Mascarade

      10 сентября, 2002 год              — Я думаю, что тебе пора домой! — язвительно предположил Верджер. Уж за что Винс и не любил телефонные разговоры, так это за отсутствие возможности убивать взглядом.       — Что еще скажешь? — скучающим тоном поинтересовался он.       — Кхм… Я много чего могу сказать. Конкретно сейчас скажу, что ПМЖ в Сан-Франциско не входит в твои планы.       — Я без тебя знаю, что входит в мои планы.       — Тебе здесь лучше не задерживаться, это во-первых. Пол тебя ждет, это во-вторых.       «Это он говорит в точности как Алфи, или же я думаю только об Алфи?»       — Сэм, если уж мне поровну на Уилсона, то тебе и подавно.       — Блэки, — и снова это дурацкое сокращение его фамилии, слышимое лишь от двух людей на Земле, — твой нежный голосок явственно указывает мне на охренительно плохое настроение. Что случилось на этот раз?       — У меня сигареты кончились, представляешь? — Винс вытряхнул последнюю сигарету из пачки «<strong>Black</strong><strong> &amp; </strong><strong>Gold</strong>». — О, мне так грустно, так тоскливо! Как жить-то дальше?       — Ну… Бросать курить в пятый раз?       — В четвертый. И бросать не буду. Сдохну от рака — и не придется век спустя любоваться на ложную урбанизацию солнечной системы. Ну, или что там еще будет в далеком и неизменно светлом будущем.       — Ты так позитивен, просто прелесть.       — Угу, — невнятно отозвался Блэкстоун, исследуя кухню в поисках зажигалки.       — Может быть, скажешь, что случилось?       — Всё зашибись.       Действительно. Всё зашибись. Осталось определиться, обо что именно зашибаться.       — Что-то не верится.       — Черт, да это твои проблемы! — дотошность «мамочки Сэм» начинала его раздражать.       — Винс, ты сейчас прямо стервозная лесбиянка. И как только бедный парень тебя терпит?       «На данный момент — никак».       — Слушай, Верджер, отвали. Бесишь.       — Я тебя бешу большую часть времени. Да это буквально смысл моей жизни!       По его смиренному тону Винс безошибочно определил, что от допроса с пристрастием так просто не отделаться. В данном случае лучшей защитой было нападение.       — Лучше ты мне скажи, с чего тебя вдруг заинтересовала моя жизнь на данный период времени. Поржем вместе.       — Почему сразу поржем? Может быть, всё серьезно до ужаса?       — Ты бы уже заявил жутко таинственным тоном: «Ах, Винс, это не телефонный разговор!»       — Ну, твоя правда, — Сэм тяжело вздохнул. — Что-то ребята Гонсалеса меня напрягают последнее время. Не иначе как нашел себе инвестора и расслабился, придурок.       — Хорош инвестор — какой-то пацан без образования, который долбится кокаином и взирает на всех с видом императора планеты.       — Ну и пусть долбится, нам-то какое дело?       — Никакого.       «Практически никакого», — мысленно уточнил Винс, почему-то вспоминая злобный, колючий взгляд этого Джека.        «Джейк», — елейно исправивший голос будто бы действительно прозвучал рядом, действуя на нервы ненужным напоминанием.        «…но стоит мне только позвать его обратно…»       — Так что там с Гонсалесом? Неужто бедняге наскучило изображать пресмыкающееся в твоем присутствии?       — Не смешно. Я считаю, что он действительно зарвался, если нарушает субординацию.       — В смысле? — Винсент распрямился. — Копа замочили?       — Нет. Непонятная ситуация… — в трубке послышался шелест. — Вот, мне недавно пришел факс от Грейса. Крейг Бишоп, гражданин США, сорок один год, был убит выстрелом в голову, на улице Пейдж-стрит… Интересный, кстати, выбор — жилая улица. М-м-м, ну что еще? Смерть наступила в восемь часов и девятнадцать минут после полудня. Стреляли с расстояния примерно тридцать-тридцать пять футов, пуля прошла насквозь.       — Э-э-э… и что? Что этот Крейг Бишоп сделал великому Хосе? — ехидно поинтересовался он, искренне удивляясь тупости отдельных человеческих индивидов.       — Ничего. Вообще никому и ничего не сделал. И скорость не превышал. И исправно платил налоги! — с сарказмом закончил Верджер.       — Короче, зря жизнь прожил.       — Именно.       — Но вот при чём здесь мы с тобой?       — Всё как всегда: Блэкстоун у нас ни при чём. Люк, помнится, тоже был вечно ни при чём. Вспомни, где он сейчас!       — Не сравнивай меня с Фонтэйном. Мы с ним абсолютно разные люди.       Насмешливое хихиканье Верджера выводило из себя еще больше, чем его нравоучения.       — Тут ты прав, Винс. Люк хоть и был таким же эгоистичным болваном, но тут уместно вспомнить, что если хочешь жить припеваючи, то не следует кого-то ставить выше себя. А у Люка было аж двое таких людей. Вывод, сынок: у простых смертных есть люди, которые значат несколько больше, чем собственная задница.       — Подожди, подожди! — нервно хрустя пальцами свободной руки, Винс подкурил сигарету от конфорки газовой плиты, попутно чуть не подпалив волосы, с охотой стремящиеся навстречу аутодафе. — Вот если ты сейчас намекаешь, что мне наплевать на Алфи, то я без прелюдии посылаю тебя…       — Полегче, Винс. Не стоит толковать мои слова так прямолинейно, как ты это любишь делать. Лучше подумай, почему же тебя терпит… как же там… «красивый, умный, обаятельный, и жутко вредный».       — И почему же? — он и сам был не прочь узнать, почему Алфи его терпит.       — Да потому же, дубина, почему и я: он тебя любит!       — Я знаю, — не зная, куда себя деть, Винс взгромоздился на довольно узкий для его комплекции подоконник.       — Слава Богу!       — Но это же… бред! Зачем ему любить меня?       — Хм… запущенный случай. Винс, тебя Джинни в детстве головой об пол не роняла? — заботливо поинтересовался Сэм.       «Если он сейчас не закатывает глаза с мученическим видом, то моей интуиции пора переезжать на помойку».       — Не роняла. Джинни меня холила, лелеяла и прививала хороший вкус, которого ты, Сэмми, напрочь лишен.       — Вот только уму-разуму не научила. Ладно, чего уж переливать из пустого в порожнее… Мне еще с Хосе надо переговорить. И не забудь о том, что я сказал.       — О чём именно? — это были истинно родственные взаимоотношения — один наезжает, а другой косит под дурачка.       — Обо всём, Блэки!       Уже прицелившись было телефоном между диванных подушек, Винс опустил руку и обреченно уставился на него.       «Пейдж-стрит… А это, кажется, та улица…» — сие запоздалое открытие радости не прибавило.        Может быть, это паранойя. Может быть, это настойчивое желание увидеть в Форестере исчадье ада.       Телефон абонента выключен, или находится вне зоны обслуживания…       А может быть, это интуиция не хочет на помойку и на всю катушку эксплуатирует отведенный ей срок.       Алфи никогда не отключал мобильный просто так, и стопроцентно не стал бы делать это просто из вредности. И всегда следил за тем, чтобы телефон был заряжен.       «Однажды он уже выключил мобильник, да-а?» — услужливо напомнило подсознание.       Не продолжать же клоунаду с автоответчиком, в самом деле?..       Электронный голос — брат-близнец предыдущего оратора — сообщил, что он может оставить сообщение после звукового сигнала.       На раздумье ушло от силы десять секунд. А потом срочно понадобилось отправиться за сигаретами.       На Пейдж-стрит, разумеется.              ***              Просто клиент. Считай, что это просто клиент…       У меня подкашивались ноги, но я изо всех сил старался держаться прямо.       И на моих глазах никого не застрелили, о нет… Всё хорошо, все просто замечательно.       Просто клиент.       Малообщительные мордовороты в мятых рубашках погрузили меня в свой автомобиль и полчаса спустя высадили возле отеля «Четыре сезона».       Отель «Четыре сезона»! И он еще будет говорить, что я сноб! Нервно посмеиваясь, я вошел внутрь здания, отмечая эту киношную фешенебельность, типичную для дорогих отелей. Вся эта лепнина на потолках, бликующие поверхности, убедительно изображающие мрамор, позолоченные пуговицы на форме обслуживающего персонала. Нужно было идти сюда в своем утреннем обличье — с перекати-полем вместо прически и в рубашке Блэкстоуна…       Что ты делаешь, идиот? Зачем думаешь сейчас о Блэкстоуне? Решимости это не прибавит.       — Добрый вечер. Я в номер 646, — называю только номер, согласно полученным от мордоворотов указаниям.       — Ваше имя, пожалуйста? — безукоризненно вежливо осведомился портье.       — Альфред О'Нил.       Внеся мое имя в журнал посетителей, портье объяснил, на каком этаже выходить.       Несмотря на мое страстное желание, заблудиться по дороге не удалось. Почти минуту я стоял возле двери, раза три-четыре подняв руку, чтобы постучать. Когда же, наконец, мне это удалось, дверь распахнулась, являя передо мной Джейка, дымящего сигаретой и ленивым движением оправляющего воротник.       — Пунктуален как всегда, — саркастически протянул он, окутывая меня облаком мерзкого табачного дыма.       — Что есть то есть.       Свободной от сигареты рукой он аккуратно сгреб меня за грудки рубашки и втянул внутрь комнаты. Меня покоробило бы от такого бесцеремонного обращения, не будь мне всё до такой степени безразлично.       — Чай, кофе?.. Вермут?       — Обойдусь, — я прикрыл за собой дверь. Такое ощущение, что я налег на створки медвежьего капкана, побуждая его захлопнуться.       — Ты проходи, располагайся.       Проходи. Располагайся. Это даже не смешно. Пока я плелся на звук его голоса, Джейк успел избавиться от сигареты и теперь взирал на меня поверх бокала с мартини. С мартини, это я знаю наверняка.       — Я могу просто раздеться, или тебе стриптиз под музыку? — стараясь, чтобы в голосе звучало как можно больше яда, осведомился я.       — Не стоит утруждаться, — он подошел ко мне. Неторопливо расстегнул две верхние пуговицы на моей рубашке и отошел, словно бы любуясь кардинальными изменениями. — Я не щепетильный, справлюсь сам.       — Рад это слышать.       В воздухе повисла неуютная тишина. Точнее, неуютно было мне — Джейк же, судя по всему, получал почти сексуальное наслаждение, пристально разглядывая меня и словно бы пытаясь полюбоваться на мои внутренности. Поставив бокал на столик возле кровати, он снова подошел ко мне, положив руку мне на грудь.       — Скажи что-нибудь, — прошептал Джейк мне на ухо.       — Иди. На хуй, — чеканя каждый слог, произнес я. Он в ответ лишь усмехнулся, путаясь пальцами в моих волосах.       — Ты считаешь меня психом?       В настоящее время в моей жизни уже имеется один псих. Но Форестер явно не из их числа.       — Не льсти себе. Ты всего лишь безмозглый, зажравшийся мальчик с полным отсутствием чувства меры. И я не хочу играть в твои извращенные игры — хотя бы по той простой причине, что перерос их.       Что-то я запамятовал — моего желания никто не спрашивает.       — Ты мне нужен, Алфи. А не ты ли говорил, что превыше всего необходимо ставить собственные нужды?       — Я так говорил? — мда… неужели я был таким же самовлюбленным хреном? Даже не верится. — Ну, так или иначе, мои нужды не совпадают с твоими. И вообще, Джейк… я не имею абсолютно никакого отношения к твоей жизни.       — Имеешь, — пальцы чуть надавили на мой затылок. Его движения, прикосновения — всё в нём лишено мужской тяжеловесности, но и всякой аккуратности тоже.       Не те движения. Не те прикосновения.       — Я похоронил эту потребность. Но теперь ты снова здесь, со мной. Тебе не кажется, что это предрешено?       — Я не гребаный фаталист, чтобы верить в такую ерунду, слышишь? — я попытался оттолкнуть его, но не тут-то было.       — А ты поверь…       Я, подобно фригидной пуританке, закрыл глаза и взмолился об отсрочке неизбежного.       Целует, мать его, неизбежно. А что мне еще остается? Предоставляю Джейки возможность лизаться с изваянием. Воздух в легких ощущался холодной и липкой субстанцией; казалось, что она холодит меня всего изнутри острыми иголочками, растекаясь по кровеносным сосудам вместо насыщенной кислородом крови. Это отвращение, не похожее на отвращение. Это отвращение, маскирующее страх.       Почувствовав мое стойкое нежелание сиюминутно предаваться страсти, Джейк отстранился.       — Может быть, перестанешь изображать недотрогу?       — Я бы рад, да ты так и не научился целоваться, Джейки.       А сейчас, видимо, будет презентация очередной кучерявой лапши для моих многострадальных ушей.       — Послушай… Мы очень некрасиво расстались, я это понимаю.       Насчет лапши угадал. Но, пожалуй, даже «Дорогой, я беременна» прозвучало бы сейчас более правдоподобно.       — Мы не расставались, Джейки. По той простой причине, что не были этакой парочкой с романтическими причудами.       — Да ладно тебе! Я же знаю, что был нужен тебе.       — Мне нужен был мой лучший друг. Так что ты со мной не расстался, ты меня кинул. Но — веришь, нет? — мне было как-то не до тебя!       — Я спасался от твоего папаши, черт тебя дери! — он даже соизволил убрать руки. — Ты же должен понять это, сам всегда думал в первую очередь о себе!       Джейк бесспорно силен в одном — в убеждении. И, если бы я не знал его так хорошо, то поверил бы. Наверное…       Но я знаю его слишком давно. Слишком хорошо. Гораздо лучше, чем он сам.       — Придя сюда, я думал не только и не столько о себе. Так что твоя теория в настоящее время недействительна.       Его светло-зеленые глаза казались желтыми из-за тусклого освещения. И еще более злыми из-за кромки лопнувших сосудов в уголках.       — Значит, он и только он — я правильно понял? Мне ты не даешь даже шанса.       — Твои шансы изначально были равны нулю. Теперь же это стабильное такое «минус бесконечность». А в биологии такой тип отношений относится к группе «плюс-ноль» — ты получишь пользу, а мне не холодно и не жарко.       — Ах, вот как? Что ж, я тоже помню школьный курс биологии. У тебя сейчас две альтернативы — отношения групп «плюс-плюс» и «плюс-минус».       Эта попытка меня уделать была бы смешной, если бы не пугала альтернатива «плюс-минус». Ведь я же знаю, какой вред будет мне причинен. Поэтому я здесь.       — Снова шантажируешь? Да уж, как иначе? Своими силами тебе ничего не добиться.       — Алфи, Алфи, — Джейк хищно заулыбался. Я почувствовал, как мои волосы тянут вниз, заставляя вскинуть голову. — Я не шантажирую тебя. Я всего лишь помогаю тебе сделать правильный выбор.       — Я его уже сделал.       Да. Сегодня я уже сделал выбор. Не в свою пользу. И не в пользу Джейка.       В пользу того, о ком ты думать не должен, придурок…       Снова усмехается. Мрачно, саркастически. Чего лыбится — непонятно. Кладет руку мне на плечо, заставляя смутно нервничать. Неплохо бы позаимствовать у Винса немного хваленого звериного инстинкта, а?..       Я дернулся, ощутив жгучую боль в шее.       — Позволь мне не согласиться, — прошипел Форестер, крепко держа меня, дабы я не вырывался из его захвата. — Тихо, тихо… Это почти не больно и совсем не страшно.       — Ты что делаешь, придурок?! — мне удалось-таки отпихнуть его, но я тут же рухнул на огромную кровать траходромного типа.       — Выражаю несогласие! — безмятежно засмеялся Джейк, бросая шприц на пол.       — Ч-черт… — в панике простонал я, чувствуя, как жжение распространяется вокруг места укола. Еще чудо, что не попал в какой-нибудь нерв… а колол этот умственно отсталый троглодит как попало — чувствую, будет теперь красный фингал на полшеи. Такое чувство, будто бы к коже приложили раскаленный добела гвоздь. — Что ты мне вколол, ублюдок?       — Не героин, не волнуйся, — он навис надо мной, по-прежнему противно ухмыляясь. — Хотя, знаешь… возможность сделать тебя зависимым… заставить тебя зависеть от меня… звучит заманчиво.       — Свои фантазии оставь для психиатра! — огрызнулся я. — Что ты мне вколол?!       — Ну… — Джейк растянулся рядом и расстегнул мне еще несколько пуговиц. — Если совсем уж грубо, то это производное триптамина. Но не ДМТ, другая какая-то хрень. Так что ДМТ-трип тебе сегодня не светит, не мечтай даже. Ты мне нужен в здравом уме и трезвой памяти.       Вот честно скажу, с номенклатурой психоактивных препаратов знаком не слишком хорошо. Но фраза про ДМТ-трип несколько оживила воспоминания. Диметилтриптамин — стимулятор центральной нервной системы. Точнее, гиперстимулятор, психоделик… наркотик первой категории.       Кажется, у меня проблемы.       — Ты в курсе, дебил, что у меня показания по гиперстимуляторам?! Мне даже депрессанты нужно принимать строго по дозировке!..       — У этой штуки иной химический состав. Трип ощутимо слабее, но дольше. А на то и расчет!       Ох, Форестер, ты такой умный, куда деваться. Только по химии у тебя стоит «удовлетворительно», а еще я сильно сомневаюсь, что бывает триптамин, который был бы «чуть-чуть триптамин». Одно утешает — если я загнусь или впаду в кому, то это будет на его совести…       Видимо, утомившись от чтения лекций по органической химии, Джейк стянул с меня рубашку. Ну и фиг с ней… все равно жарко. Очень жарко.       — Эй, не вырубайся! — Джейк пощелкал пальцами у меня перед глазами. — Алфи… Алфи, ты куда поплыл? Рано еще!       — Заткнись! — раздраженно отозвался я. — У меня сейчас искры из глаз сыпаться начнут… Вопрос лишь в том, как они там оказались! Оу… Хм… и правда, а как они там оказались? Есть ли этому адекватное логическое обоснование?       Но какие тут обоснования, когда на тебя наваливаются сто шестьдесят фунтов радостно ржущего живого веса?       — Быстро тебя срубило!       — Вот бы тебе что-нибудь отрубило, — отпарировал я, сам удивляясь произносимому мной бреду. — Упс… кажется мне кто-то пытается выдавить глаза… Кто бы это мог быть?       — Артериальное давление, — снисходительно пояснил Джейк, наблюдая за мной с откровенным весельем. — Резкое увеличение артериального давления, от этого и дискомфорт. Пройдет.       — Все пройдет, — кивнув, я повернул голову на бок. — Джейки, все пройдет. Даже жизнь проходит, а это самая тяжелая болезнь…       — Это ты к чему сейчас? Алфи! — он похлопал меня по щеке. Встрепенувшись, я принялся пьяно улыбаться.       — Джейки, ну ты и крети-ин! По-твоему это прикольно — трахаться с бесчувственным телом?       Вот ведь… Вроде бы мыслю вполне адекватно, а несу полнейшую бредятину…       — Ну что ты, — Джейк выпрямился, опираясь руками о мою грудь. — Ты не будешь бесчувственным. Даже наоборот.       — Тьфу ты… А я-то думаю: с чего бы тут раздача бесплатных психоделиков? Тебе так часто приходится накачивать сексуальных партнеров наркотой, чтобы у них на тебя стояло, м-м-м?       — Нет, только тебя, — похоже, его начало раздражать мое полувменяемое состояние. — Ты когда-нибудь принимал индольные психоделики?       — Не-а.       — А карболины? ЛСД, в конце-то концов?       — Ты за кого меня принимаешь, за торчка со стажем? Извини, красавчик, я не претендую на твою стезю… вот совсем… вот веришь, нет? — протянул я, снова испытывая острую потребность вырубиться.       — Уж мне эти ботаники-святоши…       — Завидуй молча, Форестер, — я с интересом наблюдал за потолком, который почему-то походил на картинку в калейдоскопе, состоящую из кусочков одного цвета. — Вау… Поздравляю, доктор Хоффман, клиент созрел… — тут уж и меня пробило на дурацкое хихиканье. Джейк не ответил, продолжая созерцать меня с видом матерого санитара.       — Слушай, на мне, наверное, очень удобно сидеть, но вот лично мне слегка неудобно! — сообщил я ему. Джейк кивнул и послушно приподнялся. — Вот, Джейки. Можешь быть хорошим мальчиком, когда хо…       Форестер снова решил поиграть в романтическую прелюдию и полез целоваться. Я почувствовал, как к щекам приливает кровь, а озноб начинает бить еще сильнее. Единственный плюс был в том, что глаза перестали лезть из орбит и разум более-менее прояснился. Но веселье сменилось странным, возбужденно-паническим состоянием…       Черт… мне же не нравится это?! Мне просто не может это нравиться! Я уперся руками ему в плечи, лелея несбыточную мечту отпихнуть.       — Не дергайся, — выдохнул он, до боли прикусывая мне нижнюю губу. — Я не хочу чувствовать себя насильником.       — Это ты называешь добровольным согласием?! Я. Не. Хочу! Запиши где-нибудь, а то забудешь!       — Не хочешь? — довольно бездарно Джейк изобразил удивление. Прохладные по сравнению с моей кожей пальцы медленно заскользили вдоль ребер, потом по животу и ниже, к молнии на джинсах. — Стоукс, я вынужден сообщить, что у тебя стоит и ты определенно хочешь, чтобы я тебя трахнул.       Легко говорить, когда находишься в здравом уме и трезвой памяти, не правда ли?       — Я…       Он не стал слушать моих протестов и снова накрыл губами мой рот, целуя с оскорбительной небрежностью.       Ах да, просто клиент…       Но, судя по всему, я отвык от своей чудесной работы и стал чересчур щепетилен.       Не тот вкус. Не тот запах. Не те поцелуи. Не те прикосновения.       Не Винсент Блэкстоун.              ***              Выйдя из машины, Винсент с нечитаемым выражением лица следил за работой следственной группы.       — Труп уже увезли, — сообщил ему Теодор Грейс, рассеянно проводя рукой по волосам. — Но там не было ничего интересного. Просто выстрелили в голову Бишопу из пистолета, да и все.       — И что ты думаешь? — распечатав купленную несколько минут назад пачку сигарет, Винс раздраженно шарил по карманам в поисках зажигалки. Устав наблюдать за его дерготней, Тед вручил ему свою.       — Спасибо… ну, так что?       — Понятия не имею, — следователь нервно передернул плечами. — Я только могу сказать, что здесь какой-то подвох. Как бы, ни с того ни с сего убийство на жилой улице… Но это так, чисто интуитивное.       — Правильно мыслишь, — кивнул Винс, задумчиво разглядывая потеки полузасохшей крови на асфальте. — Откровенная показуха, призванная надавить на психику. Вполне возможно, что этот Бишоп был чьим-то родственником. Проверь.       — О'кей! — Тед вытащил телефон и быстро набрал что-то.       — Но более вероятна будет теория о том, что Бишоп был случайной жертвой. Неизменным остается лишь костяк…       — Показуха, — кивнул Грейс. — Направленная на человека, который должен был оказаться на этой улице. Или живущего на этой улице.       — Или живущего на этой улице… — эхом откликнулся Блэкстоун, с остервенением затягиваясь и поворачиваясь к дому 1878, находящемуся как раз напротив места происшествия. Крайние окна образовывали с кровавой лужей прямую линию — было бы видно всё. В подробностях.       — Не советую давать делу ход, Тед.       — М-да… — мрачно откликнулся Тед. — Мне Сэм то же самое сказал.       — Вот и послушай его. Сэма следует почаще слушать… — блуждающий взгляд замер на одном из окон. Свет в квартире не горел, что настораживало. — Ладно, больше ничем помочь не могу. Твоя задача — развести бурную деятельность и ни черта не найти.       — Слушаюсь, сэр, — дурашливо поклонившись, Тед направился к своим коллегам.       Добравшись, наконец, до квартиры Алфи, Винс принялся от всей души стучать. Минуту спустя, поняв, что это бесполезно, он оперся спиной о дверь и принялся приговаривать пачку сигарет. Вся эта ситуация и невозможность хоть как-то на нее повлиять, лужа крови на улице, собственное паническое состояние — всё бесило до зубовного скрежета.       Оставалось только торчать столбом на лестничной клетке и заниматься бесцельным измерением ожидания. Цена деления — сигарета, тускло мерцающая алым огоньком в полумраке.       «Вот уж интересно, где этот белобрысый придурок шляется на ночь глядя?» — ловя себя на таких мыслях, невольно приравниваешься к чему-то среднему между мамочкой Сэмом и Отелло. Но Винс прекрасно понимал, что проторчит под дверью всю ночь, если это недоразумение сейчас же не явится.       Заслышав легкие шаги, он вскинул голову, мысленно прикидывая, сколько лет получит за жестокую экзекуцию недоразумения, совершенную сексуальным путем.       — Эм-м… привет. Ты к Алфи? — его взору предстала симпатичная рыжеволосая девушка в джинсовой юбке и толстовке кислотно-зеленой расцветки.       — Ну… я уверен в этом процентов на девяносто, — Блэкстоун лениво кивнул. Насколько он понял, перед ним была подружка Алфи, которой тот долго не решался рассказать о своих сексуальных предпочтениях.       — Фиона?       — Ага, — непринужденно откликнулась девушка, чуть прищурившись. Она подошла ближе, разглядывая его с заметным интересом. — А ты, стало быть, Винсент?       Винс вскинул брови в знак удивления.       — Вполне возможно.       — Хм. А ты очень симпатичный! Особенно для тридцатидвухлетнего старикана.       — Я неплохо сохранился.       — Да хватит выпендриваться! — засмеялась Фиона. — Свои штучки оставь для Алфи, они с ним хорошо проходят.       — О, хотелось бы в это верить, — мрачно отозвался он.       — Боже мой, да неужели ты сам этого не знаешь? — удивилась Фиона. — Господин Ботаник, конечно, считает, что все его эмоции — такая же великая тайна, как и ориентация. Но то, что ты — действительно важный человек в его жизни, видно невооруженным взглядом.       — Да с чего ты взяла? — поморщился Винс, нервно туша очередной окурок о край пачки.       — Много с чего, — она задумчиво рассматривала его. — Когда Алфи говорит о тебе, то даже выглядит по-другому. Он последнее время стал более спокойным и менее депрессивным — наверное, потому что нашел человека, который может делать его таким.       Это звучало обнадеживающе. Черт, да это было именно тем, что подсознательно ему так хотелось услышать!       — Все, что сказал мне он сам — это то, что я безответственный идиот, которому нельзя доверить даже хомячка.       — Так и сказал? — девчонка весело захихикала. — Старина Альфред, как всегда мил и добр. А я-то думаю: что с ним случилось?       — В смысле? Ты его сегодня видела? Что с ним?       — О, как всё запущено… — многозначительно протянула Фиона. Уголки ее рта подозрительно дергались. — Ладно, Винсент, я открою страшную тайну твоего бойфренда, — она облокотилась на дверь рядом с ним.       — Порой нашего пофигистически настроенного О'Нила здорово переклинивает. А когда он такой нервный и агрессивный, то задергивает шторки, включает депрессивный музон и хлещет виски с колой из зеленой фаянсовой кружки… В общем, подойдя к двери и заслышав унылую мелодию, я не рискнула к нему соваться. Только удивилась, что он справляет день рождения в странной обстановке.       — День рождения?       — Нет, только не говори, что ты не знал!       Блэкстоун помотал головой, чувствуя себя по интеллекту сроднившимся с этой треклятой дверью.       — Всё-то из него клещами надо вытягивать… Хотя, ты тоже мог бы поинтересоваться, когда за секс с ним исчезла уголовная ответственность, — достав из сумки телефон, Фиона прикусила губу. — Так, пора съезжать от родителей. Однажды меня всё-таки расстреляют за несоблюдение комендантского часа.       Винс не ответил, нервно щелкая колесиком зажигалки. Он смутно представлял, что такое тотальный родительский контроль, у папочки Оливера были несколько иные воспитательные методы.       — Надеюсь, не все геи делают из ссор с партнерами такую проблему? Расслабься, Алфи добрый, отходит быстро!       — Знаю. Но у каждого есть лимит терпения.       — Боже, ты говоришь совсем как он. Ладно, принц, жди дальше свою Золушку, а я пойду.       — Почему Золушку? — у него даже получилось улыбнуться.       — Потому что приползает не позже полуночи.       Все еще посмеиваясь, Фиона скрылась за соседней дверью.       «Золушка… Надо запомнить!» — Винс, кажется, понял, почему Алфи так нравилось эта девица — позитив, источаемый Фионой, был заразителен.       Три сигареты спустя, когда сумрак окончательно сгладил тусклость лампочек, входная дверь внизу скрипнула. Некоторое время спустя Алфи нарисовался в поле зрения.       «Эт… это, мать вашу, что за креатив?!»       Алфи не был склонен изменять своему имиджу ультрамодного засранца. Всегда в идеально отглаженной одежде, прямой как струна, с высокомерно вздернутым подбородком, разглядывающий всех и вся сверху вниз… в общем, не потрепанное сутулое существо, едва переставляющее ноги.       К слову сказать, больно странная у него была походка. И не только походка. А впрочем, не стоило развивать сейчас эту мысль, как не стоило пренебрегать тримипрамином последние два месяца.       — Что ты здесь делаешь? — хрипло осведомился Алфи, замирая в паре футов от него.       — Занимаюсь культурным времяпровождением, разумеется, — будничным тоном заверил Винс и тут же, не выдержав, повысил голос. — Догадайся, блядь, что я здесь делаю! Тебя жду, разумеется! Где тебя черти носят?       — Тихо ты… — Алфи болезненно поморщился. — Соседей мне только не хватало сейчас для полного счастья.       Старательно пряча глаза, он вытащил из кармана ключи. Пока он возился с замком, Винсент скальпельным взглядом прошелся вдоль тонкого профиля, по неровным волнам спутанных волос. Взгляд уперся в отчетливые следы пальцев на коже возле шеи. У Алфи была бледная кожа, на которой синяки появлялись при малейшем неосторожном воздействии.       — Ты заходишь? — их взгляды всё-таки встретились. Глаза О'Нила были чуть мутными, с широкими наркоманскими зрачками.       «Нет… Нет, только не с ним… прошу тебя, не сейчас!»       Но он уже переступил порог, ставший символической чертой. Звук закрывшейся двери перерубил хлипкую веревочку, на которой каким-то чудом последние две минуты держалась его крыша.              ***              — Боже, Алфи, не корчь из себя поруганного натурала, — посоветовал Джейк, лежа на кровати и методично прокуривая комнату. Я дрожащими пальцами пытался застегнуть пуговицы. Пока что поддалось чуть меньше половины. — Да не валяй ты дурака. Куда ты пойдешь в таком состоянии?       — Лишь бы от тебя подальше, — горло почему-то саднило, хотя последний час я был по большей части нем как рыба.       — Я тебе настолько противен, что ты не в состоянии провести со мной ночь?       Я встал, морщась от боли в растянутых мышцах — а растянули мне всё, что в принципе можно было. Джейк особой деликатностью не отличался, так что не удивлюсь и вывиху.       — Ты не представляешь, насколько ты мне противен, — я выдавливаю из себя слова — мне настолько сложно разговаривать, что впору воспылать ненавистью к своему речевому аппарату. — Ты мне настолько противен, что при мысли о том, что я с тобой переспал, впору идти и прыгать с Голден Гейт.       Эта мысль действительно казалась сейчас очень заманчивой.       — Глупо отрицать, что ты подсознательно не хотел этого.       — Мне расценивать это как подозрение на стокгольмский синдром?       — Расценивай как хочешь.       Да, конечно. Ты же не знаешь, что такое стокгольмский синдром, дубовая башка.       Управившись, наконец, с одеждой, я снова посмотрел на Джейка. У этого ублюдка был такой вид, словно это его поимели по сомнительному согласию и у него сейчас отходняк.       — Алфи, всё могло быть по-другому. Идиот здесь ты. Свои поступки я считаю вполне разумными.       — Ты можешь считать, что они разумны. Ровно до тех пор, пока тебе не придется о них пожалеть.       — Останься.       Забей на разглагольствования, Алфи. Он всё равно не слышит.       — Хватит с тебя счастья, Джейки.       — А если я скажу, что это не просьба?       — Я скажу: на хуй тебя и твои не-просьбы, — с этими словами я вышел, хлопнув дверью с максимальной силой, на которую был сейчас способен.       Я уже понял, что совершил большую глупость, поддавшись на шантаж, но…       Сейчас я получил передышку — мне дадут время на раздумье, или что-то вроде того. Но что делать дальше?              ***              Вытерпел предпосылки тремора и слабость во всем теле. Вытерпел поездку на такси, косой взгляд водителя. Вытерпел подъем на второй этаж, закуренный какой-то скотиной. Что дальше?       А дальше лицезрение Блэкстоуна, торчащего возле моей двери. Это я вынести не в силах.       Хочу подойти и обнять его. Хочу оказаться как можно дальше от него.       Что я могу сделать? Что я могу сказать ему, кроме как правду?       — Что ты здесь делаешь? — не в силах молча терпеть его подозрительный взгляд, спросил я.       — Занимаюсь культурным времяпровождением, разумеется, — ответил Винс так спокойно, что я приготовился к худшему. И не зря.       — Догадайся, блядь, что я здесь делаю! Тебя жду, разумеется! Где тебя черти носят?       — Тихо ты… — от его воплей голова раскалывалась еще сильнее, а нечеткая из-за завесы сигаретного дыма реальность опасно дрогнула. — Соседей мне только не хватало сейчас для полного счастья.       Я не мог стоять здесь вечно — меня элементарно вырубало. Если по какому-то веществу есть медицинские показания, то вполне разумно ждать каких-то побочных эффектов и от производных. Я подошел к двери, лелея мечту попасть ключом в замочную скважину, что было весьма трудно под пристальным взглядом, зная, что он может увидеть…       Точнее, зная, что он увидел.       Зайдя в квартиру и взявшись за дверную ручку, я нерешительно поднял глаза на Винса. Он рассматривал меня в какой-то странной прострации.       — Ты заходишь?       Да. Помедлив, он заходит. Закрыв дверь, я какие-то десятые доли секунд надеюсь, что пережил худшую часть сегодняшнего сумасшествия.       Нет. Всё только началось.       Чужие руки резко прижали меня к дверному косяку. Я смотрел в холодные, немигающие глаза, не узнавая их. Они не могли принадлежать человеку, находящемуся в нескольких дюймах от меня.       — Я не спрашиваю, какого хрена и где ты был, — говорит тихо, спокойно, но у меня такое ощущение, что я на допросе. — С кем?       — Это неважно…       — Неважно?       И снова привкус табака на чужих губах. Конечно, нет того отвращения, которое было с Джейком. Но остался страх. Холодный, липкий, совершенно дикий страх. И я не могу даже прикинуть ту степень, в которой этот страх может оказаться оправдан.       Винс отстранился. У него все то же картонное выражение лица, которое у несдержанного Блэкстоуна не может быть по определению.       Он вообще ведет себя не как Блэкстоун, которого я знаю…       Он бьет меня по лицу — резко, наотмашь, другой рукой продолжая удерживать возле двери, не позволяя мне рухнуть к его ногам.       Нет. Нет, этого просто не может быть! Винс ни за что бы меня не ударил. Но скула наливается тяжестью, предрекая красочный синяк на пол-лица.       Добро пожаловать в реальность, блондиночка.       — Мне жаль… — он обнимает меня. И смеется — тихо, отрывисто, совершенно безумно. — Мне чертовски жаль, что ты считаешь это неважным… Мне чертовски жаль, что ты мне лгал…       — Я не…       — Я же люблю тебя, Алфи. Я так тебя люблю… И поэтому я готов тебя убить голыми руками… Скорее всего, я и вправду убью тебя.       Убивай, мне-то что… Главное, что всё-таки любишь. Боже, в мире суточной давности я отдал бы все, чтобы услышать это.       — У тебя плохи дела с логикой, Блэкстоун… но это тоже теперь неважно… Всё кончено.       — Неужели тебе действительно наплевать?       — На что мне наплевать, Винс?       — На меня. На нас.       Я высвободился из его хватки, пытаясь сфокусировать плывущий в неизвестность взгляд.       — Я хотел бы одним махом перечеркнуть все никчемные двадцать лет, которые я прожил бездарно. Но ты… нет, ты — единственное, о чем я никогда не жалел по-настоящему. Да, злился. Да, мечтал послать куда подальше. Но не могу ведь.       — Да почему? Ведь это…       — Заткнись… — оборвал я его. Меня кренило набок, язык начал заплетаться, но я понимал, что нельзя вырубиться, оставив Винсента в таком неадекватном состоянии. — Прежде, чем ты снова начнешь утверждать, что из-за шприца с триптамином я стал к тебе безразличен… я скажу тебе, скажу просто и тупо: без тебя меня нет. Так что пусть лучше я сдохну сейчас… у тебя на руках… от твоей руки… неважно! Короче, пусть лучше это буду я, чем ты.       Он словно бы окончательно закаменел. Хрен с тобой, медитируй… Я откинулся на спину, чувствуя во всем теле жуткую тяжесть. И тремор дал-таки о себе знать… Не вырубаться… не вырубаться… не…       Но благополучно отключиться не дали холодные ладони, обхватившие мое лицо.       — Посмотри на меня.       — Не могу…       — Открой глаза.       Поднять веки оказалось непомерно тяжким усилием, как непомерно тяжело бывает порой вздохнуть. Или заснуть. Или кончить.       — Что он тебе наплел?       С добрым утром, логика Винса.       — Угадай, Блэкстоун… Нет, ты подумай хорошенько. Догадаться же так сложно… учитывая, что мне на тебя якобы наплевать…       Его взгляд стал чуть человечнее благодаря появившейся там ярости.       — Никогда не думал, что ты поведешься на столь дешевое представление.       — А я повелся, представь? — ноги явно запланировали подкоситься. Надеясь, что не получу по лицу повторно, я обхватил Винса за шею, уткнувшись лбом ему в плечо. — Знаешь… рассвет ты сегодня встречаешь в одиночестве…       Его рука коснулась моих волос, поглаживая. Знакомый, немного неуклюжий жест…       — Неужели сохранить мне жизнь было настолько важным для тебя? Почему?       В ответ на этот совершенно дебильный вопрос я тяжело вздохнул.       — Люблю тебя, кретин. Люблю. Жить без тебя не могу.       Я мог бы ляпнуть еще какую-нибудь псевдоромантическую ерунду. Но лампа накаливания в моем мозге, вечно светящая в чужие глаза, перегорела, сознание стало аморфным… и я вырубился на плече у Винса в ту же секунду, когда, собственно, понял это.