***
Больше всего Локи опасался, что после случившегося ему ещё долго не представиться возможность покинуть свою комфортабельную камеру, но всё оказалось не так. Надев на принца браслеты, не позволявшие использовать магию, и которые невозможно было снять самостоятельно, как бы йотун не пытался, Тор, словно удовлетворившись этим, решил смилостивиться над пленником, уже на следующий день предложив прогуляться. Правда только теперь за Локи всегда следовали два стража, а вся зона прогулки ограничивалась походом к тренировочным аренам, где громовержец со своими товарищами проводил большую часть дня. В тренировках пленнику было отказано, так как драться секирами и двуручными мечами маг не умел, а его любимые кинжалы презирались асами, как оружие исключительно женщин и трусов, что для некоторых и вовсе было одним и тем же. Кроме того, несмотря на принесённые «искренние» извинения друзьям Тора, йотун видел, что ни один из них ему не верит, а потому справедливо опасался, как бы те не задумали поквитаться во время тренировочного боя. Потому сыну Лафея ничего не оставалось, кроме как наблюдать со стороны, сидя вместе с придворными фрейлинами и изображать восхищение силой и атлетичностью своего пленителя, вместо того, чтоб заняться более полезными делами. — Сын Одина стал прилагать куда больше усилий на тренировках в последние дни, — раздавшийся рядом голос выдернул Локи из его мрачных мыслей, заставив обернуться на красивую, пусть и не молодую женщину, с мягкой улыбкой смотревшей на громовержца. Пусть йотун никогда не видел её до этого, ошибиться он не смог бы, даже если бы захотел. Королева Фригга оказалась даже красивее, чем он слышал, а её глаза смотрели на сына с нежностью и искренней любовью, напомнив магу о собственной матери, великанше Тюрд, смотревшей на приёмного сына точно так же. Из всех своих бед, именно невозможность вернуться к матери, отцу и братьям вызывала неимоверную боль, а мысль о том, что он может и вовсе никогда их больше не увидеть, принц Йотунхейма старательно гнал от себя. — Весьма похвальное рвение для будущего правителя Девяти миров, — ответил Локи, чтоб не проявлять неучтивость к царице, однако не ожидал, что она обратит взор своих тёплых светлых глаз на него, как будто способных заглянуть в самое сердце. — Вы друг Тора? Как странно, я не помню, чтоб раньше видела вас во дворце. Откуда вы? — Фригга радушно улыбалась ему и все ядовитые слова, которые маг мог бы ей сказать, застряли в горле. Правда могла навредить Тору, но для Локи она могла обернуться и вовсе смертью, однако причиной, побудившей его соврать, было нежелание стирать улыбку с лица этой доброй женщины, похожей на ласковое солнце. Когда Тор, исполнив один из своих лучших ударов, обернулся, чтоб увидеть одобрительную улыбку своего трофея, он внезапно обнаружил, что на него не смотрели вовсе. Вместо этого Локи увлечённо беседовал с Фриггой, слушавшей с явным интересом и иногда негромко посмеиваясь на особо забавных моментах. Нахмурившись, громовержец жестом показал, что тренировка окончена, и поспешил на места для зрителей. Впрочем, активная беседа царицы Асгарда и ледяного великана не осталась незамеченной и друзьями принца, углядевших в оном подтверждение своих опасений на счёт мага. — Мама, — едва поравнявшись с Фриггой, окликнул смеющуюся асинью воин. — Тор, — счастливо улыбнулась царица. — Почему ты мне до сих пор не представлял своего друга? Сын Одина поражённо замер, не зная, что сказать. Было видно, что йотун произвёл на Фриггу самое благоприятное впечатление, но именно это и не понравилось громовержцу, как-то и не планировавшему знакомить их друг с другом. Видя, что мужчина медлит с ответом, Локи решил сам взять слово. — Он просто забыл. Асгард и дворец такие большие, что за один день их невозможно осмотреть. Правда, Тор? — Мама, извини, мне надо поговорить с Локи, — не зная, как выкрутиться, сказал громовержец, взяв мага за руку и направившись обратно в гостевые покои. Йотун едва успел, что попрощаться с царицей Асгарда, ясно выразившей желание встретиться с ним завтра. Тор молчал всю дорогу, крепко держа ладонь великана в своей, и не отпускал до тех пор, пока не закрыл за ними дверь комнаты. — Что это было? — нахмурившись, потребовал ответа громовержец. — О чём ты? — спросил маг, растирая ноющую кисть. Хватка у сына Одина было настолько крепкой, что Локи всю дорогу всерьёз опасался, как бы ему не сломали руку. — О том, что происходило там, — всё так же абстрактно пояснил Тор. — О тебе и моей матери. О чём вы говорили? — Ах, ты об этом, — отмахнулся Локи, словно речь шла о сущей безделице. — Мы всего лишь немного поболтали с царицей. Твоя мать прекрасная и умная женщина. — Знаю, — растерявшись на миг, кивнул воин, но быстро взял себя в руки. — Что ещё ты ей сказал? — Тебе интересно, знает ли она о том, кто я и как попал во дворец? — Локи позволил себе лёгкую усмешку. — Можешь не бояться. Я сказал, что мы познакомились на охоте, и ты любезно предложил показать мне Асгард. А ещё царица пригласила меня составить ей компанию завтра. Последняя новость стала самой неожиданной для Тора. Раньше Фригга не приближала к себе кого-либо, помимо своих фрейлин, тем более того, кого толком и не знала. — Я запрещаю, — заявил сын Одина. Как бы он не понимал, что без своей магии йотун вряд ли навредит Фригге, тем более что стражи будут рядом, ему всё равно не нравилась идея оставлять Локи без присмотра. — Хорошо, — слишком быстро согласился йотун. — Но только сам объясняй своей маме, почему ты запрещаешь мне бывать в её обществе.Глава 6. Наказание
2 октября 2019 г. в 06:21
Позади с грохотом захлопнулась дверь, и лишь тогда Локи почувствовал свободу, немедленно воспользовавшись ей, отскочив как можно дальше от Тора, выглядевшего разъярённей голодного медведя. Разница была только в том, что просчитать действия медведя йотун мог наперёд, а вот чего ждать от громовержца — даже не представлял.
— Ты! — прорычал сын Одина, медленно, но неумолимо надвигаясь на мага, в свою очередь отступавшего назад, не желая сокращать дистанцию.
— Я ведь уже объяснил, что это была шутка.
— Молчать! — не стал ничего слушать Тор и Локи по-настоящему заволновался, как бы его не пришибли на месте, тем более что свой молот воин сжимал в руке.
— Не моя вина, что у асов нет чувства юмора, — убеждал йотун громовержца, у которого хватило мозгов понять, кто виноват в беспорядках в таверне, пусть где-то в голове и поселилось подозрение, что подерись асы сами, без насланных иллюзий, сына Лафея всё равно бы выставили единственным зачинщиком. Тем не менее, магу всё же пришлось снять свои чары, после чего Тор схватил его и не отпускал до самого возвращения во дворец, где, напугав служанку, втолкнул йотуна в комнату.
Громовержец открыл было рот, но так и не успел произнести ни звука, прерванный стуком в дверь. Грозно глянув на пленника, словно и это тоже была его выходка, сын Одина пошёл открывать с таким выражением лица, словно собирался лично раскрошить череп несчастному кому-то, однако ничего подобного не сделал и, забрав что-то, вернулся обратно. Локи невольно сглотнул, не увидев прежнего злого выражения лица аса. Теперь Тор смотрел на принца Йотунхейма с непоколебимой решимостью и затаённым торжеством во взгляде, что пугало куда сильнее, чем когда громовержец просто гневался.
— Руки, — коротко велел громовержец, подойдя к магу.
— Постой. Обещаю больше никаких шуток…
— Руки, — повторил Тор уже более грозно и Локи, медленно поднял руки, рассудив, что вряд ли ас намерен их ему оторвать, а секунду спустя услышал тихий щелчок. Тонкие браслеты из тёмного металла плотно обхватили запястья, хоть и не раня кожу, но доставляя странный дискомфорт. Пару мгновений маг прислушивался к странным ощущениям, пытаясь понять что изменилось. Тор же мог наблюдать как светлая, почти белая кожа его йотуна становится пепельно-серой, а зелёные глаза со смесью неверия, ужаса и гнева взирают на новое украшение.
— Больше никакой магии, — сурово изрёк сын Одина, явно интонациями пытаясь подражать отцу. — А если ещё раз попробуешь навредить кому-то из моих друзей…
— Что? — зло ощетинился Локи, посмотрев на аса с нескрываемой ненавистью, перевесившей даже страх. — Снова возьмёшь силой? Или сразу убьёшь?
— Нет… — нахмурился Тор, сам не понимая, почему в груди словно что-то перевернулось от обвиняющего взгляда и возникло острое желание уйти. Тем более что был благовидный предлог проверить друзей, которые шли следом. Не став ничего говорить, сын Одина развернулся и вышел, оставив Локи одного. Не успев сделать и пары шагов, громовержец услышал, как что-то глухо врезалось в дверь с той стороны, но, сделав вид, что ничего не произошло, направился дальше.
Друзей он нашёл в малом зале, где те сидели непривычно тихие и угрюмые, вспоминая, во что им обошлась выходка нахального йотуна. Даже леди Сиф, избежавшая участи стать предметом «шутки» мага, выглядела так словно по меньшей мере, Асгард вот-вот должен был пасть, а она ничего не могла с этим поделать.
— Да ладно вам, друзья, — попытался приободрить товарищей Тор. — Это была всего-лишь шутка. Никто же не пострадал.
— Никто не пострадал? — подняв голову, мрачно спросил Фандрал. — Должно быть всему Асгарду уже известно, что я целовался со свиньёй. У меня есть несколько бывших, которые постараются сделать так, чтоб эту историю узнало как можно больше людей. Уверен, валькирии мне ещё пару тысяч лет будут припоминать сегодняшнее. Моей репутации конец!
— Целый бочонок вкуснейшего эля вылить на землю, — вздохнул совершенно убитый Вольштагг, утешаясь вином, которое принесла служанка.
Огун молчал, слишком уязвлённый тем, что попался на уловку ледяного великана. Большего оскорбления для вана трудно было представить.
— Я надел на Локи антимагические браслеты. Больше никакой магии, — пообещал громовержец, однако это не сильно помогло.
— С самого начала надо было это сделать, — изрекла Сиф, абсолютно не питавшая уверенности друга, что одними только ограничениями можно удержать йотуна. В конце концов, сын Одина был слишком своеволен, не став слушать её ни когда они впервые встретили ледяного великана, ни позже, когда Тор предпочёл внять советы успевших отметить удачный поход друзей. Фандрал и Огун во всех красках вспоминали, как их великие предки во время военных походов забирали в жёны приглянувшихся им женщин, и как у тех в конечном итоге не оставалось выбора, кроме как примириться со своей судьбой. Сколько бы Сиф не ставила себя наравне с мужчинами, подобные разговоры вызывали лишь отвращение и то, что товарищи не видели в ней женщину, такую же, как из их историй, ничуть не улучшало дела. Все её слова, что притащенный в Асгард йотун не слабая девица, а заклятый враг, так не возымели эффекта. К несчастью, к концу разговора Тор оказался достаточно захмелевшим, чтоб, вдохновившись поступками предков и переполненный уверенностью, по причине того, что прежде не знал отказов, направился в покои пленника, после вернувшись не в духе, хоть и отказался рассказывать, что произошло, предпочтя забыться в винных парах. Последнее девушку беспокоило сильнее всего. Если раньше ещё можно было бросить йотуна среди скал, то теперь, не могло идти речи о том, чтоб позволить ему вернуться к своим. Глупее только было отпустить мага, подарив подробный план дворца и города, чтоб ледяные великаны знали, где лучше всего напасть. Идеальным решением, по мнению воительницы, было бы бросить трофей громовержца в камеру до скончания веков, но сделать это мог только Всеотец, так и не узнавший до сих пор, кого его сын привёл во дворец. Так случилось, что после их возвращения из Йотунхейма, Один отбыл в Ванахейм и раньше чем через месяц вернуться не должен был, избавив громовержца от необходимости объясняться за Локи. Сиф, в свою очередь, видела в столь удачном стечении обстоятельств возможность что-то сделать с йотуном, избавив их всех от гнева царя Асгарда.
— Да брось, Сиф, — попытался убедить подругу громовержец. — Локи…
— Только не говори опять, что магия, это женские фокусы, — разозлилась воительница. — Приди в себя, Тор, ты притащил в свой дом врага, ты желаешь делить с ним ложе и показываешь ему свой город. Твой йотун опасен. Если не будешь держать его в узде, однажды он укусит тебя, как ядовитый змей. Когда это случиться, надеюсь только, что его яда будет не достаточно, что б убить тебя.
Высказавшись, воительница отвернулась и покинула зал, отправившись на тренировочное поле, дабы выпустить пар. Троица воинов единодушно последовала за ней, молча согласившись с каждым словом девушки.