***
Тайм-аут, тайм-аут! Ох… Вот это удар по моему самолюбию! Какого хрена обо мне так быстро забывают? Хотя насчёт «быстро» возникли какие-то сомнения… У меня такое ощущение, будто я здесь маринуюсь несколько месяцев. А сколько времени прошло «на самом деле»? Трое суток, двое, неделя… Даже я запутался! Например, это моё вневременное обращение — оно когда? До стыдливо пропущенных потрахушек или после? Будем считать, что до. Это такое художественное решение. Моё. Решение. Эй, вам же наверняка не терпится узнать, как дела у лучшего сбегателя из орбитальных изоляторов! Как я круто всё спланировал и вот-вот вырвусь из сюжетной западни, как и обещал… Ха! Попались! Я никуда не собираюсь. Больше нет. В космической тюрьме не так плохо, за окном круглосуточно одни звёзды — меня чуть не пробило на романтику, почти что осенило философскими размышлениями, и я понял главное… Мне некуда спешить: за мной рано или поздно придут, галантно подадут ручку и попросят следовать за ними. А как я к этому пришёл, расскажут ниже, что произошло примерно день назад по земному счёту относительно начала этой унылой главы… Цокот хитиновых лапок бессловесных сторожей раздражал, и всё же он иногда сменялся тяжёлой поступью человеческих караульных или юрким топотком делового Чижека. Тот в последнее время зачастил к Дэдпулу, но развязывать руки не собирался — право слова заключённому так никто и не вернул. — Вам здесь не нравится, я по глазам вижу, — сверху вниз, с пренебрежительным прищуром как-то раз сказал он, пока Уэйд в тоске валялся на полу, закинув ноги на лежанку. Ему не дали даже маленького мячика, чтобы бесконечно долбить им о недружелюбные серые стены камеры. «Удивительно, блин!» — так ему ответили глаза, даже менее любезно. Чижек понимающе кивнул и выдавил сухую улыбку: — Мне бы тоже не нравилось. Я бы только и думал, что о побеге… А ещё зоркие глаза отметили, как он посматривает вокруг да около силового поля, будто к чему-то прицениваясь. Это могло быть хорошим знаком, если бы Уэйд не осознавал своего положения, поэтому догадки его были мрачны… Эй, не надо выдумывать! Я самый жизнерадостный оптимист! Что было бесспорно — так это факт, что господин Чижек что-то задумал, хорошее или плохое для самого Уэйда — ему уже не узнать. Потому что пухляш после этого пропал с радаров, прикиньте? Вместо него меня вдруг навестил Селге — о, мой любимый Селге! — что-то осмотрел с важным видом, ничего не объяснил и свалил. Гений! После этого в орбитальном изоляторе на много часов воцарилась гнетущая тишина. Узника не навещал никто, и по сравнению с прежним режимом это казалось чем-то подозрительным, даже зловещим, если б Дэдпула было так легко напугать. Да хорош перебивать уже! Задолбала. Так о чём я?.. Мысль о побеге… Спасибо и заткнись. В общем, я решил, что мне даже надеяться на свой успех не грозит ничем хорошим. Буду болеть за местных! Хотя бы за Пыжика, что бы он ни хотел устроить (но мы с вами забежим вперёд и нарвёмся на никому не нужный факт, что он готовил какую-то мутную провокацию с моим участием, чтобы в конце концов его с чистой совестью можно было выкинуть из сюжета (только тсс, я вам этого не говорил)). До меня допёрло, что, если я буду что-то делать, именно мне надо будет чинить препятствия. Как итог — я опять в дураках, потому что а почему нет, кто тут протагонист-везунчик, в конце концов? А выход из порочного круга прост и гениален — ничего не делать! Вселенная заскучает и сама себе подставит подножку — здесь такая энергетика, что дела в принципе не могут идти слишком гладко. Логично? Нет. А кому не насрать? Ведь если подумать… Что разделяет меня и Динь-Динь? Всего лишь три звёздочки, несколько красных строк. И, наверное, несколько световых лет. Это хорошо. Это просто офигенно, чтобы позволить этому продолжаться, ведь надо обязательно добавить перца! Пусть не сейчас, но когда-нибудь, а я-то вот он — сижу за решёткой и плюю в потолок. И что же дальше? А дальше осознание, что я сам стал частью этого безумного мирка. И причём осознание не моё. Пусть я не могу сломать законы жанра — а надо ли их вообще ломать? Не я им, так они мне всё-таки сыграют на руку, и мою встречу с протагонистом рано или поздно организуют. Потому что мне не позволят стать незаконченной сюжетной линией, даже если я откажусь от своей роли. И поэтому я откажусь. Вызволять себя своими силами и устраивать кровавую баню в этой консервной банке — лишняя трата времени, поэтому просто буду сидеть и ждать сценарного чуда с улыбкой безумного гения. И вы тоже ждите. Уверяю, это будет крышесносно!— без подписи
Из-за сбившихся биологических часов, не видя ни дней ни ночей — только вечную, неприятно холодную подсветку изолятора, Уэйд не мог точно сказать, когда его настигла неприятность. Он нашёл собеседника. Ещё одного, более адекватного его ситуации, если такое слово вообще здесь применимо. «Я правильно тебя понял? — сказал вдруг кто-то, похожий на Мрачный Голос. — Ты собираешься просто потакать тому, что сам пытался разрушить несколько дней назад?» Не знаю, какого хрена ты заговорил именно сейчас, Бездушный Голос, Порождённый Вселенским Унынием… Но да. Этот ответ не устроил Бездушный Голос, Порождённый Вселенским Унынием, а сам Дэдпул поморщился. Хм, длинновато. Тогда назову тебя Жалкое Подобие Мрачного Голоса. Хотя особой разницы нет… Ладно, я ещё подумаю над этим. «Я тебя не узнаю, дружище. Где безумное веселье и кровавый угар? Разве ты здесь не за этим?» Но Уэйд не обратил особого внимания на непрошенного советчика, рассуждая сам с собой, а потому лишь отмахнулся: Да-да, я смирюсь даже с тобой. Продолжай бубнить, мне пофиг. Да так всё и случилось: один бубнил, другому было пофиг. И Жалкому Подобию Мрачного Голоса это надоело быстрее. Уже когда время в местах не столь отдалённых настигло начала этой унылой главы, лёгкий, далёкий производственный шум, к которому давно привыкло ухо, звенящая тишина космического пространства и гробовое молчание плохих креветкоподобных собеседников решили сыграть шутку и подарить галлюцинацию — на минуту показалось, что где-то раздаётся музыка. Если б это была просто какая-то попса, Уэйд ни капли бы не удивился, ведь и сам раньше напевал «Daddy Cool» от нечего делать. Но до его слуха долетало иллюзорное звучание оркестра и незнакомый мотив откуда-то из классики. «Нечисто дело. Это Бах. Месса си минор», — сообщил новый собеседник. Уж не знаю, что меня больше напрягает: твои познания в классике или саундтрек в тексте. Что ж, в таком случае меня ждёт не просто рояль в кустах, а целый симфонический оркестр с хором в придачу. Ух, я в предвкушении! В коридоре, сбивая такт призрачной музыки, что-то раздражающе зацокало. По полу простёрлась длинная тощая тень, а вскоре перед силовым полем появилась и загадочная фигура непоколебимой былинки. — Заключённый Уэйд Уилсон, — безэмоционально ровным голосом произнёс Селге. — Сообщаю вам, что в скором времени из-за сложившихся обстоятельств вас передадут в руки другой службы. Решение, куда именно, будет вынесено позже. — … Срань господня! Я бы заорал, если б мог! Вы слышали это? Что я говорил?! Ха-ха! Работает! Оно работает!!! Я переиграл сам себя! Так быстро, слушайте, даже сам не ожидал. Селге холодно отреагировал на это, хотя, возможно, где-то в самой глубине души совсем чуть-чуть удивился его бешеным гримасам. — Готовьтесь к скорой транспортировке на Землю, — сухо бросил он, собравшись уходить. Он не рассчитывал на ответ, но отчего-то задержался возле камеры. А ответом ему послужил выразительный взгляд узника, в котором смешалось столько невыраженных чувств, что проняло даже Селге — отчего-то стало страшно за свою жизнь. Но смотритель отбросил эмоции и удалился, всё так же цокая по полу лапками, только уже без сопровождения Баха. Затаившийся в кустах симфонический оркестр отыграл свою партию. Даже без рояля.***
Вечер. Пустой тренажёрный зал. Плотные, напряжённые удары по боксёрской груше ныряют в разреженную тишину. «Эрик разрушает ЩИТ. Не могу поверить! Он всё это спровоцировал». Томпсон отчаянно впечатывал каждую мысль неуверенным кулаком в твёрдое песчаное нутро, а груша терпеливо сносила его мысленные откровения. Это было его единственным открытием за последнее время, причём таким, которого он пытался избежать, но последние разговоры и события не просто подтолкнули его, а окунули с головой в омут неприятных выводов. «Эрик. Разрушает. ЩИТ». Срочное собрание, которое нарушило сегодняшнее расписание, беспокойное объявление — утечка данных не просто слухи, какой-то скандал в верхах, эхо которого донеслось и до простых агентов… Всё это сильно подточило уверенность в нормальном течении времени, в нерушимости ЩИТа, даже в его дальнейшем существовании. А Томпсон и вовсе чувствовал себя между молотом и наковальней. С одной стороны целый штат агентов с неясной судьбой, с другой — один человек, поставивший всех этих людей на край пропасти. Может быть, невольно — и скорее всего так и есть. Неосторожно. Необдуманно. Как и свойственно Эрику, который и сам не ведает, что творит. Который пытается врать там, где это не нужно, который влезает в события, где его не должно быть, и который никогда не думает о последствиях. Он, крошечная и незаметная букашка, бросил огромную тень на целую организацию — нонсенс! Удары всё чаще и злее, он даже перестал понимать, на кого злится. Но его прервали. — Гил? Не ожидал тебя тут увидеть Томпсон замер и повернул голову. Что-то забрезжило перед глазами. Что-то рыжее и до тошноты беспечное. Эрик медленно подошёл ближе, с его лица не сходила удивлённая и вместе с тем насмешливая улыбка. Гилберт выдохнул и с усилием разжал кулаки. — Надо держать себя в форме, — скользнув взглядом по полу, как будто оправдался он. — На лаборатории тоже могут напасть… — Знаешь, даже хорошо, что мы с тобой пересеклись. Расквитаюсь с тобой за поверку, — с хитрым прищуром сказал Эрик, а потом прибавил: — Расслабься. Просто стало любопытно, как наши доблестные ботаники держат удар. Томпсон растерянно коснулся застёжки перчаток. Вот он — шанс выпустить пар, который он не может использовать, пусть этот наглец так и напрашивается. — Только не говори, что испугался. Ты ещё Бобби в действии не видел! — Эрик воспринял его напряжённое молчание по-своему. — Я вообще пришёл побегать, развеяться — мои основные тренировки утром, а из-за сегодняшней канители… Сам знаешь. Так что ничего серьёзного, калечить я тебя не буду. Гилберт подошёл к нему и твёрдо посмотрел в глаза. — Нет, я готов. И не надо мне поддаваться. Эрик ответил улыбкой, и они пожали друг другу руки. После небольшой разминки они вышли на ринг для спарринга. Эрик был расслаблен — конечно, без двойного груза своих косяков из будущего! Зато настроенный решительно Гилберт уже не мог ровно дышать. Может, он и ловил себя на желании кому-нибудь врезать, но такое скорое воплощение идеи в жизнь его и впрямь пугало. И всё же он собрался с духом. Эрик встал в стойку, приготовив руки к защите, и легко спружинил на ногах. — Давай, врежь мне. Я же вижу, что хочется. — Я? — Не привык бить первым? Смотри, а то вдруг придётся нападать… Хорошо выученный удар едва не прервал на полуслове, но Эрик не напрягаясь отвёл его в сторону, подался назад и жестом поманил противника. Томпсон встряхнулся. Бодрость и силы внезапно наполнили его, когда он заметил вспыхнувшую в глазах Эрика наглость. — Ладно, — сказал он, сжимая кулаки. — Я покажу, на что способен, раз ты этого хочешь! И бросился вперёд… …А потом даже не успел заметить, как его уложили на лопатки. Помимо того, что пропустил пару ощутимых ударов. — Прости, друг, но ты сам просил не поддаваться, — отдуваясь, ответил Эрик. — Нокаут. Гилберт попытался подняться, но голова немного кружилась — он бессильно откинулся назад и попытался отдышаться в таком положении. Эрик протянул руку помощи и поднял его, секунду поколебавшегося, на ноги без особых усилий. — Ладно, с меня хватит на сегодня… — Это тебе не с формулами возиться, правда? — съехидничал Эрик. — Я на тебя особо не надеялся, но уже в процессе понял, что ты вполне неплох. Особенно если поработать над парочкой приёмов. Томпсон поднял удивлённый взгляд. — Правда? Ты меня за десять секунд уделал. — Не за две же. Кто тебя тренировал? — Бланко. Он взял на себя всех желающих из штата учёных. — Жалеет он вас, — вздохнул Эрик. — Мне Бобби каждый раз устраивает хорошую трёпку, ну, ты видел в тот раз… Знаешь, когда меня только восстановили, я был полный ноль. А после Пересмешницы стал укладывать баиньки заведующего метрологической фигнёй за десять секунд. — Он беззлобно засмеялся. — Ну что, отдохнул? Продолжим? Томпсон, ещё не успокоив дыхание, отмахнулся: — Я не уверен… — Зато я в тебя верю. Давай, выпусти своего внутреннего зверя! Полчаса минули незаметно. Выпады, блоки, подсечки — и чуть не разбитый нос Эрика под конец, но потрудились они на славу. Вернее, Эрик вовсе не заморачивался, ему было в радость просто повозиться с неопытным противником, самодовольно (но не чересчур) дать парочку дельных советов — словом, хотя бы сейчас почувствовать себя на своей территории. Трудился Гилберт. Он с обычным своим прилежанием пытался одолеть новую задачу, которая умещалась в формулировку «не ударить в грязь лицом», и пока у него это получалось, пусть и с большими усилиями. Устоять на ногах ему удавалось чаще, чем снова беспомощно опрокинуться на упругий мат, да и Эрик всё-таки по-настоящему пропустил несколько его атак, со смехом уверяя, что даже не пытался поддаваться. Приятная усталость обволокла, словно патокой, мозг, вытеснила собой все мысли, и главная из них — о далёком разрушителе таймлайна — померкла. Томпсон даже упустил момент, как согласился скоротать в компании Эрика остаток вечера. — Сначала мы с Марвином собирались посмотреть этот матч вместе, но он, видите ли, слишком занят придумыванием более достойных отговорок. Всё равно давно хотел меня послать… Да и пошёл он сам, — между делом посетовал О’Грейди, уже когда они оказались в одной из комнат отдыха. Это был приятный островок ностальгии по своему, привычному времени: отделанные под кирпич стены, уютные кофейные и янтарные оттенки, мягкие кресла, которые твёрдо стоят на полу, старинная по местным меркам мебель, мини-бар. Разве что приятным бонусом продвинутого будущего был большой дисплей на стене с подключением к Галасети. Здесь часто собирались компании уставших агентов, которым хотелось ненадолго расслабиться и отвлечься от исследований, стратегического планирования и бдения на постах. Однако сегодня воскресенье, а на всю базу нашлось только два легкомысленных чудака, усевшихся перед экраном в ожидании матча по киберфутболу. — Так, по Гринвичу обещают начать в семь, значит у нас это… девять часов. Ещё минут двадцать, — сверившись с программой передач, сказал Эрик. — Прикинь, они играют на Луне! Зачем переносить соккер на Луну… ну или на что этот киберфутбол похож? — Из-за гравитации? — предложил Гилберт, пока не очень заинтересованный в спортивных играх. — Первое, что пришло в голову. Я и сам ни разу не смотрел, не знаю, какие там правила. — Я тоже. В интернете в последнее время было много рекламы, вот и решил узнать, что это за зверь. На этом разговор о футболе заглох. Оставалось ещё девятнадцать минут, которые надо было чем-то заполнить, кроме рекламы или малобюджетного детектива с пришельцами в главных ролях. Инициативу вновь взял на себя Эрик, краем глаза увидев криво поставленную драку: — Знаешь, из тебя вышел бы неплохой боец, серьёзно тебе говорю. В отличие от этих… — Я тоже об этом думал, — подавив смущённую улыбку, ответил Томпсон. — Но уже поздно уходить с насиженного места. — Зачем же уходить? Бобби всё ещё доктор биологических наук, и это не мешает ей мочить шестёрок Гидры, встревать в международные скандалы и учить безоружного меня отбиваться от чувака с дубинками. Или с шестом. Или с копьём каким-нибудь… Блин, до сих пор не понимаю зачем — а ведь это самая хреновая серия тренировок! В общем, она универсал. — Вот за это я её и уважаю. Но куда мне до неё… — Гил горестно вздохнул. — И зачем я выбрал теоретическую физику? Метрология, второй профиль, ещё куда ни шло, это хотя бы что-то… — он несколько раз сжал пустое пространство пальцами, — ощутимое. Суперкостюм я всё равно не изобрету, машину времени не могу даже обосновать теоретически… Ну и что мне делать с этой теоретической физикой накануне катастрофы? Эрик удивился ходу его мысли. — А нам грозит катастрофа? — На неё вполне тянет факт, что комиссия может натравить на нас Гидру, или наоборот — Гидра пытается натравить комиссию на ЩИТ, и всё это на фоне скорого конца света, от которого нас якобы спасает твой двойник из будущего, который и виноват в творящемся бардаке из-за сдвигов в таймлайне! Тишина внезапно ударила в мозг. В ушах запищало. — Гил? Нет, он же не сошёл с ума, он же не сказал это вслух?.. — Гил? Так что за катастрофа? Ты об этой ерунде с утечкой? Брось, отобьёмся, если что. В комиссии одни бакланы же, ну. Гилберт напряжённо выдохнул. Не сказал. Он не сказал и для себя решил, что не скажет. Но напоминание словно задело нерв, явило на свет почти зарытые в глубинах сознания тревоги. — Я просто подумал… — начал он, но смог продолжить не сразу: — Я анализировал результаты наших измерений. Те пространственные аномалии, если выйдут из стабильного состояния, могут расшириться настолько, что разорвут реальность. — Серьёзно? Дружище, я не уверен, что ты сейчас шутишь. О таких вещах надо предупреждать всех и заранее. «Зачем?» — мысленно спросил себя Томпсон, но всё равно не остановился. — Нам это вряд ли грозит, но такая вероятность есть. Доли процента. Он и сам удивился, как быстро придумал универсальный ответ, а ещё больше — почему это сделал. Он ещё раз взглянул на Эрика. Обвинить при нём двойника — значит обвинить и его самого, а этот Эрик такого отношения к себе не заслуживает. Пусть он такой же неисправимый олух, но всё так же нуждается в простой человеческой поддержке, хотя бы в доле понимания со стороны — даже просто поболтать кем-нибудь и зависнуть на вечер перед телеэкраном, не услышав равнодушного отказа. У него есть чему поучиться. И его ещё можно направить на правильный путь. «Я уже пытался тебе помочь, — мысленно обратился Гилберт к путешественнику во времени. — А теперь твори, что хочешь, обманывай, кого хочешь. С твоей помощью или без — я всё равно найду выход из тупика, в который ты всех заводишь. Это будет на твоей совести, а не его». Они ненадолго замолкли. Началась рекламная пауза, О’Грейди встал, хрустнув суставами, и направился к мини-бару. А когда вернулся, услышал простое и искренне: — Знаешь, Эрик, что бы ни говорили остальные… Ты хороший человек.