстоятельства и мир вокруг, но стоило тебе на секунду задуматься о том, что во всех своих проблемах виноват только ты сам, как все пошло под откос еще больше, чем раньше. Ведь мало осознавать это, нужно, помимо всего прочего, что-то делать. А делать ты опять же привык совсем не то, что стоило бы. Ведь каждое твое действие уже по природной инерции тащило тебя к деструкции твоей же жизни.» Проглотив образовавшийся в горле ком, Найтмер сосредоточил все внимание на младших Дефз. — Меня ведь за вами присмотреть попросили, а не в себе копаться, — тепло улыбнулся он, облокотившись на колыбельку и склонившись над активно машущими руками и ногами детьми. Краем глаза заметив яркую погремушку на столике рядом с люлькой, мужчина, не задумываясь, сразу же взял ее в руки и начал медленно водить ей над младенцами, очень внимательно следящими за перемещениями в пространстве маленькой, немного шумной игрушки. Найтмер, в общем-то, особо не осознавал, что он делает. В этом он был подобен двойняшкам, ведь они тоже еще совсем ничего не понимали. Однако, им было интересно все вокруг, даже такие, казалось бы, бессмысленные действия со стороны временной няньки, который, впрочем, относительно неплохо умел обращаться с детьми. Перемещающаяся из стороны в сторону погремушка, однако, быстро наскучила детям. Быстрее всего Рэйвену, который, махнув ручкой, мотнул головой и устремил взгляд на стол рядом с люлькой. Следом за младшим братом туда же посмотрела и Гот. Такое отвлечение внимания не осталось незамеченным Найтмером. — А эти цветы ваши мама и папа собрали для вас, — улыбнувшись, мужчина показал пальцем на букет из вишневых веточек в изумрудной вазе, — они очень приятно пахнут, вы согласны? — осмотрев очарованных цветами малышей, Найтмер снова повернул голову в ту же сторону, куда смотрят дети. — У вас очень заботливые родители. Видели бы вы, как ваш папа оберегал вашу маму, когда ей было трудно. Знаете, они так ждали и хотели вас, что сейчас, когда вы появились, они буквально светятся и излучают такое тепло, какое способно пробить даже самую толстую стену и растопить самый огромный айсберг. — Гхар, — воскликнул Рэйвен, широко улыбнувшись. Вновь тепло посмотрев на двойняшек, мужчина застыл на месте. Гот глубоко и расслабленно дышала, закрыв глаза. По всей видимости, готовится уснуть. Рэйвен же продолжал осматриваться и почти неслышно рычать, при этом не прекращая широко улыбаться. Как только объекты для ежедневного повторного изучения закончились, мальчик начал особенно активно махать ногами и кряхтеть. Чтобы уберечь Гот от беспокойства со стороны ее брата, Найтмер аккуратно взял парнишку на руки и, медленно покачиваясь из стороны в сторону, вышел из детской, оставив дверь распахнутой. Бегло осмотрев устройство чересчур белой гостиной, мужчина поморщился. Неплохо было бы уменьшить количество света вокруг, что он тут же и сделал, локтем ткнув на кнопочку в стене рядом с окнами. Из-под потолка до самого пола сразу же выехали плотные механизированные жалюзи светло-кобальтового цвета. Вся квартира словно пропитана духом природы. Детская похожа на цветущую поляну, чащу леса, освещенную ярким солнцем, или просто на ухоженный газончик в городском парке; от гостиной так и веет морской свежестью, а совмещенная с ней кухонная зона, благодаря песочным оттенкам, дополняет общую картину иллюзией пляжа в квартире. На самом деле создавалось впечатление, что если ступить на кафельный пол, то можно будет ощутить горячий песок между пальцами. Морскую стилистику подчеркивали и волнистые «разводы» на этом же полу. Будто бы васильковый ковролин в гостиной — это море, а эти «разводы» — следы от его волн. — Твои родители, однако, любят гармонию, сотканную из контрастов, — задумчиво подметил Найтмер, посмотрев в не менее контрастные глаза младенца. — Давай-ка посмотрим, какое у вас с сестренкой расписание, — улыбнувшись удивленному виду ребенка, добавил он. Кафель в кухонной зоне, к сожалению, не оправдал себя как песок, но ноги он слегка обжигал. Быстро же его, однако, нагрело солнце. На столах и кухонных ящиках никаких записок не оказалось. Может, Фрэш второпях просто забыл о них? Здесь только несколько распечатанных конвертов, и те, наверное, к детям никакого отношения не имеют. Скорее всего, они принадлежат Гено или Риперу, а может и Фрэшу. Кто знает, вдруг это вообще письма от Инка и Эррора. В любом случае, Найтмера это явно не касается, а потому и внимание на этом заострять нет смысла. — Только подумать, а ведь ваш теоретический брат старше вас на двадцать три года, — хмыкнул мужчина, стараясь говорить как можно больше, чтобы поддерживать диалог с ребенком. Пусть это и монолог, но его полезность в развитии исключать не стоит. Дрима вообще до двух лет невозможно было заставить молчать. Он всегда что-то говорил, конечно, сперва что-то непонятное, просто издавал какие-то звуки и лепетал, потом уже начал произносить отдельные слова и пытаться формулировать высказывания. — Интересно, а как вам представят Инка, — задумался мужчина, — как брата, как дядю или, может, как друга семьи? — Бха, — громко изрек Рэйвен, маленькими ручками уцепившись за плечо чужой рубашки, начав тянуть его на себя. — Ну, Рэйв, тебе вряд ли понравилось бы, если бы кто-нибудь начал тянуть тебя за одежду, — не сводя глаз с парнишки, покачал головой Найтмер. Фыркнув, мальчишка широко раскрыл рот и начал активно стучать кулачком по мужчине, отчего последний издал приглушенный смешок. — Учитывая то, что твоя мама при своей миниатюрности способна одним ударом повалить даже меня, страшно представить, на что будешь способен ты и каких высот добьется твоя сестра, — усмехнулся мужчина, запрокинув голову назад. И правда, родители из органов, еще и с хорошей репутацией… Двойняшки определенно с ранних лет будут способны показать, чего они стоят. А если взять во внимание порой переходящую все границы осторожность Гено, то легко догадаться, что они смогут постоять за себя еще до того, как встанут на ноги. Стоило маленьким ручкам прекратить боевые действия на подуставшем плече, как все внимание Найтмера тут же вернулось к ребенку. Стихнув, Рэйвен обратил взор на дверцу холодильника, сверху донизу увешанную магнитами, стикерами, открытками и мини-органайзером. В голове появилась идея, что оставленная Фрэшем записка вполне может быть среди них. Впрочем, предположение тут же подверглось непосредственной проверке. Достаточно было просто взглянуть на органайзер, на котором, кстати, действительно была запечатлена памятка няню по вызову. Тем не менее, беглый взгляд все-таки заострился на открытках из Гетеборга, Рейкьявика, Оттавы и Франкфурта-на-Майне. Но никакого значения этим открыткам Найтмер так и не придал, как и всем остальным, находящимся ниже. Лишь выдвинул для себя два предложения: либо открытки так же от свежеприготовленных молодоженов, либо Гено и Рипер просто не раз выбирались в те или иные места, откуда на память привозили себе столь скромные сувениры. Отметив для себя, что детей нужно будет кормить только через два часа, мужчина заметил, что Рэйвен в его руках благополучно задремал, при этом продолжая крепко сжимать в маленькой ручке темно-сизую рубашку. Сдержанно зевнув, Найтмер неспешно прошел в детскую и аккуратно уложил младенца обратно в люльку, с трудом разжав крепкий кулачок. Хватка у этого ребенка далеко не слабая. Так приятно наблюдать за столь спокойными и умиротворенными малышами. Даже удивительно, что дети вообще могут быть такими. Хотя, много ли младенцам надо — большую часть дня они все равно проводят в красочном мире сновидений. Интересно, однако, что они могут видеть в своих снах. Какие картины вообще способны всплывать в подсознании тех, у кого оно даже не сформировалось? Вдруг это кадры из прошлой жизни, если после смерти все-таки следует реинкарнация? Или, может, это взгляд в необъятное будущее, которое порой всплывает в воспоминаниях в виде дежавю? Кто знает, может ничего сверхъестественного в этом нет, и дети просто видят лишь то, что им уже знакомо. Либо все еще проще — мыльные образы и неясные абстракции, указывающие на активное формирование сознания. Кто же поймет это подсознание? Даже лучший психолог на это неспособен. Примечательно, однако, что из всего обилия открыток на холодильнике Найтмер чуть внимательнее осмотрел лишь те, которые были из мест, в которых побывали его вестники постоянной головной боли. Опять же, забавная штука — это подсознание.«Инк и Эррор совсем на связь не выходят…»
Нахмурившись, мужчина задумался. Конечно, эти слова не могут до конца исключить вероятность того, что открытки и письма, все же, от свежеиспеченной парочки, просто пришли только вчера вечером или сегодня ранним утром, но что если… С легким волнением в душе мужчина нетерпеливо вернулся на кухню и принялся вновь осматривать заграничные сувениры. В целом, ничего необычного. Можно было на этом и остановиться, но берущая верх дотошность просто не позволяет закрыть глаза на странное совпадение. Аккуратно сняв несколько открыток с холодильника, мужчина начал осматривать их обратную сторону. В основном там ничего нет, только открытка из Черногории исписана, но это, в целом, было ожидаемо. Особенно если учесть тот факт, что относительно недавно Рипер и Гено ездили на отдых именно туда. Вернув исписанную открытку на место, Найтмер заметил, что на обратных сторонах открыток, оставшихся в его руках, была одна отличительная особенность. Конечно, не считая той, что они из мест, в которых бывала неугомонная троица. На каждой такой открытке в углу нарисованы три силуэта летящих высоко птиц. Наверное, Найтмер не обратил бы на это никакого внимания, ведь нарисованы они так, будто бы напечатаны, но настороженность вызывает тот факт, что этот символ объединяет несовместимое. Во-первых, открытки из разных стран. При том, очевидно, не из местного сувенирного или книжного магазина, а именно из-за границы. Во-вторых, что логично, у них разные печатные компании. Следовательно, можно сделать такой вывод: их отправитель — один и тот же человек. И это, опять же, совершенно ни о чем не говорит, лишь наталкивает на определенную мысль, неслабо удобренную тем фактом, что Гено и Даст достаточно тесно общались друг с другом. В целом, Найтмеру не за что уцепиться, он просто сам хочет, чтобы его подозрения нашли свое подтверждение. Для этого нужно лишь выяснить, кто все-таки является адресантом. На кухонный стол тут же пал прожигающий взгляд человека, готового перешагнуть через собственные моральные устои ради того, чтобы узнать, что скрывается в этих несчастных конвертах, так вызывающе лежащих на столешнице. Это неприлично — да. Это неуважительно — в какой-то степени. Но можно же хотя бы одним глазком взглянуть, даже не рассматривая, чтобы просто доказать своему пытливому уму, что все притянутые за уши догадки ложные. Напряженно сглотнув, Найтмер медленно протянул руку к одному из конвертов и перевернул его. На внешней стороне информация об отправителе напрочь отсутствует, в наличии оказывается только имя и данные адресата, коим оказалась Гено. И это, нельзя не подметить, вызвало у Найтмера еще большее желание заглянуть в конверт, что он и сделал, хладнокровно расплющив внутри себя ком своих же принципов. Еще не успев развернуть лист бумаги, мужчина почувствовал легкий мандраж по всему телу, поскольку в уголке листочка три птицы так же улетали куда-то вдаль. Является ли это опознавательной символикой или просто игрой бессознательной стороны адресанта, знать не дано. Но теперь точно известно, что отправитель открыток и писем, — это один и тот же человек. И знание это совсем неутешительное, ведь оно только подначивает развернуть несчастный листок. Вероятно, не зря. Ведь подпись в самом конце рукописного текста не опровергла, а подтвердила столь навязчивое предположение. Сосредоточенно пробежавшись по каждой строчке, мужчина еще сильнее нахмурился. «Думаю, ты примерно представляешь, зачем мы уехали. Все-таки ты однажды так легко догадалась, чем мы занимаемся.» Выходит, то, над чем столько времени Найтмер безуспешно ломает голову, пытаясь понять мотивы ребят, было разгадано Гено задолго до нынешних событий. Но как? Была ли Даст более открытой перед Гено, чем Киллер перед своим соулмейтом? Была ли более честна? Или, может, в отличие от Гено, Найтмер был просто недостаточно внимательным. Тогда, что именно он упустил? «Босс была недовольна, ведь работы очень много, но Киллеру удалось ее уговорить…» Все-таки, они не бездумно бегают из одной точки мира в другую, но кто тогда ими руководит? Неужели действительно есть человек, приказам которого подчиняется Киллер? Конечно, интересно было бы на него взглянуть, но, что важнее, получается, здесь все-таки есть кто-то, обладающий достаточной информацией о мафии, которой он и делится с ребятами. Только вот… Почему вся эта деятельность вылилась из внутренней сферы во внешнюю? Тем более, учитывая сложившиеся обстоятельства. «Ах, да, не говори никому о том, что я тебе пишу.» Шумно вздохнув, Найтмер вернул листок в первый конверт и положил его обратно на стол. Нет сомнений, в остальных тоже находятся послания от Даст. И второе письмо оказалось крепко сжатым в руках уже после того, как мужчина дошел до седьмой строчки. — Киллер… — прошипел сквозь зубы он, убийственным взглядом пронзив абзац, от которого внутри начала закипать неконтролируемая злоба. «…не рассказывает подробностей, но из мимолетно брошенных фраз понятно, что он вышел на какой-то новый уровень связи. Во время своих медитаций он теряет сознание на некоторое время и всегда ходит задумчивый. Это настораживает. Вызывает беспокойство, особенно учитывая то, что вне сознания он постепенно перестает дышать и пульс падает.» — Я могу понять, зачем ты начал блокировать связь, но к чему все остальное? — прорычал мужчина, смяв бумагу в кулаке. И снова он на шаг впереди, даже без видимых на то причин. Новый уровень связи? У нее есть какие-то уровни? Если это действительно так, в чем же тогда ее суть, ее смысл? Сон Даст вполне мог быть обычным отражением подсознательных страхов, но физическое состояние Киллера по ее словам действительно вызывает беспокойство.«Я хорошо знакома со всеми формами связи, способами их блокировки, особенностями и их влиянием на самих носителей судьбоносной метки.»
Учитывая слова Виктории, эта нить, связывающая родственные души, определенно имеет под собой какую-то почву. И если у нее есть не только ментальная основа, тогда становится очевидным и наличие этих самых «уровней». Ведь, получается, этой связью можно управлять, что, по всей видимости, и пытается научиться делать Киллер. «Давно я не писала… Столько всего произошло, я даже не знаю, с чего начать. Прошло всего чуть больше недели, а событий столько, что с ума сойти можно. Пожалуй, начну с самого начала. После Швеции, откуда я писала тебе в последний раз, мы отправились в Исландию. Не помню, говорила ли я тебе об этом в прошлом письме, но не суть. Рейкьявик, конечно, живописный и контрастный город, как и вся страна, но мне сейчас как-то трудно фокусироваться на том, как прекрасны места, в которых мы побывали. Почти все дни там я тупо пролежала на кровати, ну, понимаешь, те дни, когда даже вдохнуть бывает больно. Большое упущение, однако. В общем-то из-за этого пострадал Киллер. Его ранили в правую ногу, но ничего серьезного, он быстро отошел. Помнишь, я говорила тебе о снах? Хоррор рассказал мне, что приснилось ему. Возможно, он просто хотел поддержать меня, и поэтому говорил, что вполне доволен своим сном, но мне мой все равно не дает покоя. Еще и потом кирпичом по голове прилетело. Чувствую себя в последнее время какой-то немощной обузой для ребят. Это угнетает, ведь из-за меня с поля уходит и Хоррор, а потому Киллер порой остается совсем один, что не есть хорошо. А ведь когда-то я успешно справлялась с любой работой, но сейчас… Одной ночью кое-что произошло… Вряд ли я могу себе позволить говорить об этом, но, кажется, Хоррора порой тоже неслабо выбивает из реальности. Вернее, не кажется, так оно и есть, просто… Есть у него одна особенность, о которой не знает никто, даже он сам. И в последнее время, скажем так, эта особенность начала проявляться особенно часто. Видимо, события из детства оставили на нем не менее слабый отпечаток, чем на мне. Что Хоррор, что Киллер привыкли думать, что мое эмоциональное состояние требует огромного внимания, забыв при этом о своем. На самом деле, я не знаю наверняка, что именно переживает внутри себя Киллер, но что касается Хоррора: до того, как мы отправились на задание, эта его «особенность» проявлялась в последний раз где-то около трех лет назад, а теперь — относительно часто. Пока это не мешает, лишь беспокоит, но, наверное, все будет в порядке. По крайней мере, я на это надеюсь. После Исландии мы отправились в Канаду, а я так и не успела отправить тебе ничего перед самолетом. И вот именно в Оттаве все пошло по наклонной плоскости. Сперва, вроде, все было нормально. Мы даже на Ниагарском водопаде побывать успели, но потом мы встретили одну девушку. Ей на вид лет 25, может моложе. Фелли Свап. Знакомая фамилия? Она рассказала нам про свою младшую сестру. История далеко не радужная, однако, ей, вероятно, просто хотелось выговориться, а тут мы под руку попали. Впрочем, это не столь важно, ведь Фелли в какой-то степени помогла нам, на том спасибо. Хотя сама она — личность неоднозначная. Непонятно откуда взялась, непонятно как нашла нас и неясно, как так случайно получилось, что она владела нужной нам информацией. Кроме того, такой точной. Но напоила она меня, конечно, до талого, хотя споить ее должна была я. Эх, и снова я накосячила, еще и чувства Хоррора задела своим поведением… Теперь-то я это осознаю. Мы тогда еще с Киллером немного повздорили. Из-за его чрезмерной помешанности на связи с Найтмером. Молчать он, конечно же, не стал: тыкнул меня и Хоррора носом в неоднозначность наших отношений и почти выплюнул мне в лицо, что Хоррор, оказывается, влюблен в меня… Заставил мои извилины шевелиться. Какая же я дура. Теперь даже не представляю, что делать. С одной стороны, мне нет смысла что-то говорить, все и так понятно, но я боюсь. Правда, боюсь. И сомневаюсь во всем. Вот… Здесь же произошло еще одно не менее важное событие. Ну, ты понимаешь, я не могу говорить обо всем так прямо. Все, благо, обошлось. В любом случае, потом нам нужно было в Таллин, но рейс отменили, из-за чего мы застряли в Германии, откуда я тебе и пишу. Все эти терроры — это так ужасно. Я и не подозревала, что в мире творится такой хаос. И, наверное, не узнала бы о нем, если бы случайно не услышала новости, эх… Надо бы следить за ними, но обычно некогда было. Киллер, кстати, умудрился заблудиться во Франкфурте. Ну совсем дурень, не так ли? Мы с Хоррором тогда были в больнице, и я с трудом дала понять этому дураку с топографическим кретинизмом, куда ему нужно идти. В больнице, кстати, я поймала себя на мысли, что начала играть на чувствах Хоррора ко мне… Отстойно это. А ведь с нами в любой момент может произойти все, что угодно. Может, и правда пора перестать все откладывать? Может, мне все-таки стоит поговорить с ним начистоту? Я, кстати, пыталась уже, неосознанно правда. Вытащила его к Мюнхен, и… Мне трудно говорить об этой вылазке, но там я, мягко говоря, была вообще не в себе. До сих пор отхожу. Еще и сверху свалилась куча всего там же… Узнала то, что мне лучше было бы не знать, увидела людей, перед которыми никогда в жизни не хотела бы появляться снова, еще и Хоррор напугал меня почти до остановки сердца. Это был кошмар какой-то! Так вот, о разговоре с Хоррором. Я вспылила, он вспылил, и мы начали выплескивать свои эмоции друг на друга. Я как-то уже говорила тебе о том, что меня порой нереально выбешивает его излишняя сдержанность, неразговорчивость и малоэмоциональность. Ну, я и высказала ему это, а заодно и то, что считаю, что ему тяжело быть со мной. Вместе с этим еще много чего. И он тоже высказался… И, в общем, мы вроде пришли к чему-то, а вроде бы и нет. Не знаю даже. Как же руки дрожат. Со мной после Мюнхена кое-что начало происходить. Об этом тоже трудно говорить напрямую, но мне, блин, страшно. Страшно от того, что происходит со мной. Потому что это ненормально. Потому что это выводит меня из себя. И очень сильно злит. Когда-то уже было такое. Уже проходило, да, но я не помню, как! Эх, в общем-то, больше мне нечего сказать. Я пока даже не знаю, что мы будем делать и куда отправимся дальше. Думаю, это письмо дойдет до тебя сразу же, ведь Франкфурт не так уж и далеко от Прайма. Нет, я все-таки скажу, не могу держать это в себе. Все, абсолютно все, что происходит с нами, сводит меня с ума. Без преувеличения. Гено, я несостоявшийся психопат с возбудимой психопатией. Отвратительно, не так ли? Нет, в благоприятных условиях со мной все в порядке, я ничем не отличаюсь от обычного человека, разве что излишней восприимчивостью, не эмоциональностью, а именно восприимчивостью. Но стоит условиям смениться на негативные, и все, у меня срывает башню. Ладно если это будет обычный истерический припадок, но… Понимаешь, ах, руки дрожат, не могу их утихомирить, поэтому прости за ужасный почерк. Так вот, когда срывает башню, я могу становиться очень агрессивной. Прямо вообще. Даже жестокой. Я совершенно не осознаю, что делаю в таком состоянии. В один момент я даже не поняла, как оказалась над отключенным Хоррором, держа при этом в руке немного окровавленный нож. Понимаешь? Я, черт подери, ранила его! Напала на него! И очухалась только потому, что мне самой стало больно. Он остановил нож рукой, но я все равно как-то его вырубила до того, как прийти в себя. Мне страшно из-за этого. Он ведь мне не чужой человек! Я ведь без него вообще ничто… Может, в этом проблема? Может то, что я зависима, так сказывается на мне? Я как морально, так и физически привязана к нему. Разве это нормально? По-моему, нет. Может, поэтому-то я и становлюсь без него немощным куском психопата. Это ведь не любовь, Гено, совсем не она. Это зависимость, а зависимость ни к чему хорошему не приводит. Что же все-таки делать? К психиатру меня не пускали, боясь, что могут забрать в больницу. Со мной долгое время работал человек Босса, но сейчас этого человека нет рядом, и я не знаю, сколько еще продержусь. Эх, лезу тут к тебе со своими тараканами. Надеюсь, у тебя все в порядке. С любовью, Даст. 23.06» — Чужие душевные излияния вряд ли должны касаться тебя. Вздрогнув, мужчина оторвал сосредоточенный взгляд от письма в своих руках и повернул голову в сторону неожиданно скоро вернувшейся хозяйки квартиры. — Это же очевидный крик о помощи, — растерянно подметил Найтмер, быстро положив лист бумаги на столешницу. — Извините, — виновато вымолвил он, опустив голову. — Они сами выбрали такой путь, мы ничего не можем с этим сделать, — обреченно выдохнула Гено, смахнув с лица явное недовольство. — Вы только в письмах общаетесь с Даст? — с трудом выдавил он из себя вопрос, глотая нарастающее чувство стыда. — Она мне пишет, я не могу ей ответить, — спокойно ответила она, даже не думая осуждать собеседника. — А в сети? — Не вариант. — Скажите честно, что вы знаете об их разъездах? — пытливо спросил Найтмер, но в ответ он получил лишь длительное молчание. Осторожно подняв глаза на женщину, он заметил некую тревогу в отведенном в сторону взгляде. — Ничего, — отрезала Гено, шумно вздохнув. — Чем они все-таки занимаются? — Ты ведь понимаешь, что я не отвечу? — устало уточнила она, исподлобья посмотрев на неожиданного для нее гостя. — И все же… — Если Киллер захочет, он сам тебе все объяснит, — перебила его Гено, резко посерьезнев. — Пойми наконец, что у него есть свои причины не ставить тебя в известность. И я в это вмешиваться не желаю. В конце концов, если то, что ты узнаешь раньше времени, изменит ход событий на нежелательный, то ни Киллер, ни я себя не прощу. — Если они замешаны в преступную деятельность, то вы можете оказаться в ужасном положении, — хмуро изрек Сомни. — В том, что ты так и не смог установить доверительные отношения с Киллером и даже не попытался его понять, нет моей вины, — резко помрачнела женщина, сложив руки на груди. — Не думаю, что тебе стоит мне угрожать, — холодно отрезала она. — Я не угрожаю, — вновь растерялся мужчина. — Постойте, вы неправильно поняли, напротив, я хочу помочь. Им же помочь. Что вы знаете? — Ребятки делают свою работу — все. — Но какую? — не унимался Найтмер. — Не думай об этом. — Я их вытащить хочу, но для этого мне нужно понимать, из чего их вытаскивать. — Вряд ли я смогу помочь тебе в этом, — прикрыв глаза, выдохнула Гено. — Даже если скажу что-то, тебе это ничего не даст, поверь мне. Только больше запутает. — Тогда ответьте: они преступники? — настойчиво спросил Сомни, пронзив выжидающим взглядом собеседницу. Гено снова молчит. — Черт, — шикнул мужчина, убедившись, что она ему ничего не скажет, — ладно, я собираюсь вернуть их, но мне нужно знать, где они будут. — Ты же видел письма, — кивнула она головой в сторону конвертов, — они и сами иногда этого не знают. — Но, если вам что-то будет известно, пожалуйста, сообщите мне, — почти умоляюще вымолвил Найтмер. — Как давно ушел Фрэш? — резко сменила тему Гено, опустив руки. От пугающей мрачности на ее лице не осталось и следа. — Чуть больше часа назад, — неуверенно ответил мужчина, не ожидавший такого перескока. — А куда, не сказал? — Нет. — Хм… — протянула она, спокойно прошагав к детской и на секунду заглянув в нее. — Что-то не так? — осторожно поинтересовался мужчина. — Да нет, просто он мастак попадать в неприятности. Не хуже Инка их притягивает, — улыбнувшись, она развела руки в стороны и покачала головой. — Более того, он мог и предупредить, что уйдет. Наверное, оторвал тебя от твоих дел. — Да нет, он еще ночью обратился ко мне, — пожал плечами Найтмер. — Даже странно, что вас сразу не поставили в известность. — Знаешь, тебе все-таки следует хорошенько подумать о том, что пережил Киллер, — вновь поменяла тему Гено, неспешно прошагав к дивану и сев на него. — Не знаю, рассказывал ли он тебе хоть что-то о своей жизни, но пойми кое-что самое важное: не ты крутился вокруг него, а он вокруг тебя, когда тебе было плохо. Прости, я не смею судить тебя, потеря брата — это ужасно, но ты слишком зациклился на этом. Возможно, он искал у тебя понимание, ведь вы оба начисто лишились своих семей, но поскольку ты все еще не можешь осознать их мотивы и цели до конца, я могу сделать лишь один вывод: ты не дал ему повод открыться тебе, не попытался встать на его место и сам не позволил появиться ниточке взаимопонимания между вами. — Что вы хотите этим сказать? — удивился мужчина. — Ты ведь по-прежнему совсем ничего не знаешь о Киллере, так? — почти утвердила Гено, нежели спросила. Тем не менее, ответом на это был лишь согласный кивок. — Видишь ли, события могли принять совершенно иной оборот, если бы ты интересовался не только тем, что этот парнишка делает сейчас, но еще и тем, что он чувствует. Конечно, я тоже совсем плохо знаю его, но, думаю, пара вопросов о его прошлом и о его моральном состоянии, и ты бы сейчас здесь не сидел, ломая голову над тем, зачем они покинули страну. Опустив взгляд в пол, Найтмер задумался. А ведь она, как ни кстати, права. Нет, он спрашивал у Киллера, что его беспокоит, когда видел его подавленным, но на ответе никогда не настаивал. Да и особо не задумывался об этом тогда. Более того, когда юноша вкратце поведал историю из своего детства, Найтмер даже не попытался узнать у него еще хоть что-нибудь. Зато допросы о его «работе» устраивал постоянно. При этом, порой очень сильно напирая на своего соулмейта. При таком раскладе неудивительно, что Киллер, при всей мнимой близости, так от него отдалился. — Кажется, я понял, почему они покинули Прайм, — раздосадовано вымолвил мужчина. Сколько же времени ушло на то, чтобы осознать такой очевидный факт. Господи, даже непричастный к их метаморфозам человек все понял гораздо быстрее, чем высококвалифицированный детектив. От этого становилось и смешно, и грустно. — Каким же все-таки горьким бывает осознание собственных ошибок. — В любом случае, главное эти ошибки не пропускать мимо и не тешить себя притягательными иллюзиями, — облегченно выдохнула Гено, видимо, обрадовавшись тому, что смогла достучаться до Найтмера. — Выходит, Даст уже поведала вам свою историю? — Их историю с ее ракурса, — кивнула женщина. — Правда, о психопатии она ранее молчала. — Несладко им пришлось, однако, — отстранено подметил Найтмер, пытаясь дословно вспомнить все, что рассказывал ему о своем детстве Киллер. А ведь рассказывал он совсем немного, отчего на душе становилось еще досаднее. — В общем, если вдруг так получится, что ты все-таки вмешаешься в их дела, не дави на него, — спокойно изрекла женщина, потупив взгляд в никуда. — И лучше не злись. Уверена, твои слова способны задеть его за живое, — вполголоса вымолвила она, на что Найтмер в ответ согласно кивнул. — И еще… — уверенно посмотрев прямо в глаза собеседника, Гено шумно сглотнула подступивший к горлу ком и продолжила: — если окажешься рядом с ними, пожалуйста, помоги чем-нибудь Даст. Хотя бы Хоррора к этому подтолкни. Парни смотрят на нее не с того ракурса, а она вредит себе, играя в молчанку. — Я постараюсь, но тут нужна консультация психиатра, — озадачился Найтмер. — В письме говорилось, что с ней работал какой-то человек их Босса, вы, случайно, не знаете, на кого они работают? — Если бы я располагала такой информацией, то уже давно стояла бы перед их руководителем и отчитывала его за то, что он дал им такую работу, — тяжело вздохнула Гено. — Значит, вы все-таки не поддерживаете то, чем они занимаются? — Какой я была бы подругой, если бы добровольно стала поддерживать это? Лучшее, что я могу сейчас — это не вмешиваться, не усугублять ситуацию и просто верить в то, что с ними все будет хорошо. Я не располагаю большим влиянием на госструктуры, из-за чего любое мое лишнее слово или действие может обернуться против них. — Уф, — облегченно выдохнул мужчина. Заметив на себе недоуменный взгляд, он еле заметно улыбнулся. — Мне просто стало чуточку легче от понимания того, что не только меня волнует эта троица.