Mascarade

      Отраженное звучание. Все более сильные настроения заставляют отраженно звучать родственные ощущения и настроения; они как бы расталкивают память. Вместе с ними в нас что-то просыпается и сознает сходные состояния и их происхождение. Так образуются привычные быстрые сочетания чувств и мыслей, которые под конец, когда они следуют друг за другом с быстротой молнии, ощущаются уже не как комплексы, а как единства.              14 июля, 2002 год              — Большой же у тебя минус, если ты не заметил человека в свете фар, — недовольно пробормотал я, с трудом подымаясь на ноги. Блэкстоун с донельзя глупым видом хлопал глазами, поняв, кого он чуть не укокошил. Я вытер подбородок и скривился — вся рука была в крови, которая обильно текла вдоль скулы.       — Признаться, Винс, я помнил тебя в более разговорчивом варианте.       Лицо Винса приобрело обычное саркастично-спокойное выражение. Он встал, и я, со своим ростом пять и восемь едва доставая ему макушкой до подбородка, снова ощутил себя гномом с претензиями.       — Я ношу очки, — нервно посмеиваясь, сообщил он. — Но у меня дальнозоркость, а не близорукость.       Не знаю, что и ответить. Я даже не в состоянии сказать какую-нибудь гадость, ибо голова раскалывается немилосердно и на данный момент функцию «сарказм» не поддерживает. Вообще не знаю, как реагировать. Сейчас мне как никогда хочется, чтобы Винс по своей идиотской привычке все сделал за меня.       — Ты висок разбил, — он протянул руку и стер успевшую набежать кровь.       — Что, правда? Рад, что нам пригодились твои глубокие познания в области медицины.       — «Нам»? Мне нравится, как это звучит.       Я вскинул голову и наткнулся на знакомый испытующий взгляд. В предрассветных сумерках его темно-карие глаза казались глухо-черными.       — Дежавю? — его голос прозвучал синхронно с моим, заставив меня в очередной раз удивиться.       — Долго будем стоять как два идиота? Садись, — по старой привычке Винсент открыл передо мной дверь, насмешливо улыбаясь. Я убил его взглядом и сел, всем своим видом показывая, что делаю величайшее одолжение в его убогой жизни.       — Адресок не подскажешь? — елейным тоном осведомился Винс. Я надулся и скрестил руки на груди.       — 1878, Пейдж-стрит.       Он мученически возвел глаза к небу, я же мелочно радовался, что ему придется тащиться через весь город.       — А это тебе, Блэкстоун, наказание свыше.       — Ты же не веришь в Бога, — убрал меня Винс, набирая скорость и прекрасно зная, что меня нервирует эта его манера гнать как камикадзе.       — Даже мои убеждения не повод, чтобы не прочитать тебе проповедь, — я усмехнулся и повернулся к нему. — Кстати, какими судьбами тебя занесло по другую сторону пролива? — надеюсь, что бровь вскинута достаточно убийственно, голос звучит достаточно небрежно, а дурацкий румянец на щеках достаточно незаметен. Что ж, О'Нил, надежда умирает последней.       — Работа, Альфред, — вздохнул он, с преувеличенным интересом смотря на практически пустую дорогу. Не знаю, планирует ли он таким образом меня уязвить… Хотя, нет, подобные полутона не в его духе — как говорится, что вижу, то пою.       — Всё так же косишь под моего декана?       — А ты всё так же его поминаешь.       — Твоими стараниями, Винс, — я снова поднес руку к лицу. Красные капли закапали с ребра ладони на джинсы. Уж чем-чем, а членовредительством мой отец не увлекался. Так что кровь в таком количестве вижу впервые.       — Раны на голове всегда сильно кровоточат. Скоро приедем, я продезинфицирую.       Эта вскользь брошенная фраза меня рассмешила.       — Интересная манера напроситься в гости.       Винсент в ответ только пожал плечами.       — О, я просто чувствую себя обязанным… ну, терзаюсь муками совести и всё такое.       — Чем, прости, ты терзаешься? — с сомнением поинтересовался я.       — Я промолчу.       Промолчит он… ну что за нелогичный человек? Неужели сложно хоть раз взять и просто сказать? Нет же, Винсент будет щеголять бравадой, и при этом копить все негативные эмоции в себе. Знаем, проходили. Проходили эту его браваду, нервные срывы, ревность — вкупе выходит что-то вроде первого года супружеской жизни… о, что за дурацкое сравнение?       — Как дела? — тоном светской беседы осведомился он.       — Охренительно.       — И все же?       — Хреново!       — Почему?       — Может быть, мне одиноко?       Винс погрозил мне пальцем.       — Такими темпами совесть у меня всё же появится.       — Вижу, ты не изменил привычке сводить всё к своей персоне.       Мне было интересно, сколько продлится его молчание. Винс никогда не был любителем поболтать, но также никогда не мог скрывать своего интереса… по крайней мере, интереса ко мне.       — Ты по-прежнему работаешь в «Firmament»?       — Да. Мне еще почти год там работать.       — И как успехи?       — Это допрос? — раздраженно поинтересовался я.       — Понятно.       Он никогда не видит грань, которую в общении со мной нельзя переходить. Его всепонимающая физиономия как раз находится за этой гранью.       — Скажи, Винс — что касательно моей жизни может быть тебе понятно? Твой по-клерковски уютный мирок, отягченный кризисом среднего возраста, находится за рамками моей вселенной! Так что иди ты со своим пониманием знаешь куда?       — Куда же? — холодно поинтересовался Винс. Разумеется, я его обидел. Это моя привилегия — причинять ему боль.       — Да куда хочешь. В Беркли, например. Жениться и рожать детей. Таким как ты самое место в «отдельной ячейке общества».       — Лист я вырвал аккурат после конспекта по кризисной психотерапии; ручка была черная и жутко мазала. Ты же так сентиментально хранишь этот кусок бумаги, правда? — с любопытством поинтересовался он, словно говоря сам с собой.       — Пошел ты, Блэкстоун, — напрочь проигнорировав его вопрос, я мило оскалился не хуже приснопамятной Мона Лизы и с примерным видом сложил руки на безнадежно испорченных джинсах.       — Вообще, я не придумал грамотного ответа, — беззаботно откликнулся он. — Если ты измыслил мне такую роль, то переубедить тебя просто словами невозможно.       Винс довольно быстро сориентировался и нашел мой дом. Я вышел из машины, с усталым раздражением отметив его присутствие по левую руку от себя.       — Таки ты напросился в гости.       — Таки ты сомневался, что напрошусь?       Еле-еле переползая через ступеньки по пути на второй этаж, я замер возле своей двери и принялся рассеянно шарить по карманам. Ключ исправно обнаружился и исправно подошел к замку. А я бы уже и обратному не удивился, честно…       Гектор сел возле кухонной двери и требовательно мяукнул.       — Все бы тебе есть, коврик ты для обуви.       Я включил воду и остервенело принялся отмывать руки. Навряд ли это смертельно, но я впервые в жизни вижу столько крови. Какой же мерзкий запах… Голова все более уверенно раскалывается, а кровь упорно течет, хоть и не так сильно. Тело действовало в обход сознания, я не сразу понял, что сполз вдоль стены и привалился к раковине. Обхватив руками колени и уже не особо заботясь о сохранности куртки, я уткнулся лицом в рукав, чувствуя, как он становится мокрым, а потом и липким.       — У тебя есть… — Винс не договорил. Чуть слышное движение — и он уже рядом.       — Подними голову повыше, — я уже и забыл, что он может говорить так мягко, тихо. С усилием, но я выполнил его просьбу и тут же наткнулся на пристальный, обеспокоенный взгляд. Ох уж эти его темные глаза. Такие глаза можно любить и по отдельности от постылого владельца.       — Что, настолько плохо?       — Ну, что ты… о-очень даже замечательно.       — Придурок малолетний, — его пальцы скользнули по моим волосам, путаясь в слипшихся прядях возле виска.       — Чем малолетний придурок хуже тебя, придурка старого? — недовольно поинтересовался я, удивляясь, что мне хватает сил язвить.       — Тем, что больше отгребает по этой жизни? — предположил Винс, прикладывая к моему виску мокрое полотенце.       — Это уже твое субъективное мнение, знаешь ли.       — Дай угадаю: аптечки в этой квартире отродясь не было, — как обычно, он переводит тему, притом даже не пытаясь это завуалировать.       — Разумеется. Я не жалуюсь на здоровье.       — М-да… тогда держи полотенце и ложись. Кровь скоро остановится.       — Слушаюсь, доктор Блэкстоун, — в очередной раз съязвил я.       — Издевайся, милый, издевайся. Вот только из нас двоих высшее медицинское образование лишь у меня.       Я оглянулся через плечо, удивленно смотря на него.       — Медицинское?       — Ну, да. Я разве не говорил, что у меня докторская степень?       Догадайся, черт тебя возьми… Я таки доплелся до кровати и лег, придерживая полотенце. Рядом тут же возник мой хвостатый иждивенец, топчась у меня на волосах и примериваясь там же развалиться.       — Я отомщу за свою поруганную прическу, Гектор. И не надо пыхтеть мне под ухо, рыжее чудовище.       — Уже с котом разговариваешь? Сильно же ты головой приложился, — Винс зацокал языком и прошел к окну.       — Здесь больше нет желающих меня слушать.       Я не видел выражения его лица, но заметил знакомое движение рук — скрещивает их на груди.       — А я?       — А ты несешь какую-то чушь, Винс. При этом не удостаиваешь меня ответов на мои вопросы.       — Альфред, порой твоя логика для меня как седьмой круг ада.       — А мне всегда казалось, что седьмой круг ада — набожность и импотенция.       Винсент поперхнулся и принялся по-идиотски хихикать.       — Вы теперь фрейдист на полставки, господин ницшеанец?       — Как тебе угодно.       Он сел на край кровати и протянул руку, чтобы погладить Гектора.       — Никогда не видел такого ласкового кота. Неужто ты кастрировал бедняжку?       — В твоем исполнении это звучит так, будто бы я это сделал собственноручно, — я усмехнулся. — Что ж, таков удел обитателей этой квартиры — быть бесполыми.       — Ха-ха. А вот это звучит так, будто ты ощущаешь себя богом маленькой вселенной.       — Должны же быть в моей жизни маленькие радости?       Винсент медленно повернул голову, даря мне тот самый взгляд, от которого у меня всегда подскакивал пульс и пересыхало в горле.       — Я по тебе скучал.       А с чего, спрашивается, я должен ему верить? Ну, кроме того прозаического факта, что уже поверил.       — Так скучал, что чуть не задавил… Это иронично.       — Сплошная ирония.       — Да. Парадокс.       — Тебе не надоело издеваться? — раздраженно поинтересовался Винс. Я его разозлил. Я вывел мистера-Я-Роковой-Мужик из себя!       — Мне всё надоело… абсолютно всё. И, знаешь, это обстоятельство заставляет забыть тонкую науку значений, основанную на семантике, полутонах и прочей чепухе.       Еще секунду назад мне было очень весело. Сейчас же стало так тошно, что на глаза навернулись слезы. Правильно, Алфи, пожалей себя, гомик ты слезливый.       — Спать хочешь? — очередной вопрос, небрежный и заданный невпопад, но его рука крепко сжала мою кисть. Я помотал головой. Впрочем, отрубиться через некоторое время это мотание головой мне ничуть не помешало.              ***              Проснулся я с плохим… нет — с отвратительным настроением и стойкой головной болью. Электронный будильник продемонстрировал квадратные очертания голубых циферок, утверждавшие, что через пятнадцать минут наступит полдень.       С кухни доносились какие-то странные звуки… Однако меня больше волновал звук вибровызова со стороны стула.       С трудом дотянувшись до этого злополучного стула, я дернул его на себя и бараньим взглядом уставился на экран мобильника. О, нет! Я же совсем забыл…       — Привет, Бридж.       — Привет, привет, милый! — промурлыкала Бриджит в трубку. — Где ты, молодой и красивый, шляешься, позволь поинтересоваться?       — Кхм… как бы так сказать… я приложился башкой об асфальт.       — Не поняла… В смысле?       — Ну, ночью шел по улице, какой-то псих чуть не переехал меня на своей роскошной тачке, я о бордюр споткнулся и… твою мать!!!       Лучше бы я не подходил к зеркалу. Вся правая половина лица — сплошной кровоподтек!       — Алфи… Эй, Алфи!       — Зеркало… — слабым голосом простонал я. — Бридж, моя жизнь кончена!       Сзади скрипнула дверь, из коридора послышался полупридушенный хохот.       — Ну… слушай, дорогой, давай без суицида! Завтра приходи в офис, а клиентов перенесем на следующую неделю, о'кей?       — Хм… ну, ладно.       — И съезди-ка ты в больницу — как бы сотрясения мозга не было.       — Ладно, — повторил я. — Тогда до завтра… Прекрати ржать!       — Ты бы себя слышал! «Ах, моя жизнь кончена!» — выдохнул Винс, держась за дверной косяк.       — Да пошел ты, мудак! — отключив беззвучный режим, я положил телефон на тумбочку и со стоном рухнул обратно на кровать, страдальчески прикрывая глаза. — На кого я похож по твоей милости?!       — На идиота, как и всегда, — он невозмутимо пожал плечами. — Если бы ты не был так занят нытьем, то заметил бы, что я наложил шов.       Я попытался придумать достаточно остроумный ответ. Увы, с остроумным ответом как-то не сложилось. И как, интересно, я не заметил, что меня штопали хирургической иглой?.. Пропустив волосы через пальцы и нащупав несколько слипшихся от крови прядей, я скривился.       — Почему ты еще здесь?       — А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответил Винсент. Я неохотно распахнул глаза и обнаружил, что он стоит рядом с кроватью.       — Я не понимаю тебя.       — Ты предпочитаешь не понимать, и тебе нравится ощущать себя непонятым, — устало поправил он. — Это у тебя такая дебильная игра.       Винс ничуть не изменился. Ни характером, ни внешне. До самой мельчайшей детали. Те же прямые темные пряди, всё время лезущие в глаза; он часто пытается откинуть их назад, или же попросту не замечает. Брови всё также нахмурены, словно бы он о чём-то напряженно размышляет. И уголок рта периодически кривится, как от нервного тика.       Он не писанный красавец, пусть даже наделен яркой и привлекательной внешностью. Тот же Тори даст ему фору по обоим пунктам… Но разве я когда-нибудь смотрел на Тори так жадно и пристально, как смотрю сейчас на Винсента?       — Правда, скучал? — удивлен, что всё-таки спросил. Где, спрашивается, эта треклятая гордость, когда она действительно нужна?       И снова он не отвечает. Улыбаясь, берет меня за руку и с интересом смотрит куда-то на ладонь.       — Руки изнеженной леди. Даже дотронуться страшно.       Как это за мной водится, я покраснел в самый неподходящий, на мой взгляд, момент. Кисть у меня совсем не женская, но в его лапище смотрится именно так — тонкая, белая, с длинными костлявыми пальцами.       — Даже не возмутишься? — удивился Винс и опустился на пол, внимательно заглядывая мне в глаза.       — Мне надоело с тобой спорить, — мой голос показался мне ломким и хрипящим, словно бы записанным на старую виниловую пластинку. Да что мне эти пластинки? Все больше и больше я убеждаюсь, что наша жизнь была бы куда лучше в жанре немого кино.       — Ни черта ты не понимаешь, — вздохнул он, переплетая свои пальцы с моими.— Зачем спрашивать настольно очевидные вещи, Алфи? Я здесь потому, что хочу этого.       — Хочешь? — за этот граммофонный голосок и идиотский вопрос я ругаю себя — да чего уж там, крою матом на все лады.       — И правда, сильно ударился, — усмехаясь, Винс покачал головой и подался вперед, смотря на меня так же пристально. Я не могу ни отвести глаз, ни даже пошевелиться — этот взгляд словно бы нить, сшивающая нас в единое целое. Он уже так близко, что я чувствую кожей его дыхание, кажущееся сейчас обжигающим…       Я больно стукнулся лбом о его лоб, когда зазвонил телефон.       — Да чтоб тебя! — оттолкнув задыхающегося от смеха Винсента, я сгреб телефон и тут же закатил глаза. Только Викторио мне сейчас не хватало! Прекрасно понимая, что он уже все знает и рванет сюда, если не возьму трубку, я был вынужден ответить.       — Привет, Тори, — при имени Тори веселья у Винса поубавилось.       — В чем дело?! Тебя избили, да? Кто?!       — Руис, ты совсем сбрендил? Пожалей мои барабанные перепонки, не ори! Никто меня не бил, я просто ударился.       — Бридж сказала… ну, она сказала, что ты голову разбил.       — Вроде того.       — Тебе плохо?       — Есть немного.       — Я сейчас же приеду, хочешь?!       — Да успокойся ты! Я в порядке, не помру без твоего общества.       — Значит, не хочешь меня видеть, да? — я поморщился от бабских интонаций в его голосе. — Я тебе вообще нужен?!       — Не передергивай, — устало попросил я. — Голова раскалывается, а тут еще ты со своими воплями.       Винсент насмешливо скривил губы, определенно сводя мою головную боль к некоему пошлому подтексту. А уж его взгляд не предвещал ничего хорошего.       — Отлично. Просто замечательно!       Викторио бросил трубку. Я, в свою очередь, раздраженно швырнул телефон на кровать.       — Истеричка.       — Устроил сцену? Сочувствую, — Винс поднялся на ноги. Стоит ли говорить, что сочувствием здесь даже и не пахло?       — Решил последовать его примеру? — мрачно поинтересовался я. Он чересчур картинно вскинул брови, при этом смотря так, что я засомневался за сохранность своей жизни.       — С чего ты взял, что мне вообще есть дело до твоих шашней с этим придурком Викторио? Твоя жизнь, не моя.       Я столько времени потратил на то, чтобы убедить себя в этом. Почему же так больно услышать это от самого Винса? Почему так хочется слышать диаметрально противоположное по значению, то ли лживое, то ли правдивое?       — Тогда какое мне дело до твоих шашней со мной? Какое мне дело до психопата с кризисом среднего возраста? В конце концов, какое мне дело до самого факта твоего существования?! Исчезни из моей жизни, в ней и без тебя достаточно хлама!       Око за око. Ударом на удар. Такова мелочная человеческая сущность, невозможность быть по ту сторону добра и зла…       Мне казалось, что сейчас он ударит меня, непременно сломав нос или челюсть. Какая-то частичка моего разума даже умоляла его об этом — должно быть, та самая, которая заражена мазохизмом и излишней моральностью. Увы, Винс не внял ее мольбам.       — Что ж, как скажешь. Не буду докучать тебе своим присутствием, — быстрым шагом он направился в коридор. — Да к чему мелочиться?! Меня здесь вообще не было! Забудь!       Оглушительно хлопнула дверь. Уже не обращая внимания на головокружение, я выбежал следом, но, уже сжав пальцы на дверной ручке, замер в нерешительности. В таком состоянии Винс меня по-настоящему пугает. Взгляд у него становится совершенно звериный, безумный.       Я вздохнул — как бы то ни было, теперь уже поздно что-либо делать. Захочет — сам придет.              ***              Наскоро приняв душ и превратив волосы в жуткое подобие перекати-поля, я вернулся в комнату и достал из шкафа чистую одежду. Разумеется, это было самым подходящим временем для того, чтобы телефон зазвонил в третий раз. Путаясь в джинсах, я схватил телефон. Номер был незнакомый, что заставило меня чертыхнуться, перебирая в голове всех persona non grata, которых было-то всего две… вроде.       — Слушаю.       — Скажу честно, — мое сердце пропустило один удар, — я тебя обманул. Так просто уходить не в моих привычках. Да еще и от тебя.       — Блэкстоун, откуда у тебя мой номер?!       — Ну, хотелось бы приврать про связи в ФБР… Знаешь, твой телефон прямо-таки умолял взять его со стула и сделать дозвон.       — Блэкстоун!!!       — О'Нил? — как ни в чем не бывало, переспросил Винсент. — А, кстати, на кухне ты найдешь тарелку. На ней будут тосты и омлет. Это называется завтрак. Не поверишь, его надо подогреть в микроволновке и съесть. Желательно с аппетитом.       — Ты такой заботливый, ну просто охренеть! И не надо говорить со мной как с идиотом, я тебе не младший научный сотрудник!       Подумать только! Ведет себя так, словно ничего и не случилось! А я здесь мелодраму развел, только и оставалось всплакнуть в надушенный батистовый платочек!       — Как там твоя прическа поживает? Уже извел месячный запас шампуня?       Я даже не удивился такому точному предположению. Было время, когда я с завидной регулярностью изводил его шампунь.       — Разумеется, как же иначе? — левой рукой я кое-как натянул джинсы и поплелся на кухню. — А тебе, я смотрю, нечем заняться.       — А что, есть предложения?       — Да-а! Например, работа, — я завистливо уставился на упомянутую тарелку. Даже Блэкстоун умеет готовить. Один я ущербен, стоит только переступить порог кухни!       — Не волнуйся, поработать я всегда успею. Почему бы не провести день с пользой, раз уж спать всё равно перехотелось?       — И ты решил весь день доставать меня по телефону? — мне только и оставалось, что вздохнуть, поставить тарелку в микроволновку и самоутвердиться за счет хорошего кофе. И совсем неважно, что я бессовестно краду лавры кофеварки!       — М-м-м… дай подумать… да! — ставлю свои любимые часы на то, что он сейчас ухмыляется.       — Не знаю, с чего ты решил, что я буду тебя слушать.       — А разве нет?       — Ну, давай проверим.              ***              15 сентября, 2002 год              Сентябрьский день выдался пасмурным и на редкость холодным даже для туманного Сан-Франциско, оставляя в душах терпкий привкус меланхолии и портя настроение даже самым оптимистичным людям. Но Лиз, в принципе, не была подвержена перепадам настроения без должной причины.       «1878, Пейдж-стрит» — повторила она про себя, удостоверившись, что действительно пришла по адресу. Квартиры в этом районе стоили недешево, что сразу наводило на размышления о заработке элитных проституток.       Консьержа в доме не было, так что место расположения квартиры удалось определить лишь при помощи двух долговязых рыжих парней, спустившихся со второго этажа. Судя по всему, этот О'Нил был их соседом.       Дверь открыл худощавый молодой человек с длинными пепельно-русыми волосами. Даже не слишком падкая на внешность Лиз отметила, что он очень красив.       — Добрый день, мисс. Чем я могу вам помочь? — голос у него был гортанно-мелодичный, хорошо поставленный, но какой-то усталый, тусклый; яркие голубые глаза — чуть запавшими и откровенно заплаканными.       Лиз неторопливо достала из внутреннего кармана плаща удостоверение.       — Элизабет Хаммонд. Мне нужен Альфред О'Нил.       — Ну, проходите.       Лиз прошла в гостиную вслед за парнем, попутно отмечая, что в квартире очень чисто. В качестве сравнения вспомнился кабинет Джеффа, периодически смахивающий на гибрид ночлежки и заброшенной картотеки.       — Чай, кофе?       — Чай, пожалуйста, — ответила Лиз, не задумываясь. На глаза ей попался журнальный столик, представлявший собой циничный для двадцатилетнего парня натюрморт — «Воля к власти» Ницше, «Творческая эволюция» Бергсона и парочка джазовых дисков.       — Черный, зеленый?       — Черный.       — Эрл Грей или предпочитаете без добавок?       «Склад у него там, что ли?» — удивилась она.       — Без.       Через несколько минут блондин вернулся, неся перед собой белую фарфоровую чашку.       — Благодарю.       Он рассеянно кивнул и сел напротив.       — Вы по поводу Джейка.       — А вы его тоже знали?       Тонкие, красиво очерченные губы скривились в едва заметной усмешке.       — Мисс Хаммонд, вы пришли ко мне по этому вопросу, разве нет?       Лиз опешила. «Приблизительно шесть футов, смуглый, волосы и глаза темные». Перед ней сидел бледный голубоглазый блондин ростом на два-три дюйма выше нее самой.       — Понятно… В каких отношениях вы были с Джейком Форестером?       Альфред прикрыл глаза. Длинные густые ресницы чуть подрагивали.       — Я любил его. А он — меня.       — Кхм… то есть вы состояли в интимных отношениях? — уточнила Лиз. Большие миндалевидные глаза тут же распахнулись и гневно воззрились на нее.       — Вам непонятно значение слова «любил»? Раз уж я — хаслер, то способен только на «интимные отношения»?       — Простите, мистер О'Нил, я не хотела вас обидеть! — торопливо заверила Лиз.       Парень обмяк на диване, скорбно глядя на следователя и нервно наматывая на палец тускло серебрящуюся в полумраке зашторенной комнаты прядь волос.       — Это вы меня извините. Я… знаете, я до сих пор не могу в это поверить… — и без того покрасневшие глаза заискрились слезами. Альфред закрыл лицо руками.       — Извините, мисс Хаммонд.       — Ничего страшного. Я всё понимаю… — подождав, пока он успокоится, Лиз продолжила. — Дело в том, что портье отеля, в котором проживал мистер Форестер, сказал, что в ночь убийства его посещал Альфред О'Нил.       — Странно. Как раз в тот вечер мы и не виделись, — тонкие длинные пальцы непроизвольно коснулись щеки. Лиз пригляделась и обнаружила толстый слой грима, умело подобранного к естественному оттенку кожи — судя по всему, красавчику-блондину хорошенько съездили по лицу.       — Дело в том, что описание этого посетителя полностью противоположно вашей внешности, мистер О'Нил.       — Вот как? — Альфред прищурился. — Неужели… да нет, не может этого быть…       — О чем вы?       — Как он выглядел? — спросил он так резко, словно бы не был готов разреветься минуту назад.       — Приблизительно шесть футов, смуглый, волосы и глаза темные, — дословно повторила Лиз. О'Нил судорожно выдохнул, прикладывая руку ко рту.       — Вы знаете, кто это мог быть?       — Да, в том-то и дело, что это мог быть лишь Викторио. Некоторое время назад мы с ним, как вы выразились, «состояли в интимных отношениях». Милый Викторио — ревнивый и неуравновешенный, как и все его собратья-мексиканцы. Но… знаете, я не верю, что он способен на убийство. Он такой славный парень!       — Поверьте, все преступники «славные» до определенного времени.       — Я понимаю, — печально заверил Альфред. На диван запрыгнул лоснящийся рыжий кот, которого он принялся рассеянно наглаживать.       — В тот вечер мы с Викторио крупно поссорились. Он меня ударил, — свободной рукой Альфред снова указал на свое лицо, — после чего унесся в неизвестном направлении.       — Судя по всему, теперь мне придется посетить и его, — стоило ли говорить, что это хождение по мукам напоминало фарс все больше и больше? — Дадите адрес своего друга?       — Да, разумеется, — он вырвал лист из лежащей на столике тетради и быстро написал адрес. — Вот, держите. Это не так далеко от меня… Ах ты, черт, я же совсем забыл! Гаспар говорил, что Тори тринадцатого числа уехал в Тихуану, к тете. Вернется только сегодня вечером. Но завтра, насколько я знаю, у него смена, так что где-то до восьми после полудня он будет дома.       — Спасибо. Пожалуй, я пойду.       — Всего доброго, мисс Хаммонд.       — Всего доброго.       Этот Альфред О'Нил на роль подозреваемого совершенно не годился. Он производил впечатление человека уравновешенного и неспособного на насилие, к тому же совершенно не умеющего врать — все его эмоции читались по глазам. А вот версия с ревнивым латиноамериканцем казалась вполне уместной. И что-то подсказывало Лиз, что именно этот Викторио причастен к убийству Джейка Форестера.