***
Почти все утро Наполеон колдовал над своим лицом и мысленно благодарил заботливый персонал, снабдивший его вечером какой-то бодягой, благодаря которой кровоподтека почти не было и отек стал гораздо меньше. Илья на напарника даже не взглянул ни по дороге в аэропорт, ни в самом аэропорту. Габи, хорошенько подумав, с расспросами к ним тоже лезть не стала и делала вид, что ничего не заметила, останавливая свой поток язвительных комментариев, и американец был ей за это безмерно благодарен. Взглянув на шею русского Соло ощутил прилив гордости и сил, заметив кокетливо выглядывающий из под воротника черной водолазки результат своей вечерней выходки. Во время ожидания посадки на свой рейс Наполеон нашел Илью в кафетерии за чашкой кофе, тот всегда пил кофе перед вылетом и мужчина не знал с чем связана эта маленькая традиция. Русский агент сразу напрягся, ожидая от американца еще какой-нибудь пакости. - Кхм… Илья, я хотел бы извиниться за вчерашнее. Я не знаю, что на меня нашло, - Соло уставился на собеседника готовый уловить любое изменение мимики. Илья моргнул, кивнул и буркнул куда-то в чашку «и ты меня», делая еще глоток. - Хотя знаешь, в какой-то мере ты сам виноват, незачем было выставлять напоказ свою прекрасную шею. Готов поклясться, что с ней так еще никто не поступал, - ухмыльнулся Наполеон не в силах противостоять желанию проверить границы дозволенного. Русский подавился. - Ковбой, ты… - возмущению Курякина не было предела, - Da po tebe durka plachet, gryebanyy ty kusok izvraschentca! Кофе блондин так и не допил, и отправился на поиски Габи, пока Соло не ляпнул что-нибудь еще и он его «от большой любви» не придушил.***
Перелет для Наполеона Соло выдался не самый удачный, и дело не только в том, что ему пришлось лететь как простому смертному в эконом-классе: рядом сидела женщина с мелкой мерзко дрожащей и нервно тявкающей собачкой, а по другую сторону мальчик лет 12, считающий, что растягивать сопли жуть как интересно и эстетично. После увиденного желание смотреть по сторонам резко испарилось и подключилось повышенное внимание к сохранению своего внешнего вида. Илья ободряюще улыбнулся, завидев кислую мину товарища, и пошел дальше в поисках своего места, а Наполеон остался один со своими мыслями, тявкающим недоразумением и сопливым мальчиком. А поразмыслить было над чем: Курякин оказался хорошим товарищем, надежным, всегда готовым поддержать и прийти на помощь, даже если ты сделал ему что-то нехорошее, конечно, это не значит, что он простил, но сложить твои зубы в баночку и поставить ее на каминную полку он успеет всегда. Американец в какой-то степени жалел Илью, что свалился на его блондинистую голову со своими не пойми откуда взявшимися чувствами и желаниями. Не надо было давать ходу минутному порыву, все глубже утягивая себя и его в эту игру, но чем дальше все заходит, тем сложнее остановиться. Он уверен, что Курякин достоин лучшего, что ему уготовано встретить какую-нибудь красавицу и они заведут много детишек. Соло просто ждет, когда русский скажет, что он перешел все границы дозволенного, что не может этого более терпеть, что эти отношения противят самой идее его существования и что он покидает команду дабы больше никогда не встречаться, и он знает, эти слова разобьют его сердце и он никогда… Мальчик, сидящий рядом разводя и сводя указательный и большой пальцы вместе, растягивая соплю, наигравшись, тянет их в рот. Нет, ну никакого настроя на самобичевание. Надо было не к Илье клинья подбивать, а к Уэверли, и сидел бы он тогда сейчас не среди этого вопиющего безобразия, а вместо Габи в бизнес-классе потягивая дорогой виски. Посадке американец радовался больше всех: ему не удалось поспать, сидел в постоянном напряжении, еда оказалась отвратительной, к тому же собственный мозг в своих мыслительных процессах пришел к неутешительным выводам, но стоило ступить на землю как настроение улучшилось, мысли позабылись и появилось предвкушение предстоящего пополнения в бюджете. Илья после перелета выглядел сравнительно лучше, чем утром, видимо ему все же удалось поспать. А Габи… А Габи выглядела вполне счастливой и немного снисходительно с толикой издевки поглядывала на Наполеона. Собрав всю свою неотразимость и уверенность, Соло, несмотря на подбитый нос, вошел в штаб-квартиру с видом победителя. Коллеги, принимавшие участие в споре, увидев сияющего самоуверенностью американца, переводили заинтересованный взгляд на Курякина в поисках подсказки. Илья молча бесился, коллеги кто радостно, а кто обреченно (более частый вариант), разворачивались на полпути и шли в одно только им известное место сбора, куда-то в сторону бухгалтерии. Наблюдая такую реакцию русский все больше не понимал, сильнее хмурил брови, выше подтягивал ворот водолазки. Сам же Уэверли внимательно осмотрев троицу как-то слишком довольно улыбнулся, выдал им новые легенды, выделил два дня на подготовку и попросил девушку остаться помочь с бумажной работой. Пока Соло бегал в бухгалтерию за несуществующей премией, Илья невозмутимо отправился к телеграфистке чтобы доложить Олегу об удачном завершении миссии. Теперь в глазах своих он будет великим мучеником, что не побоялся переступить через свою физиологию, убеждения и закон ради выполнения долга перед Отечеством.***
Отношения с Ильей были похожи на приручение дикого зверя. По поведению русского было не понятно заставляет он себя это делать или просто нервный и считает, что его не могут любить просто так за красивые глаза. Но от этих отношений больше всех страдала немка. Габи жалела, что открыла этот «сезон охоты», она превратилась в персонального психолога для двух балбесов. Наполеона не устраивало слишком медленное развитие отношений, а Илья постоянно жаловался, что Соло от него слишком многого требует. Одному она разъясняла про тонкую душевную организацию, твердолобость и сложную перестройку принципов, другому – про суть отношений, необходимость нахождения компромиссов и о естественных физиологических потребностях. Она всем сердцем, мозгом и печенью хотела, чтобы эти двое уже либо переспали, либо расстались, лишь бы не слышать это «я так не могу». - Я… я не уверен, что смогу. Вдруг… - русский агент прокрутил в руках бокал, из которого так и не сделал и глотка, - вдруг у меня опять случится приступ, и я причиню ему вред? - Соло большой мальчик, он знает на что подписывался. Илья поднимает на нее грустный взгляд, и девушка тяжело вздохнув продолжает: - То есть ты не знаешь, как можешь среагировать на его попытку поцеловать тебя? – сама же морщится от последних слов. Кивок. - Тогда напейся! Может даже переспишь с ним. Алкоголь все делает приятнее и радостнее, - в подтверждение своих слов девушка поднимает бокал и делает из него пару глотков. Этой темой ее грузят уже месяц, и эта парочка ни к чему так и не пришла. Сочувствие уступило место раздражению. Клевки в щеку, что поначалу считалось огромным прогрессом и невероятной радостью, а уже через месяц удовлетворения не приносили, американец, почти не получающий отклика, ходил злой, а Илья снедаемый чувством вины и недоверием к напарнику (он никак не мог назвать Соло ни своим парнем, ни тем более любовником) начал опять замыкаться в себе. - Габи, - устало и разочаровано выдыхает Курякин, - ты же знаешь, я не могу так поступить. - Тогда брось его, - просто говорит девушка. - Что? – мужчина удивленно моргнул и, кажется, даже задержал дыхание. - Что? Скажешь, что русские не сдаются? Илья, вам обоим сложно в этих отношениях. Ну так разорви их. Опять скажешь «не могу»? Почему? Почему ты его просто не бросишь? Ты не даешь ему никакой определенности, он требует от тебя «слишком многого», а в итоге вы оба страдаете. Что тебя держит? Когда ты поймешь, что чувствуешь к нему, а? Через год? Или, когда его опять похитят и будут пытать? Вы даже не замечаете, что из-за вас страдает НАША работа! И либо ты дашь ему то, что он хочет, либо бросишь его. Я все сказала, - выпалила немка на одном дыхании и со стуком поставила бокал на стол. Наступила тишина. Илья удивленно смотрел на девушку, а Габи понимала, что не должна была так срываться. Да, так больше не могло продолжаться, но, если Курякин сейчас разрушит все, что сделал американец, Соло ей этого никогда не простит. - Прости. Я… я, пожалуй, пойду, - данная речь выбила всегда собранного русского из колеи, и он нетвердой походкой направился к двери. - Илья, я… - Спокойной ночи, Габи. Дверь закрылась. Теллер налила себе две порции виски, оценила состояние бара на случай если ее навестит разгневанный американец, но он не пришел ни в этот день, ни на следующий. Над троицей завис дамоклов меч, и снова виной этому была она.