Золотая кровь

      Тьма.       Она поглощает все на своем пути. Ей не нужно разрешение, лишь мысль о ней. Она — тот страх, который видят дети, слыша за окном грозу и видя яркие вспышки на небосводе, что могут сжечь дотла всех и вся, стоит Зевсу этого пожелать, как людей не станет, они превратяся в кучку пепла, и никто не станет помнить столь примитивный народ, что губит сам себя, уничтожая ту землю, по которой они ступают и которая дает им кров. Тьма может забрать жизнь даже у богов, заставив смертных забыть их лик и имена, оставив от них лишь жалкую горстку пепла, которая будет развеяна на ветру.       — Черт, черт... — шепчет юноша, глядя на свои руки, что стали прозрачными, словно стекло. Можно было смотреть сквозь них на землю, и лишь едва заметное очертание твердило о том, что конечности все же есть. — Нет-нет, я не могу просто исчезнуть! — Дыхание участилось, грудная клетка поднималась и опускалась с такой скоростью, что казалось, юноше не хватает воздуха, словно вокруг него вакуум. Уста потеряли свой цвет, стали серо-голубыми, румянец на щеках исчез, сделав лик молодого человека неестественным, похожим на лик мертвеца, будто жизнь уже давно покинула бренное тело, но дух все еще находится в нем, продолжая существовать, шагать по живой земле. — Я не могу... Нет. — Парень опускается на холодную от дождя землю, больше не чувствуя под ногами траву и капли росы, лишь пустоту, что поглощает его, подпуская все ближе и ближе тьму, которая поглотит его, не оставив даже памяти и имени на чужих устах, лишь прах, что будет втоптан в землю.       — Эллиот, очнись, придурок! — Над кроватью полубога склонилась юная дева, что чем-то напомнила Эвансу Фа Мулан из мультфильмов Диснея, однако у героини мультика не было розовой подводки под глазами, что привлекала к себе внимание каждый раз, когда девушка моргала, из-за чего Эллиот непроизвольно смотрел на нее, не в силах отвести взгляд.       — Дрю, блин, отвали от меня... — бурчит юноша, тут же опуская взгляд на кисти рук, дабы убедиться, что это был сон и нечего тут бояться, ведь то, что произошло в царстве Морфея, там и останется.       — Ты пищал во сне, словно девчонка, что мешало мне наносить макияж, а с кривыми стрелками я ходить не хочу. — Танака недовольно цокнула языком, глядя на то, как Эванс округлил глаза, да так, что девушка испугалась, не выкатятся ли они наружу. — Что ты так смотришь?       — Да нет, ничего... — прошептал парень, отворачиваясь и глядя на стенку, на который висел плакат какой-то музыкальной группы.       Эллиот все не мог поверить, что его божественной матерью является Афродита, он ведь совсем не похож на нее. Как парень, у которого отсутствует сердце, может быть сыном богини любви, которая считает, что нужно прислушиваться к тому что бьется внутри? Может, по этой причине Афродита и не признала Эллиота? Наверняка боялась, что ее засмеют: это абсурд, что сын богини любви может не иметь сердца. Лучше бы и вовсе не признала его, ведь сестры и братья по крови молвят, что их мать ошиблась и он не может быть одним из них, он не дитя любви.       — Если собрался сидеть здесь весь день, не смей помирать на кровати! — напоследок произнесла Дрю, скрываясь за дверью, оставляя после себя приятный цветочный аромат, от которого на душе становилось легче.       Эванс сползает с кровати, шепча что-то вроде: "Если умирать, так уж не в этом домике". Наверное, это странно: все время шутит про смерть, когда он рядом, а ты лишь глядишь на Таната с легкой улыбкой на устах, пытаясь понять, о чем же он думает сейчас, держа душу в руках. Эллиот видел смерть лишь раз, в темных, как мгла, очах не было даже намека на зрачки, все, что в них было, — холод, который заполнял рассудок. Его глаза были подобный необъятной тьме, что сумела проникнуть даже в очи смерти, пленив их. Стоит лишь раз взглянуть на лик Таната, как будешь вспоминать его, просыпаться с безмолвным криком на устах.       Юноша шагает к выходу из помещения, ибо ему больше не хочется находиться в этом доме: уж слишком он странный и розовый. Эванс предпочитает шагать по зеленому лесу, среди деревьев и ветров, что приносят с собой отрывки фраз, а порой и целые диалоги. Эллиот чувствует лучи солнца, которые играют легкий пляс на его лице, отчего парень щурится, однако на его устах появляется улыбка, которую он не в силах сдержать. Юноша чувствует, как кровь течет по его жилам, обогащая органы нужными веществами, дабы они работали и исполняли свои функции.       Запах лекарств.       От них Эванс чувствует, как его разум медленно, но верно затмевает, после чего он помнит лишь отрывки, лица врачей и их голоса, отчего становится тошно, ибо парень понимает, что и без этого его жизнь коротка, а он забывает столь ценные мгновения, которые вовсе могут быть последними.       — Нет, так дело не пойдет, — шепчет Солас, слушая дыхание сына Афродиты, который сидел на одной из многочисленных коек, прикрыв свои очи. — Так, я звоню коллегам, направим тебя в больницу... — начал лепетать сын Аполлона, отходя к столу и беря в руки медицинскую карту Эванс, которая лежала на самом видном месте.       — Что?! — рявкнул Эллиот, вскакивая с койки, совсем забывая, что сидит под капельницей. По руке побежали алые струйки, падая на пол и пачкая простыни. Юноша глянул на кровь, чувствуя рвотный рефлекс и отвратительный запах, по его мнению, и то, как содержимое желудка стремительно поднимается вверх по пищеводу к ротовой полости. Парень согнулся пополам, понимая, что его выворачивает наизнанку, и казалось, желудок сжался до таких размеров, что еще немного и он вовсе исчезнет.       — Опять? Я думал, ты уже привык в виду крови... — Солас усадил парня обратно на мягкую койку, вытирая его губы и протягивая стакан воды. — Я уберу, а ты, пожалуйста, не дергайся, ладно? — Получив на свой вопрос заторможенный кивок, Уилл скрылся за дверью, что наверняка вела в служебное помещение.       Эванс жадно хватает воздух, ведь ему кажется, что его критически не хватает. Юноша сжимает край собственной футболки с такой силой, что кажется, еще немного, и пальцы вовсе сломаются. Было бы у него сердце — точно бы пробило бы дыру в грудной клетке. Голова кружится лишь об одной мысли о крови, ведь юноша не может смотреть на нее. Каждый раз, когда глядит на эту алую жидкость, его охватывают паника и страх, а воспоминания накатывают с новой силой, отчего хочется громко кричать, но голосовые связки не слушают и отказываются произносить какой-либо звук, словно они вообще отсутствуют. Все, что сейчас было в мыслях парня, — так это, насколько ему страшно и как же он не желает ехать в больницу.       — Фэ, это ты натворил? — Эллиот резко оборачивается, сталкиваясь с источником звука. Девушка лукаво улыбалась, она смотрела по сторонам, явно пытаясь найти Уилла, который должен был выдать новую упаковку лекарств, ведь у прошлой пачки истек срок годности. — Мда, ты еще и глухой, оказывается, — Райт цокнула языком, недовольно глядя на юношу, который продолжал смотреть на нее круглыми глазами и часто-часто моргать. Делию это раздражало, но девушка не стала ничего говорить, лишь опустилась на подоконник, ибо у нее есть странное правило: не садиться на койки, если в этом нет необходимости.       — Вы двое, — начал Солас, который вышел из служебного помещения, держа в руках тряпку, — через неделю в больницу. И никаких "но".