С глаз долой...а остальное не могу

С Днём Победы! Знаю: солнце в пустые глазницы не брызнет! Знаю: песня тяжёлых могил не откроет! Но от имени сердца, от имени жизни, повторяю! Вечная Слава Героям!.. Непривычно тёмные, неровно обрезанные, будто опаленные или наспех обкорнанные ножом, буквально пропитанные потом, сажей и каменной пылью волосы Феликса прилипают к его лицу. Тоже непривычно, незнакомо озлобленному - всему в мелких трещинках, как глазурь на старинных фарфоровых вазах, перекошенном, дёрганном. От правого виска до подбородка кожа вздулась ожоговыми волдырями, некоторые из которых лопнули и сейчас сочатся желтовато-зелёной жижей. Война... Если она меняет людей, то что говорить о нас? Война вытаскивает раскалёнными клещами наружу то, что мы сами закапываем глубоко-глубоко, закрываем мраморными плитами, чтобы не вылезло само, чтобы наверняка. И всё равно, в то время, когда ежесекундно проливается кровь, когда люди перестают быть людьми, оно вырывается наружу. Вот и сейчас, я наконец понимаю, почему Франс предложил предупредить Польшу быть осторожнее с Германией. Он воин. Как и каждый из нас, потому что не существует страны, ни разу не учавствовавшей в боях. Сейчас, в этой надломленной, но продолжающей держать оружие фигуре я вижу того, кто некогда был одним из лучших воинов наравне с Пруссией, и частью Речи Посполитой... Очередная автоматная очередь вместе с криком прервала мои размышления. Чертыхаясь, снова ныряю в окоп, чтобы не заполучить пулю - во мне с этой войной и так слишком много дырок. Конечно, потом, со временем они зарастут, как и ожоги Польши, но... выковыривать свинец из себя не хочется. Привстаю на корточки, собираясь повернуть за угол так, чтобы этот одичавший счастливчик меня не увидел, и натыкаюсь на кувырком ушедшего от череды пуль Россию. Глаза горят, одна рука неправильно, неподвижно висит, флёр ледяного огня темнее чем обычно и сейчас напоминает нечто среднее между живым цветком и спрутом, собирая энергию отовсюду, куда дотянется. Из оружия у него только перевязь с гранатами и всё тот же кран. Впрочем, зная его, биться он может и голыми руками... Нечто просвистевшее мимо моего носа оказалось гранатой. С вынутой чекой. Не успеваю я среагировать, как один из концов шарфа Брагинского схватывает её и посылает обратно. Раздавшийся секунду спустя взрыв и вой подтверждает, что меткость у шарфика хорошая. Мда, ничего себе аксесуарчик... Земля над головой взлетает фонтанчиками, и я пригибаю голову, садясь прямо на землю. Чертыхаясь, от чего Россия только смеётся, открываю револьвер, перезаряжая его. - Проклятье, Россия, скажи, этот придурок хоть знает, что мы вообще-то на одной стороне? Иван только улыбается, захлёбываясь нечто средним между хохотом и шипением. - Даже если знает, он сейчас настолько не в себе, что не различает никого - ни друзей, ни врагов, - проговаривает Иван. Одновременно с этим он левой рукой, помогая себе ожившим шарфом, снимает с себя перевязь и пальто, обнажая правое плечо. Вывернув его под невозможным (для меня, так точно!) углом, всё так же улыбаясь, начинает его рассматривать, вернее не его, а застрявший в нём двухдюймовый осколок, по-моему, от танковой брони. Сдвинув брови, не глядя, одним концом шарфа вытаскивает из кармана фляжку, трясёт её над ухом, прислушиваясь. Довольно кивает, отворачивает колпачок, а затем склоняет голову и рывком, зубами вытаскивает осколок! Быстро, я даже не успел осознать, плескает из фляги на рану. Жидкость вспыхивает синими язычками пламени, к которому быстро присоединяются тёмно-фиолетовые, магические. Огонь невысоким, но сплошным слоем покрывает рану а вслед - всё плечо, а затем я вижу как очередной огненный всполох покрывается изморозью, расползающейся во все стороны. Вскоре, всё плечо покрыто тёмным слоем льда, защищающим плоть, как панцирь. Россия наконец-то выплюнул осколок, кивнул, дернул левой рукой за правое запястье. Послышался хруст, а после этого пальцы на правой руке наконец-то зашевелились. Пока он переодевается, успеваю сделать пару выстрелов и вскользь осмотреть его тело. Мда... Война не пощадила и его - порезы, следы от кнута, перетекающие со спины на шею, несколько заживающих прямо на глазах ран от пуль, косые швы разными нитками... Прикрывающие дыру в груди, там, где должно быть сердце. Кожи там очень мало, и походит больше на тонкий папирус, хрупкий, выцветевший, натянутый на бочонок из рёбер. И сквозь все эти нити, сквозь частички кожи, я вижу его сердце. Его, всё ещё живое, прошитое нитями насквозь, но бьющееся, мать его, сердце! Как... Как такое вообще возможно!? Россия ловит мой взгляд и снова улыбается, но по-другому: чуть меньше сумасшествия, чуть больше понимания, почти нормально, и от этого ещё более пугающе. Снова натягивает на себя одежду, тактично не замечая моей отвалившейся челюсти. - Это... Это как? Ваня пожимает плечом, и односложно отвечает. - Ленинград. Я знал о Блокаде, но никогда не думал, то это будет настолько, что это так... Как вообще при таком можно выжить? Даже зная о его силе, даже помня о магии, мне кажется это... ... Нереально... - За мной! - Россия хватает меня за руку, и едва в симфонии пуль появляется заминка, тянет меня за собой. Короткая перебежка и вот - пули снова взрывают землю позади наших пяток, а мы сами скрываемся в руинах какого-то здания. Едва успеваем отдышаться, как стрельба затихает, и я слышу замученный крик, переходящий в тишину. Выглядываю из укрытия и... Длинные светлые волосы, так похожие своим цветом на хорошую сталь. Коричневое пальто кажется чёрным от въевшейся в него крови и копоти, но белые, будто парадные перчатки чисты, ни одного пятнышка. Бирюзовые глаза грозно смотрят из-под надвинутого до самих бровей берета с эмблемой ЭсЭс... Россия едва успевает меня втянуть за воротник обратно, когда мимо моего лица проносится огненная комета. Звук её взрыва раздается после, вместе с дождём осколков и дрожью под ногами. Не удерживая равновесия падаю, подминая по себя Брагинского, и ору, не слыша своего голоса: - Это кто ещё?! И скорее разбираю ответ по его губам, чем слышу громкое (а у него иначе не могло выйти!) - Это? Это Хельга! - КТО?!!! Очередной взрыв раздаётся совсем рядом, Иван обхватывает меня за талию, перекатываясь вбок, но его сносит взрывной волной. - Артур, берегись! Следующий снаряд попадает совсем близко. Последнее, что я вижу, - это протягивающего ко мне руку Ивана, растворяющегося в белой вспышке... ...Когда я, резко открыв глаза, проснулся, было ещё темно. Поэтому, я просто вернулся ко сну, но... Этот сюжет повторился пять раз. Я подумал, что это всё просто сон. Так я решил и заснул ещё раз... ...Когда я открыл глаза в десятый раз, то наконец понял, что ночь давно прошла и что мои глаза больше не видели дневного света. ... А потом вспомнил, что вообще не ложился спать... Когда я попытался вскочить, голова протестующе заболела, а вслед за нею заныло и всё тело. Тяжёлая, пахнущая порохом и мёдом, ладонь легла на лицо, делясь таким родным и исцеляющим холодом. - Чшшшшш... Тише, Артур, тише. Не дергайся, а то хуже будет. Да куда уж хуже-то? Хотя.. Боли не было. Тошнило, да, и тело не желало двигатся, но даже голова уже перестала раскалыватся на кусочки. Если ей не шевелить. - Что... - даже язык и то еле ворочался в пересохшем рту! - Что это было? Тёплый сожалеющий выдох касается моих волос, и я понимаю, что моя голова лежит у него на коленях. А потом звучит пояснение. - Не что, а кто. Я уже говорил тебе, что это была Хельга. - А кто такая эта Хельга? - Сестра Ольги. Украины? Тогда ясно, почему она показалась мне знакомой... Они похожи, да... Но тогда почему она хотела убить нас? Она же... - Ещё одна твоя сестра, да? - Нет. - Это как? Россия снова вздыхает. Хотя я не вижу его лица, я откуда-то знаю, что на его лице нет улыбки. Совсем. - Матушка рассказывала, что, когда она ждала Ольгу, на самом деле должны были родится двое. Близнецы. Она же ведьмой была, вот и знала, что души было две, хоть и связанных между собой почти воедино, как у близнецов и заведено. Но почему-то родилась одна Ольга. Почему - никто не знает. Но у тела две души быть не может - личности да, тараканов в голове каждый держит столько, сколько выдержит, но не души... Но и деться Хельга никуда не могла - так сильно они с Олюшкой связаны. Да и сестрёнка, сама чувствовала, что что-то неладно... Вот и узнав про Хельгу, впустила её к себе в тело - они же близнецы, так что всё получилось, но... - Он снова вздохнул, положил другую руку мне на макушку и начал перебирать волосы, успокаиваясь. - Близнецы-то близнецы, но характер у них очень разный. Оля... Она хорошая, очень. Добрая, хоть и ранимая. А Хельга... Она другая -бойкая, сильная, решительная. Она меня недолюбливает, честно говоря. Видимо, потому что я перетягиваю внимание сестрёнки на себя. Да и... Если Ольга всегда стремится к дому, семье, Хельге скучно в четырёх стенах. Ей простор нужен, воля. Всё делать самой, без советов и подсказок, ни на кого не оглядываясь... И когда кто-нибудь начинает нападать на Олю, Хельга просыпается, занимает её место и начинает её защищать, делать как лучше. Только понимает это она по-своему, ведь считает, что одной семьёй не проживёшь, она стремится к западу... Иногда я боюсь, что её желание стать Европой может свести Ольгу с ума и она просто разорвётся на части... Под его мерный тихий голос я совсем успокоился и последние сожалеющие слова слушал уже во сне... А там... Небо, усыпанное звёздами... От чего-то я отлично понимаю, что не могу видеть его, но... Вижу. Хотя, это всё-таки сон, что тут удивительного? Парочка звёздочек становится ближе, и я понимаю, что это всего лишь блики в оловянных глазах плюшевого медведя. Медведь кивает головой и произносит: - Добрый вечер, Англия. Не успеваю я удивиться говорящей игрушке, как понимаю, что голос разносится не от нее, а от того, кто её держит. Того, кто только мгновение назад соткался из ночной тьмы. Того, чей голос мне знаком лучше всех. - Ночь пришла. - Правда? - Да. Но, теперь для тебя некоторое время всегда будет ночь, - таинственно произносит он, присаживаясь рядом. - ты скоро научишься выяснять время. - Ясно... - закрываю глаза, хоть в этом и нет необходимости. Играть с ним бесполезно, он знает, когда я вру как никто другой, так что, это скорее привычка. - ... куда он ушёл? - Хм? - я тоже знаю, когда он врёт. Да только ЕМУ врать мне... Всё равно, что забивать гол в свои ворота. И это хмыканьие очередной гол. Ведь ОН знает, что моё "он" - о России. - Он рядом, только немного дальше, решил не тревожить тебя. Думаю, он заснул. Хммм, кстати, о "нём" - "знаю, что на его лице нет улыбки" - вот это - что было? Прижимаю к себе мишку, чувствуя его медно-солёный, но почему-то нравящийся мне запах. - Даже если я не мог этого видеть... Это было легко. Он поднимает бровь, ожидая пояснений. - Его голос дрожал, как и его рука в моих волосах... Он всегда такой, когда чувства переполняют его, когда улыбаться уже нет сил... Он приподнял свой цилиндр, почесал затылок, раздумывая и замолчал. Молчал так долго, что я не выдержал: - Ну, что? Проказливо ухмыльнувшись, снял цилиндр и продолжил: - Я просто подумал стоит ли мне говорить что-либо о глазах сердца... Но мне не хотелось портить атмосферу. - Вполне возможно... - задумался уже я. - Одну минутку... Так это оно и есть, идиот! - В любом случае, - засмеялся Он. - Это безусловно была непредсказуемая реакция, - он наклонился ближе, проводя пальцами, затянутыми в белые перчатки, по моему подбородку и ободку челюсти, так ласково, что это неприятно. - Для него - вслух говорить о собственном страхе... Не правда ли, Англия? Его лицо своем близко, всего в дюйме от моего и это... Почти интимно. Будь на его месте кто-то другой, я бы уже отшатнулся или залился румянцем, но стесняться Его я просто не могу. - Разве это не сделало тебя счастливее? - Ну... - улыбаясь, признаюсь. - Немножко. Довольно нахлобучив цилиндр опять на свою встрёпанную шевелюру, уточняет. - Получается... Он может сделать тебя счастливым? Я уже не нужен? - Не говори так. Твоя поддержка была большой помощью, я благодарен тебе... Ведь он единственный, кому я могу доверять полностью. Улыбка на его лице может испугать, но только не меня. - Я действительно единственный, на кого ты можешь рассчитывать и... Медведь, к которому я уже успел привязаться, оказывается на полу. Ещё миг, и Его трость протывает игрушку насквозь. Вываливающаяся вата почему-то напоминает мне замёрзшие слёзы. - ... Ты единственный, кого я люблю. Поэтому... Он обнимает меня бережно, почти невесомо, как может быть только во сне. Запах меди и соли усиливается, и я понимаю, почему он мне так приятен и знаком. Это запах крови, моей собственной крови. Он любит меня, любит, как никто. И я... Люблю его, как никого другого. А как иначе? Как можно не любить самого себя? ... Его зелёно-жёлтые, даже жёлто-зелёные, как и у меня, колдовские глаза полуприкрыты, когда он шепчет, почти касаясь меня губами: - Поцелуемся же Англия... Если ты это сделаешь для меня, я дам тебе всё, что ты пожелаешь. Даже если это значит... Похитить свет у тебя. - Да... Я тоже любил тебя, с самого твоего рождения. Губы у моего отражения тёплые, нестерпимо тёплые, и это неправильно. Он целует меня так, как если бы я сам целовал его, знакомо и непривычно одновременно. И хоть я желаю больше никогда не чувствовать свои же губы у себя на устах, я шепчу. - Спасибо тебе, Артур... Я снова просыпаюсь. Всё ещё темно. Откуда-то сбоку раздаётся шевеление и глухой, видимо, тоже со сна, голос России. - Артур? Как ты? - Уже лучше. Нас что, завалило? - Угу. - То-то так темно! Ни черта не вижу! Тишина давит на виски страхом. Поворачиваюсь в ту сторону, где по моим расчётам должен быть Брагинский. - Россия? Почему ты... - Артур, нас действительно завалило, но... "...Но, теперь для тебя некоторое время всегда будет ночь..." - слышу я собственный голос из сна и наконец-то понимаю. Подношу руку к лицу, проверяя. Да, глаза действительно открыты. Нет, я всё равно ничего не вижу. - ... но свет тут есть. - Ваня. Я кожей ощущаю, как Иван делает несколько шагов и оказывается рядом. Протягиваю руку, он тут же берёт ее и присаживается рядом, помогая мне справиться со страхом. Но мне не страшно. Ни капельки. Я на удивление спокоен. Поэтому, только улыбаюсь туда, где мне кажется находится его лицо, и сообщаю: - Я... Не могу видеть. Справка по главе: Исторически доказано, что во время ВОВ некоторая часть украинцев действительно состояла на военной службе у Германии. Костюм Хельги - описанный самим Химаруя военный костюм Украины, от себя я добавила только эмблему на берет. Хельга и Ольга( фановское имя Украины, ибо в своём блоге Хидеказ предложил другие имена), по сути две вариации одного и того же имени *вспоминает, откуда это знает, задумывается. мотает головой: - Не, мне до полной шизы только кроссовер Хеталии и "Эй, Арнольд" осталось написать!)*. Вставки курсивом и разговор со вторым( или первым) "я" Артура могли любителям манги кое-что напомнить. Так и есть - переработка отрывков из додзи "Arthur in the dark".* губы дрожат, в конце концов начинает рыдать* А я ведь так надеялась, её читая, на РосАнг! Надеюсь, моя версия получилась удачнее... Ещё парочка рисунков: Стась Санти: http://f-lite.ru/lfp/s018.radikal.ru/i516/1401/63/1330d2ba1177.jpg/htm - мармалер Selin Doel: http://i.hizliresim.com/wL9RWb.jpg http://i.hizliresim.com/vz8kOO.jpg - Артур и Британия