До чего доводит любовь?

Чтобы лишний раз не беспокоить мать и супруга, Милла набрала безотказный номер, отец должен был пролить свет на возможную реакцию Томаса на новость о ребёнке и угрозе его здоровью. — Да, моя крошка? Ты почему не берёшь трубку? Тут твой весь на нервах, пить мешает всем, — громко крикнул сквозь музыку на заднем плане мистер Адамсон, девушка попросила его не сдавать всю контору сразу. — Прости. Позвони ему хоть что ли, телефон включи. — Пап, я хочу поговорить с тобой. Ты можешь приехать ко мне? — Сейчас?! Детка, самолёты… — Я в больнице здесь. — Как? Уже? И кто меня пустит в три часа утра? — Я встречу. Мне очень нужно тебя увидеть, только не говори никому обо мне, ладно? — чуть ли не плакала в трубку Милла. Рыдания так и рвались наружу, ногти съедены под корень от переживаний. — Уже выезжаю, — понимающе ответил её отец и бросил трубку. Едва стих его голос, девушка разревелась. После нескольких часов раздумий и осознания своего положения, она страшно испугалась за ребёнка и свои дурные мыслей по поводу его жизни. Нет, он — часть неё, часть Томаса, и заслуживал жизни, нормальной и достойной. Вероятность рождения здорового ребёнка была, нужен был тщательный контроль за его состоянием, но риски возможных осложнений оставались. Если со своей реакцией Милла ещё могла как-то справиться с поддержкой, то вот душевное равновесие ранимого супруга она даже не бралась угадывать. Боязно скорее за него, за дорого человека, желавшего для неё всего самого лучшего, слишком эгоистично она поступила с ним, не восприняв вовремя все наставления о здоровье. Какой же дурой нужно было быть, чтобы не понять сразу, что ему в первую очередь нужен был малыш от здоровой молодой жены, а не субъект, вечно бьющий по уязвимым местам. Что ж, ответ Милла знала. Отца она встретила самыми сопливыми объятиями в вестибюле, вахтёр как увидел её состояние, сам открыл дверь. — Папочка! — Ты чего разревелась? — мягко спросил папа, усевшись вместе с дочкой на коленях в приёмной. — Подумаешь, ангина. — Я могу их потерять… — хлынули слёзы пуще прежнего. — Кого «их»? — непонимающе уставился на девушку отец, явно хотел пошутить, но понял, что не в том она состоянии. — Моих мальчиков. Я беременна. Всё с осложнениями, а он мне говорил… А я не слушала. Я так боюсь. — Потерять Тома? Если ты думаешь, что он спасует перед ребёнком, то ты ещё очень плохо его знаешь. А вот маленький — это серьёзно… Что говорят врачи? — Что риск велик, — наконец дошла Милла до стадии, с которой можно начать разговор серьёзно. — Нужно лечь на сохранение. — Если нужно, то ложись! — А если я не смогу родить? Стоит ли говорить Томасу? Я не хочу, чтобы он переживал. — Конечно, стоит! — посмотрел как на дурочку отец и приласкал, погладив по волосам. — Он не простит, если скроешь, хотя переживать вероятный выкидыш тоже будет больно… — А как поступил бы ты? — Ну, надо было у мамы спрашивать. — Нет, если бы узнал. — Боролся бы. И Том твой будет, обязательно! — без малейших раздумий улыбнулся приободряюще отец, сразу понял, чьей реакции Милла боялась. Возможно, он и был прав, человека более понимающего, чем супруг, девушка не встречала, но и здесь удар мог стать слишком болезненным. — Дочка, ты скажи ему прямо сейчас. Он так переживает, места не находит, туда-сюда ходит по дому, бормочет что-то, руками машет, наверное, колдует. — Ну чего ты? — невольно улыбнулась девушка. — Я же серьёзно. — Так и я! Не бережёшь ты парня совсем, загоняла до седьмого поту. — Он сам накручивает… — вяло оправдывалась Милла, хоть и была уверена в правдивости слов отца. — Конечно, сам себе не пишет, сам себе не звонит, вообще скрывает, что беременнен. — Ну, папа! — Бери телефон. — Пусть выспится. — Сейчас же! Тяжело вздохнув, Милла приняла аппарат и морально приготовилась к ещё одному тяжёлому разговору, как сотовый зазвонил сам. Высветившееся фото любимого отбило мысли о дурном, нужно было показать ему, что она ни за что не сдастся и готова бороться за их счастье. А то нашли они тут оба с отцом Соплюшку, сами они спасую, а она сильная и со всем справиться! Подобрав сопли в кучку, девушка ласково ответила: — Не вели казнить…