***
- Итак, какие новости? - спросила Рогозина. - Время смерти Веры с 19:30 до 20:00 вчерашнего вечера. Смерть наступила от проникающего ножевого ранения в сонную артерию. Всего на теле я насчитал 43 раны, от глубоких до поверхностных. Но смертельный удар был первый. Так что, по всей видимости, убийца находился в состоянии аффекта, - отчитался Борис. – Мы расспросили соседей, – продолжил Березин, – именно в это время Мария приехала к Вере. Ее видела соседка, у которой Афанасьева спросила: «Семьдесят третья квартира на каком этаже?» Девушка ответила: «На пятом», – и потеряла всякий интерес к тетке, потому что ее ребенок начал засовывать в рот снег. Следующим свидетелем оказалась пенсионерка Забродина из тридцать пятой квартиры. Она несла из магазина тяжело набитую сумку, притомилась и остановилась на лестничной площадке пятого этажа передохнуть. Свою торбу она плюхнула около двери Веры. Не успела бабуська перевести дух, как из недр квартиры донеслись звуки скандала. Ругались две женщины, одна, судя по звонкому, резкому голосу, довольно молодая, другая – в возрасте. Двери в пятиэтажке как картонные, стены словно из бумаги, поэтому старушка великолепно услышала перепалку. – Оставь в покое моего сына, негодяйка, – злилась пожилая. – Пусть он сам решает, с кем быть, – парировала молодая. – Ты стара для него, испорченный продукт! – Отвяжись и вообще убирайся из моего дома! – Дрянь, сволочь! – взвилась дама постарше. – Только о деньгах и думаешь! Имей в виду, моего материнского благословения на этот брак нет! – А оно нам надо? – захихикала молодая. – Подавись им, кретинка старая. Я, между прочим, нормально к вам относилась, но раз так себя ведете… Сегодня же велю ему ко мне перебираться с вещами. – Только посмей! – И что? – издевалась молодая. – Что вы сделаете? Накажете? В угол поставите? Материнское порицание выскажете? Держите меня, сейчас скончаюсь! – Я тебя убью! – заорала пожилая. Послышался дикий грохот. Бабушка Забродина испугалась, что дверь квартиры распахнется, подхватила торбу и побежала к себе. Дома она очутилась без пятнадцати восемь. – Так точно помнит время? – тихо спросил Боря. – Да, потому что успела быстренько запихнуть продукты в холодильник и сесть смотреть «Вести», – ответила Рита. – Антонина Павловна Забродина никогда не пропускает эту программу, ну привычка у нее такая – ровно в восемь включать второй канал. Пока Антонина Павловна сидела перед голубым экраном, события продолжали развиваться своим чередом. Лиля Суркова, та самая девушка, которая подсказала Марии, на каком этаже находится нужная ей квартира, мирно пасла своего малыша около подъезда. Внезапно тяжелая железная дверь распахнулась, чуть не пришибив молодую мать. – Эй, – возмутилась та, – нельзя ли поосторожней дверью шваркать! Из подъезда вылетела тетка, толкнув дитя. Ребенок упал, ударился головой о землю и зарыдал. Лиля кинулась к сыну и заорала: – Ты, дура! Ребенка уронила! Но женщина даже не подумала извиниться. Она стремглав бежала по дорожке, ведущей к метро. Незастегнутая шуба развевалась у нее за спиной. Лилия хотела было помчаться вдогонку и как следует пнуть беспардонную бабу, но сынишка продолжал хныкать, и ей пришлось утешать малыша, у которого на лбу быстро наливался темно-фиолетовый синяк. Лилия подхватила сына, вошла в подъезд и увидела на полу крохотную сумочку. Внутри обнаружился паспорт на имя Афанасьевой Марии Владимировой, носовой платок, губная помада, кошелек и ключи. Обрадованная Лиля прихватила добычу с собой. Сумку явно потеряла обидевшая ребенка тетка, вот теперь-то она попляшет! Лилия вычислит ее телефон и потребует хорошую денежную сумму за возврат документа. Сумку мы изъяли. – Еще что-нибудь? – осведомилась Галина. – Да, – ответил Рома. – Мария ехала домой на машине. Поймала бомбиста, пообещала ему тысячу рублей. Мужчина согласился. Он довез Афанасьеву почти до дома, когда она попросила притормозить у продовольственного магазина: – Подождите минуточку. Только хлеб куплю. Шофер послушно остановился у входа, но через пару минут он заметил, что его пассажирка пересекает улицу. Очевидно, она вышла через второй выход и хотела убежать, не заплатив. Водитель выскочил из «Жигулей», поймал нахалку и стал требовать деньги. Та решительно отказывалась отдавать обещанные две сотни, заявляя: – С ума сошел? Ни с кем я никуда не ехала! Вы меня перепутали с другой женщиной! От подобной наглости водитель даже растерялся, но потом взял себя в руки и собрался надавать мерзкой обманщице пощечин. Вся сцена разворачивалась на глазах у сотрудника ГИБДД, стоявшего на перекрестке. Поняв, что в двух шагах от него закипает скандал, постовой двинулся в сторону ссорящихся. Соня увидела милиционера, испугалась и быстро сказала: – Я потеряла сумку с деньгами, на, возьми. Шофер посмотрел на симпатичные дамские часики, смахивающие на золотые, и буркнул: – Давай. Потом, правда, он пожалел о том, что взял безделушку. Ни продать, ни подарить ее своей любовнице он не мог. С внутренней стороны имелась гравировка: «Манюне в день рождения». – Это я ей дарил, – вздохнул Селиванов, - на восемнадцать лет. В переговорной повисло молчание. Андрей продолжил: – На столе в кухне остались стоять две полупустые чашки с чаем. На одной полно отпечатков пальцев гражданки Афанасьевой, а вот на ручке ножа, которым убили Веру, их нет. Кто-то стер, что очень подозрительно. Очевидно, сначала беседа развивалась вполне мирно, и жертва выпила со своей убийцей чай. Еще учтите, что все знакомые Марии Владимировны в один голос твердят, будто она ненавидела будущую невестку и не упускала возможности сказать о той гадость. Думаю, дело обстояло просто. Мария приехала к Вере незадолго до свадьбы. Наверное, хотела заставить ее отказаться от бракосочетания, а когда разгорелся скандал, не справилась с собой и схватилась за нож. – Я в это не верю, Машка не могла никого убить,она до сих пор ничего такого не совершала, - убежденно сказал Борис. Рогозина улыбнулась: – Ну, этот аргумент звучит весьма странно. Мало кто начинает уничтожать себе подобных с детства. Все-таки серийные маньяки достаточная редкость. Как правило, люди, не принадлежащие к криминальному миру, хватаются за нож один раз в жизни. Марию просто довели до этого. Наверное, Вера начала издеваться над матерью Олега. – Манька не могла втыкать нож в тело более двадцати раз, – протянул Боря. – Она находилась в состоянии аффекта, не понимала, что творит. – Нет, – упорно качал головой патологоанатом, – тут что-то явно не так! Я слишком хорошо знаю Машу! – Иногда из человека вылезает такое, – вздохнула Галя, – ты же рассказывал историю Аниного рождения. Вы могли предположить, кто автор затеи? – Галина Николаевна, – ледяным голосом произнесла Маргарита, – я запретила произносить в нашем присутствии ЭТО имя. – Хорошо, не сердись, просто я хотела напомнить, что, даже общаясь с человеком на протяжении всей жизни, иногда трудно узнать, что творится у него в душе. – Вечером в понедельник, где-то около полуночи, мне позвонила Маня, – тихо сказал Боря, – сначала плакала, жаловалась на судьбу, говорила, что не хочет жить, потому что сын решил вычеркнуть мать из своей жизни. Он помолчал пару секунд и добавил: – Поплакав от души, Маша неожиданно сказала: «Знаешь, когда ситуацию изменить нельзя, с ней следует примириться. Я приняла решение». – Какое? – поинтересовался Боря. – Если буду продолжать противиться браку, то потеряю сына, – печально ответила подруга, – ночная кукушка дневную перекукует. Олежек уйдет к этой особе, и все. Нет, теперь я изменю свое поведение. Сделаю вид, что люблю Веру, может, и впрямь привыкну к ней, хотя она явно не пара моему мальчику, возраст очень смущает, да и развод за плечами. – Может, это и неплохо, – спокойно сказал Селиванов, – обожглась на молоке, начнет дуть на воду. Зачем Олежеку двадцатилетняя свиристелка? Готовить не умеет, домашнее хозяйство никогда не вела, профессии не имеет… Станет ждать, что муж ей в кровать кофе таскать начнет. Тебе хочется посадить себе на шею еще один рот? Знаешь, на твоем месте я бы радовался, а не плакал. И потом, ты столько раз твердила о своей всепоглощающей любви к сыну, что сейчас странно наблюдать твое поведение. – Почему? – удивилась Маша. – А как ты понимаешь любовь? – вопросом на вопрос ответил Борис. – По-моему, если испытываешь к человеку глубокие чувства, то сделаешь все ради его счастья. Олег полюбил эту женщину, и ты должна к ней хорошо относиться. Зачем создавать сыну лишние трудности. Представляешь, как ему трудно метаться меж двух огней? На мой взгляд, ты сейчас демонстрируешь не материнскую любовь, а глубокий эгоизм и собственнические чувства. Мария швырнула трубку, а Боря расстроилась. Наверное, не следовало так резко разговаривать с подругой. Но через полчаса телефон снова зазвонил, и из трубки донесся нервный голос Маши: – Борь, ты прав. Я вела себя, как идиотка! Надо немедленно исправлять ситуацию, надеюсь, еще не поздно! Сейчас же беру серьги Бригитты Людвиговны и еду к Вере. Отдам ей украшение, скажу, что они переходят в нашей семье от матери к дочери, обниму ее, попрошу прощения, предложу дружбу. Как ты думаешь, она пойдет на контакт? – Конечно, – обрадованно воскликнул Боря, – очень правильное решение! – Все, все, – затараторила Маша, – уже несусь. – Лучше завтра, ночь на дворе, – посоветовал Боря. – Нет, только сейчас, – заявила подруга и отсоединилась. – Ну и о чем это свидетельствует? – осторожно осведомился Андрей, видя, что Боря замолчал. – Она поехала к Вере с огромным желанием наладить хорошие отношения, даже дружбу. Маша никак не могла убить невесту Олега, – отрезал Селиванов. – Ты не прав, – покачала Таня головой. – Желаемое – это одно, а действительность – совсем другое. Небось вошла в квартиру, полная светлых чувств, а потом разгорелся скандал! – Веру убили во вторник, – напомнила Рита, – между девятнадцатью тридцатью и двадцатью, а Маша приезжала к ней накануне. Кстати, а серьги Бригитты Людвиговны нашли? - А кто такая Бригитта Людвиговна? - спросил Андрей. - Машкина бабушка. Чистокровная арийка и при этом ярая антифашистка, - ответила Рита. Единственная драгоценность, имевшаяся у Марии, – это дорогие подвески с бриллиантами редкой чистоты. Они достались ей от матери, и даже в самые тяжелые, голодные годы Соня не продала их. Впрочем, она редко надевала украшение. Тут неожиданно в переговорную зашел лейтенант. - Извините, тут Анна Борисовна пришла, - неизвестно почему дочь Селивановых он называл по имени-отчеству. - Ну наконец-то! - воскликнула Рита и ушла. Вернулась через пару минут с дочкой, в руках которой был большой пакет. - Анечка, подожди нас в буфете, пожалуйста. Та фыркнула и унеслась. - Галина Николаевна, на самом деле есть еще одна свидетельница. Девушка, торгующая газетами. Вот послушайте, - Рита вытащила из кармана диктофон. - Можете описать, как она выглядела? - раздался голос Риты. Следом раздался еще один голос молодой женщины: – Так ничего особенного в ей не было. Шуба из каракуля, воротник норковый, шапка такая, круглая, меховая, очки в коричневой оправе, шрам на щеке. В общем, сильно старомодная, сейчас так не одеваются. Вышла она из-за угла, подбежала ко мне и потребовала: «Дайте «Семь дней». Лена отпустила товар, получила купюру, положила на тарелочку сдачу. Тетка оперлась рукой с ярко-красными ногтями на столик, и тот по непонятной причине опрокинулся. - Дальше она матерится, но это уже неинтересно. - Ну и что? - удивилась Таня – Эта девушка заявила, будто Маша оперлась на столик рукой с красными ногтями, так? – Да. – Так вот! Маша никогда не пользовалась лаком! – Ерунда, может, в этот раз она изменила своим привычкам, - сказала Рогозина. – Нет, невозможно. – Почему? – У Маши аллергия, она в юности очень переживала, мы делали маникюр, а ей нельзя было даже посмотреть на пузырек с лаком, сразу руки покрывались пятнами и чесались. Андрей призадумался: – Может, она нарастила ногти, решила пофорсить перед будущей невесткой. Сейчас новые материалы есть. – Ну, во-первых, Маша гинеколог, ей длинные ногти противопоказаны, - сказал Боря, - а во-вторых, эти две дамочки тоже так сначала подумали. И чем дело кончилось? - Чем? - спросила Таня - Вызовом "неотложки". У нее случился анафилактический шок. - Это во-первых. Во-вторых, получается, Машка вылетела из подъезда, толкнула мальчика, завернула за угол и решила купить газету? Попахивает бредом, - высказался Борис - Галина Николаевна, задержанную Афанасьеву доставили, - в переговорную зашел лейтенант.***
- Вы знаете, почему Вас задержали? - спросила Рогозина. - Это бред. Я не убивала Веру, - сказала Мария. - Как тогда чашка с Вашими "пальчиками" оказалась в ее квартире. - Я не отрицаю, что я была у нее. Мы поговорили, я подарила ей серьги своей бабушки и мы помирились. Все. - Когда вы у нее были. - Не помню точно, я поехала к ней сразу после полуночи в пон... то есть, получается, во вторник. - Вас кто-нибудь видел? - Нет. Время было позднее, я никого не встретила. - Зато во вторник вечером свидетелей Вашего появления в Капотне - хоть отбавляй. - Я Вам еще раз повторяю, меня там не было! Я была в Александровском саду! - Что Вы там делали зимой? - Гуляла, о жизни думала. - Скажите, - доверительно сказала Рогозина, - а Ваш муж о Вере знает? - У меня нет мужа, - ответила Афанасьева. - А как же Евгений Афанасьев, отец Олега? - Он мне давно чужой человек. Кобель! - не сдержалась Маша, - мы развелись через месяц после рождения Олега. Если сын ему говорил про невесту, то я не в курсе. - Почему? Сын родился, а через месяц - развод? - Потому что, - вздохнула Маша. - Когда Олежек родился, он постоянно мне звонил, что-то передавал. Тогда-то просто позвонить было непросто. Я и выписалась из роддома на день раньше, хотела сюрприз любимому устроить. Устроила! - Маша выругалась, - когда я зашла в квартиру, она вся была прокурена, везде бутылки валялись, сухая закуска. И в центре этой картины - мой муженек в одних трусах в обнимку с тремя блядями. Как увидел меня, аж затрясся. Блядей выгнал, сына на руки взял. Ну, я думала, ну загулял, хрен с ним, наступлю себе на горло и прощу. А потом я зашла в спальню. А там, на детской кроватке, висят красные кружевные трусики. Не мои, естественно. Вот с этого момента вся любовь прошла, как отрезало. Месяц я терпела. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, мне блевать хотелось. Не выдержала я и ушла. Вот так. - Ясно, - кивнула Рогозина. - Но я Веру не убивала! - Мы разберемся.***
- Галина Николаевна, - вскочила Рита, - вот теперь мы точно уверены, что Маша тут не причем. - Это еще почему? - удивилась Рогозина. – Ну, во-первых, момент с ногтями. Вы же видели ее руки. - Ну да. Маникюр там и не ночевал, - вынуждена была согласиться Рогозина. - Теперь следующее, – продолжил Боря, – сначала… Ань, иди сюда! – Зачем нам Аня? – удивился Андрей. – Хотим вам кое-чего продемонстрировать, – загадочно ответила Рита. – Ну как? – раздалось за их спинами. Ребята обернулись, и у всех отвисли челюсти. У двери стояла... Мария. Нет, Аня с лицом Марии. – Ну как? – повторила очень довольная девушка. – Потрясающе, – пробормотал Андрей, – каким образом вы достигли подобного эффекта? – Элементарно, Ватсон. Нахлобучила на голову парик, сверху нацепила шапку, выпустила челку до бровей, на нос водрузила жуткие очки, а шрам купила в магазине приколов, - ответила Селиванова-младшая. - Понимаете, прикинуться Машей очень легко. Все внимание приковывается к этим кретинским очкам, седой челке и шраму на лице. Люди просто не обращают внимания ни на что другое, ни на цвет глаз, ни на форму рта. Анька купила парик у метро, вот с очками, правда, проблема, таких давно не выпускают. Поэтому пришлось использовать слегка другие. – А фигура? - прищурилась Таня Рита хмыкнула: – А вот это третье обстоятельство, которое окончательно убедило меня в том, что Маша тут ни при чем. – Почему? – Понимаете, на ней была каракулевая шуба. Меховое манто скрадывает очертания фигуры, это не коротенькая кожаная курточка. Если на женщине мех, трудно сразу сообразить, что под ним: точеные формы или обрюзгший кусок мяса. Так что вывод однозначен - кто-то затеял маскарад и подставил ее! - Рита, я, в принципе, с вашими выводами соглашусь, - вздохнула Рогозина, - но вы упустили одну деталь - какой резон ее подставлять? Кто она такая? Гинеколог с зарплатой в сто тысяч рублей? Которая за эти сто тысяч вкалывает, как рабыня на галере? Зачем? Этот вопрос повис в воздухе без ответа...