Mascarade

      Мы ошибаемся в определении степени, в какой нас ненавидят или боятся; ибо хотя мы сами и хорошо знаем степень нашего расхождения с какой-либо личностью, партией, направлением, но последние знают нас весьма поверхностно, а потому и ненавидят лишь поверхностно. Мы часто встречаем благожелательность, которая нам необъяснима; но если мы ее понимаем, то она нас оскорбляет, ибо показывает, что на нас смотрят недостаточно серьезно и придают нам недостаточное значение.              11 сентября, 2002 год              Всё познается в сравнении.       А это я к тому, что вчера был никакой не отходняк. То, что со мной творится сегодня — вот это отходняк. Мало того, что вырвало желчью, так еще и ватные ноги никуда не делись, а зубная щетка в руке выделывала замысловатые кульбиты, все время падая в раковину.       У меня болит голова, все мышцы… и такое ощущение, что даже кожа. Да, чувствую себя рыбой, которую живьем очистили от чешуи. Преобладающей потребностью было растянуться прямо на полу, чтобы линолеум холодил стянутую после обильного намыливания кожу, и валяться так весь день, тупым взглядом таращась в потолок, обнаруживая там несуществующие формы и текстуры.       В общем, интересный на сегодня набор потребностей. Какая только дичь ни забредает в человеческие мысли, подумать только…       — Человек предпочитает желать небытие, нежели вообще не желать, — пробормотал я, после чего нервически захихикал. Ницше преследует меня даже до полудня, когда я обычно являю пример полной или частичной деградации.       «А что бы сказал ты сам?..»       А я бы сказал одиозное «Жизнь — дерьмо». Или просто скромно промолчал бы. Мне лень думать и становиться первопроходцем на поприще современной метафизики… В черепной коробке сплошная вата взамен мозга.       Если у человека есть кофеварка, то и турка всенепременно имеется. Просто так. Чтобы была. Нужно же изображать каким-то чудным образом оживленную утреннюю деятельность? Нужно, да. Несомненно.       И дались же кому-то дурацкие комиксы про супергероев? Дрожащими руками перелить кофе в чашку — вот это подвиг. Или мне так кажется?..       Когда дверь, ведущая в кухню, отворилась, я дернулся, едва не смахнув чашку на пол.       — Тихо. Тихо, это всего лишь я, — Винс успокаивающим жестом вскинул руки. Но, заметив кофе, тут же подскочил ко мне. — Охренел ты что ли?       — Нормально вообще. Что, кофе уже нельзя попить? — возмутился я, с ужасом глядя, как плоды моих непосильных трудов утекают в канализацию.       — Нельзя, разумеется, — оставив чашку в раковине, он снова переводит взгляд на меня. — Сейчас нельзя.       Медленно-медленно протягивает руку; каждое его движение выверенное, с едва заметным напряжением, как движения дрессировщика, работающего с неприрученным еще животным.       — Осторожнее, — я вздрагиваю и морщусь, когда он задевает синяк. Жуткий синяк, расплывшийся чуть ли не на всю правую скулу — точно такой же и точно там же, где был летом.       — Только не говори, что… Черт, это я? — недоверчиво спросил Винс. У меня аж глаза на лоб полезли от такого вопроса.       — Нет, блин, это моя соседка! — я попытался отойти, но у меня не было такой возможности. Блэкстоун сгреб меня в охапку, прижимая к себе так крепко, будто бы от этого зависела его жизнь.       — Прости…       — Блэкстоун, ты идиот или правда ничего не помнишь?       — Практически ничего… урывками.       Вероятность того, что он прикалывается, я по понятным причинам отмел сразу.       — Сомневаюсь, что ты мне веришь… — пробормотал Винс куда-то мне в макушку.       — А какого хрена сомневаешься? — я всё же обнял его в ответ. — Знаешь, Блэкстоун… плевал я на то, что ты псих. Но ты просто феерический болван.       — Я знаю. О том и речь.       Так бы и стоял рядом с ним, стараясь осмыслить очередную лажу. Это уже образ жизни, не правда ли? Винсент в объятьях, лажа в голове… Как можно жить иначе?       — Послушай, Алфи… что бы не сказали тебе обо мне другие… что бы я сам сейчас о себе не сказал… Я люблю тебя.       — Ненавижу такие предисловия, — раздраженно ответил я, отстраняясь. — Просто скажи то, что хочешь сказать. Давай покончим со всем этим.       Рухнув на стул, он спрятал лицо в ладонях.       — Я убил его.       Мне только и осталось, что подивиться богатому воображению своего ни разу не бой-френда и таращиться на него с глупым видом.       — Ты… что?       — Мне не стоило завязывать с приемом лекарств… и вот в итоге… — он выпрямился, смотря на меня несколько ошалелым взглядом. — Я даже лица не помню… только хруст костей и кровь. Черт, я так боялся, что это мог быть ты…       — Этого не может быть, — заторможено отозвался я. Нет, конечно же этого не может быть!       — Это правда. Я убил Форестера.              ***              Не без ехидства вскинув брови, Бриджит разглядывала нежданного визитера.       — Вот так-так! Сам Винсент Блэкстоун пожаловал в нашу обитель порока! Что привело тебя сюда, сладкий? Зависть моногамного самца?       Винсент смерил ее холодным взглядом.       — Я ищу Гонсалеса.       — О, вот оно что, — усмехнулась Бриджит, с беззаботным видом прихлебывая ликер. — Сегодня его все ищут. А я прямо-таки не при делах, обидно даже…       — Где он? — перебил Винс, пройдясь по залу острым взглядом.       — Тебе зачем? — уже без издевки спросила она.       — Я могу придумать какую-нибудь дерьмовую отговорку. А могу просто ограничиться стандартным «Это не твое дело».       Бридж с подозрением вгляделась в безжизненное лицо Блэкстоуна.       — Ладно, красавчик. Будет тебе Хосе. Но чтобы никаких разборок на моей территории, понял?       — Конечно, Бридж. Всё будет тихо… как в склепе.       Покрутив пальцем у виска, Бриджит подозвала подвернувшегося под руку паренька.       — Проводи мистера Блэкстоуна в пятьдесят третью комнату.       — Но Бридж…       — Милый, в твоем контракте был пункт о полемике с начальством? Могу с уверенностью утверждать — не было.       Кивнув, парень машинально кинул на Винса кокетливый взгляд.       — Мистер Блэкстоун, прошу за мной, — мистер Блэкстоун одарил незадачливого хаслера таким взглядом, что мальчишка спешно заткнулся и решил позабыть о потенциальном заработке.       По счастью, на столь асексуальное зрелище, как порнуха с участием Хосе, любоваться не пришлось — тот только и успел, что снять пиджак. Обернулся, явно недовольный, и тут же замер с видом человека, готового в любую секунду сигануть в окно.       — Здравствуй, Хосе! — Винсент плюхнулся на кровать рядом с очередным трафаретно-смазливым мальчиком. — Ступай, детка, тебе давно пора спать.       Парень явно был не новичок, потому как спорить не стал и спешно покинул комнату.       — В чём дело? — небрежно поинтересовался Хосе, не решаясь приблизиться к нему.       — Ты мне скажи, в чём дело. Я с удовольствием послушаю.       — Боже, Винс, вот только не надо этих твоих фирменных шарад! Выкладывай, в чем дело и иди куда шел!       Винс выпрямился, с примерным видом складывая руки на коленях.       — Я пойду. Вот только ты адрес подскажи. Очень хочется побеседовать с твоим юным приятелем о… виктимности.       Хосе хмуро разглядывал его, словно бы прикидывая, во что обойдется отказ.       — Зачем тебе понадобился Джейк? Что-то случилось?       — Хватит придуриваться! Тебя вычислили уже через час после выстрела, — мрачно сообщил Блэкстоун, закуривая. — Хочешь жить, пить, трахаться и тому подобное — лучше не делай вид, что не понимаешь.       — Да что вы, два идиота, устроили?! — не выдержал Хосе. Порывисто пройдя к бару, он наполнил бокал из первой попавшейся бутылки. — Один домогается какого-то проститута, другой развел кровную, блядь, месть…       — Кровная, блядь, месть тебе будет, если Сэм узнает, — Винс встал, заставив Хосе нервно вздрогнуть. — Насколько я понимаю, с твоей легкой руки его племянника накачали наркотиками и изнасиловали.       — Пле… племянника? Что еще за брехня?! — протестующе взвыл Гонсалес, по мере приближения Блэкстоуна все сильнее вжимаясь в барную стойку.       — Это не брехня, мать твою. Это сын двоюродной сестры Сэма.       — Маргарет?       — Ага. Помнишь, как я вижу, — на лице Блэкстоуна расплылась крайне маниакальная усмешка. — М-м… да и как забудешь такую стерву?       — Быть такого не может… Что сыну Маргарет делать в борделе?       — А вот это, Гонсалес, тебя совершенно не касается, — прошипел Винс, смотря на него сверху вниз немигающим взглядом.       — Послушай… Послушай, Винсент, — осознав, куда он вляпался, торопливо забормотал Хосе. — Ну… это… некрасиво вышло. Но с мальчишкой же всё в порядке? Давай как-нибудь замнем это дело?       — В порядке? — душевным голосом переспросил Винс. Бокал полетел на пол, забрызгав все вокруг осколками и капельками бренди, когда он схватил Гонсалеса за грудки. — Нет, я бы не назвал это «в порядке». Он не в порядке. И я из-за этого тоже малость не в порядке. И Форестер будет очень не в порядке. И ты, Хосе, тоже будешь, если сейчас же не скажешь: где мне искать этого урода?       — Отель «Четыре сезона», постоялец Джейсон Мур, — скороговоркой выпалил Хосе. — Слушай, Винс, ну… я же не думал, что у вас там всё так…       — Заткнись и слушай сюда. Я, так и быть, не стану выражать благодарность в грубой форме. Ты же, прежде чем хвататься за телефон и звонить Форестеру, хорошенько подумай: оно тебе надо?       — Не буду я звонить, не буду! — торопливо заверил Хосе. Судорожно выдохнул, когда Винс разжал руки и отвернулся.       — Уж не знаю, Хосе, с чего ты решил, что Сан-Франциско — твоя территория. Город под контролем госпожи Главной Проститутки; ты же — не более чем контрабандист, а потому веди себя скромнее, что ли. На ее месте… Радуйся, короче, что я не на ее месте.       Хосе не успел среагировать на резкое движение и, получив сильный удар по голове, мешком рухнул на пол.       Плохая это практика — верить на слово.       Достав из кармана два шприца, Винс внимательно посмотрел их на свет, после чего оставил только тот, в котором плавали едва заметные белые крупинки растворившегося не до конца пентабарбитала.       Присев рядом с бесчувственным телом Хосе, Винс закатал рукав его рубашки. Внимательно оглядев запястье, он нашел-таки вену и неторопливо проколол кожу иглой шприца.       — Отдохни, Хосе. Вредно столько пить и трахаться.              ***              19 сентября, 2002 год              — Сэм Верджер, — любезно представился блондин импозантной наружности, заведя руки за спину. Лиз ошалело уставилась на него.       «Верджер… Нет. Нет! Только не он, нет!»       Так или иначе, нужно было взять себя в руки.       — И что, мистер Верджер, вы можете мне сказать по поводу этого субъекта?       — В данном случае, исходя из социологической схемы, я объект. Пристального, блин, внимания… — негромко пробормотал Альфред.       — Сразу к делу? О, вы мне нравитесь! Что ж, — он обошел ее, опускаясь на диван рядом с О'Нилом, скосившим на него мрачный взгляд. — Вы закрываете дело. По-хорошему.       — Полагаю, право выбора вы мне не оставляете? — решила уточнить Лиз.       — Как вы можете? Выбор есть всегда! — своей манерой речи и жестами он неприятно напомнил Альфреда. — Вы можете закрыть дело по-плохому. То есть продолжить упорствовать и домогаться Алфи. Но не будете.       — Вы в этом так уверены, мистер Верджер? — уже закусив удила, было сложно пасовать перед потенциальной опасностью.       — Моя уверенность зависит от того, насколько вы дорожите своей работой, мисс Хаммонд.       — Вы мне угрожаете? — Лиз скрестила руки на груди.       — Ставлю перед фактом. Либо вы закрываете дело, либо ищете другую работу, — его раскосые глаза насмешливо сощурились, глядя на гримасу злости, исказившую лицо следователя.       «У них одинаковый разрез глаз, — отметила Хаммонд. — И вообще, они подозрительно похожи».       Действительно… Фотографического сходства не было, но оно являлось очевидным. Верджер был загорелым, выглядел куда как более мужественно, да и старше раза в два, но было что-то во взгляде и чертах лица.       — Почему вы защищаете этого мальчишку, Верджер? Уж простите простой смертной столь неуместное любопытство, но кто он вам? Сын, брат, любовник?       Сэм захохотал, откинув голову. Альфред посмотрел на нее как на сумасшедшую.       — Брат? Любовник? Давненько мне не делали таких комплиментов, — всё еще посмеиваясь, Сэм покачал головой. — Бросьте, мисс Хаммонд, какие уж тут двадцатилетние любовники? Можете считать меня простым стареющим филантропом.       — Отлично. Просто замечательно! Так и запишем! — Лиз уже слабо соображала, что говорит. — Неужели вы думаете, что кому угодно можете заткнуть рот? Неужели я не должна исполнять свои обязанности только потому что какой-то неотвратимо стареющий гомик воображает себя Богом во плоти?!       О'Нил тихонько фыркнул, пару раз хлопнув в ладоши. Сэм озабоченно нахмурился.       — Черт, Бридж, она у тебя какая-то нервная. И явно обремененная избытком морали. Я уже и не знаю, как с этой девочкой беседовать, если только не по-мужски, — нервно усмехнулся он, переведя взгляд на Бриджит.       «Де… девочка?! Спесивая козлина! Я, мать вашу, уполномоченное законом лицо!»       Бриджит, выглядя странно раздраженной, встала из-за стола и, взяв под локоть ошалевшую от абсурдности ситуации девушку, решительно потянула ее к выходу.       — Скажи «пока», Элизабет.       Уже в коридоре, отойдя к самой лестнице, она разжала пальцы, замирая напротив.       — Какого черта ты вытворяешь? Думай, как и с кем разговариваешь.       — С кем? Судя по всему, с идиотом, который подкрашивает волосы тонирующим шампунем и зачем-то отмазывает от тюрьмы эту мерзкую моль, — прошипела Лиз сквозь зубы.       — Моль? — Бриджит прыснула. — Почему это моль?       — Волосы такие тускло-светлые, физиономия бледная, — мадам Фонтэйн уже откровенно каталась со смеху. Лиз тоже нехотя усмехнулась. — И полное отсутствие эмоций на лице. Своей невыразительностью он напомнил мне моль.       Напряжение спало, запоздало пришло осознание того, что этот разговор о крылатых паразитах был именно расслабляющим фактором. Вё-таки эта женщина — отличный психолог.       — Боже, надо же было так обозвать прелестного мальчика!       — Прелестный, как же, — пробормотала Лиз, сцепив руки в замок. — Я в жизни не видела такого невыносимого малолетнего говнюка. Хотя, теперь меня не удивляет его поведение: можно многое позволить себе с такой протекцией.       Улыбка на лице Бриджит растаяла, словно бы осколки льдинок в стакане с колой.       — Этот парень ничего не знал о том, что ты зовешь протекцией. И ему было наплевать, что он действует против собственной совести, против собственных интересов. Он просто защищает любимого человека.       — Я могу считать это показаниями?       — Хватит уже показания собирать! — рявкнула Бриджит. — Ты всё равно не сможешь ничего сделать — Сэм уже переговорил с Гвилимом по поводу твоего рабочего энтузиазма и его возможного пресечения.       — Главное, чтобы дело шло дальше разговоров. А то сильно уж разговорчивый субъект.       — Не веришь? — снова холодный прищур. Лиз и оглянуться не успела, как ей в лоб направили взведенный револьвер.       — Что вы делаете, миссис Фонтэйн? — чуть севшим голосом осведомилась она, не сводя взгляда с указательного пальца на курке.       — О… всего лишь демонстрация. То же самое мог бы сделать Сэм. Нажал бы на курочек, — глухой щелчок. Вздрогнув, Лиз отшатнулась, — и труп. Очаровательный такой синегубый труп с окровавленными светлыми волосами. А ему — ничего. Только парочка затравленных взглядов.       С невозмутимым видом Бриджит убрала револьвер за пояс джинсов.       «С ума сойти… Носит оружие прямо как матерый гангстер из Чайнатауна».       — Только не спрашивай лицензию! — не без издевочки попросила женщина, небрежным жестом поправив волосы. — И вообще: оцени мои усилия — старина Сэмми уже практически вышиб тебя с работы.       — И всё же… с чего он так старается для О'Нила? Что-то не верится в бескорыстие этого… Верджера.       — Алфи — племянник Сэма. Только не спрашивай, как его племянник оказался у меня.       — Бред какой-то, — Лиз раздраженно прикусила губу. — И я до сих пор не понимаю: зачем О'Нилу убивать всех этих людей?       — Ты же куда лучше меня знаешь, что сделали с трупом Форестера. Разве могло вот это ломко-траурное, сдуваемое сквозняком существо скрутить здорового, вполне себе спортивного парня? Я уж молчу про всё остальное, что наша принцесса не могла сделать своими беленькими ручками.       — То есть вы намекаете на то, что Форестера убил не он?       — Намекаю, ага.       — А кто тогда?       — А вот этого, мисс Хаммонд, вы уже не узнаете, — загадочно улыбаясь, Бриджит покачала головой. — А теперь прошу меня простить — как бы моль не съела своего дядюшку вместо норкового манто.       «Почему она отговорила Верджера от моего увольнения?» — запоздало подумала Лиз, хмурым взглядом провожая статный силуэт мадам Фонтэйн.              ***              10 сентября, 2002 год              — Гонсалес, что еще за шутки, мать твою?!       — Мистер Мур… к вам пришли, — нерешительно промямлили в трубку.       «Тьфу ты…» — Джейк устало провел ладонью по лицу.       — Кто там еще?       — Некий Альфред О'Нил.       — Кто?! — ошалело переспросил он, пытаясь выудить из своего разума еще какого-нибудь Альфреда помимо… — А… хм, так пусть проходит… он же… короче, понял! — не мудрствуя лукаво, Джейк бросил трубку. Рука сама собой нашарила сигареты и зажигалку.       «Вот это номер! — ошалело подумал он, подойдя к окну и дернув на себя пластиковую ручку оконной рамы. — А я-то уже думал, как к нему подъехать на этот раз!»       Снова накачивать наркотиками человека с гиперчувствительностью ему совсем не улыбалось — благо глянул в Интернете насчет побочных действий; особенно порадовали анафилактический шок, кома или же банальная смерть. Других же способов выработать у Алфи рефлекс обоюдного согласия как-то не наблюдалось.       Или уже и не требовалось.       «Он же пришел. Сам пришел! — на лице Джейка расплылась довольная ухмылка. — Из этого можно сделать вывод, что всё не так безнадежно».       Тихий, словно бы через силу, стук в дверь — опознать Алфи в этом стуке мог бы даже идиот. Едва слышный скрип петель.       — Я почему-то не удивлен, знаешь? — негромко сообщил Джейк, не отрывая взгляда от сигареты, тлеющей в пальцах. Ему не хватало духу обернуться и посмотреть в несчастные голубые глазки, которые у обиженного Стоукса обычно прилагались в качестве неотъемлемого атрибута. — Значит, жив и здоров? А говоришь — «сверхчувствительность».       Ответом ему были тихий щелчок закрывающейся двери.       — Ну, не всё же нам колоться и трахаться. Поговорить не хочешь?       Он не сразу уловил резкое движение справа от себя. Окно закрылось с глухим стуком. Джейк оторопело разглядывал лежащую поверх рамы кисть руки — смуглую, крупную, двести процентов не принадлежащую Алфи, — после чего перевел взгляд на нечеткий силуэт, видневшийся в отражении стекла.       — Блэкстоун…       — Он самый.       Повернувшись к нему и только собираясь замахнуться, Форестер тут же получил мощный удар в челюсть. Бил Винсент резко, точно и с силой — сразу чувствовалась работа профессионала.       — Да, Джейки. Давай поговорим, — безмятежно проговорил он, заламывая Джейку руку и буквально впечатывая в стену рядом с окнами.       — Какого хрена ты делаешь?! — невнятно прохрипел Джейк, пытаясь вырваться. Но не тут-то было — захват оказался не менее техничным и отработанным, чем удар.       — Проповеди читаю, — тихо процедил Блэкстоун в ответ, и тут же крайне проповедническим тоном добавил:       — Нехорошо обращаться с человеком как с вещью, Джейки!       — Пошел ты…       — … но если ты базируешь отношения на почве собственности… — Джейку показалось, что он слышит хруст. Боль в плече становилась сильнее. — Ты посягнул на мою собственность.       — Что-то не заметил нигде клейма с твоими инициалами… — прошипел Джейк, морщась от боли. — А смотрел очень внимательно. Со всех, так сказать, ракурсов… твою ма-а-ать!!!       — Да оставьте вы в покое мою мать, я при всем желании не вспомню, как ее зовут, — бесстрастно поведал Блэкстоун, чуть ослабляя хватку. — Ну что ты как девочка? Подумаешь — вывих плечевого сустава. Это еще слишком далеко от слова «боль»… — уже чуть ли не обнимая парня, он склонился к его уху и свистящим шепотом спросил:       — Ты боишься боли, Джейки? Если да, то насколько сильно? — от горячего дыхания и пугающих бархатистых интонаций его голоса у Джейка по коже пошли противные мурашки. К дикой боли в плече внезапно добавилась зудящая боль в шее.       — Мастер класс. Вот как нужно инъекции делать, уебище ты криворукое.       — Ч-что это? — дрожащим, неестественно высоким голосом спросил Форестер.       — Действительно, что же это такое? — издевательски передразнил Винсент. — Столько злости, наглости было во взгляде… а так быстро ломаешься. Смотреть противно! — с этими словами он оттолкнул его. Джейк рухнул на пол, содрав ладони о ворс ковра. — Ты помнишь, что я говорил тебе о виктимности?       — Д-да, — выдавил Джейк, пытаясь принять вертикальное положение и внимательно следя за каждым движением мужчины.       — Отсюда неизбежный вывод: в своих бедах ты виноват сам. Так что только и остается, что заплатить по счетам.       — Что ты хочешь от меня, Блэкстоун? Чтобы я не виделся с Алфи? У тебя на него прав никак не больше, чем у меня…       Очередной удар по лицу. Сильный, но наотмашь — чтобы не вырубить.       — У тебя на него никаких прав, а у него на тебя никаких видов, — все тем же картонным голосом отчеканил Блэкстоун.       Что-то с ним определенно было не так. Джейк хорошо запомнил их первую встречу, и эта встреча определенно была с другим человеком. Выразительная мимика, живость и резкость интонаций, раздражающая эксцентричность поведения — всё это отсутствовало сейчас.       Однако выводы на интуитивном уровне не слишком поспособствовали инстинкту самосохранения, поэтому Джейк упорно продолжал играть с огнем.       — Откуда ты знаешь? Может быть, подсознательно он хотел именно этого… — тыльной стороной ладони он вытер кровь с разбитых, явственно опухающих губ. — Я, черт дери, знаю Стоукса много лет. Ему нравится, когда решают за него. Он чувствует себя в безопасности, когда на него давят.       — Алфи ненавидит, когда на него давят, — Блэкстоун презрительно усмехнулся. — Ты просто слишком тупой, чтобы заметить все его ужимки и манипуляции.       — Ты считаешь? Но я же хорошо просчитал все его действия. Очень даже хорошо.       — Умора, Джейки, — сухой смешок. — В цивилизованном обществе данный метод просчитывать действия получил название «шантаж».       — Не сильно долго он и ломался. Один раз шлюха — всегда шлюха…       Скользнув рукой по волосам Джейка, Винсент с силой оттянул их назад, заставляя его зашипеть сквозь зубы.       — Лучше бы тебе заткнуться. Хотя… при любом раскладе приятного будет мало.       Он и сам уже чувствовал, что его начало мутить, а по коже ленивыми волнами расползался озноб.       — Что за дерьмо ты мне вколол?       — Ну-у-у… спорный вопрос, — Блэкстоун выразительно хрустнул пальцами. — Я взял ампулу трипторелина… потом взял ампулу эфедрина… потом еще какую-то херню… ну, короче — вуаля! Точно не скажу, что получилось, но рассчитано на очень высокую метаболизацию…       — Я, по-твоему, что-то понял?!       — Ну, нет так нет. Хватит болтать — перейдем же от слов к делу! — сахарный тон, которым было сказано это «к делу», сам по себе внушал ужас, а уж в сочетании со взглядом, усмешкой и прочими демоническими аксессуарами…       «Боже… да это всё блеф… он же не…» — мысли путались, становясь все более паническими. Тем временем Блэкстоун перевернул его спиной к себе. Так как Джейк сосредоточился на том, чтобы не вопить от боли в руке, он не сразу понял, что с ним сделали. Руки сковало что-то холодное, металлическое — не нужно было много ума, чтобы догадаться.       — Это еще что за приколы?       — Это не приколы. И даже не привет из сексшопа. Качественные полицейские наручники, с жесткими кромками и крепким замком. Мечта любого мазохиста.       Он развернулся к Блэкстоуну, жалея, что не может ему врезать.       — Ты вообще больной. Чокнутый!       — Разумеется. Оцени объективно, насколько ты попал — облегчишь себе восприятие фактической реальности.       Форестер чувствовал, что готов рухнуть на пол и биться в истерике. От того, что ему было страшно, и от того, что Блэкстоун это прекрасно понимал.       Плавным жестом Винсент сгреб его за воротник и притянул ближе к себе, не сводя с него изучающего взгляда.       — Боль. Беспомощность. Все правильно, все предсказуемо, — небрежно проводит пальцем по губам Джейка, после чего смотрит на кровь изучающим взглядом. — Тебе это не идет. А если бы и шло, то я бы расстроился, — с этими словами он медленно слизнул кровь с пальца. — Интересно, Бела Лугоши когда-нибудь хотел выпить человеческой крови?       Джейк поплотнее сжал внезапно задрожавшие губы, великодушно избавив себя от придумывания ответа на бесспорно риторический вопрос.       — То ли ты Дракула, то ли простой смертный, — Блэкстоун словно бы забыл про него, уйдя в свои мысли и от этого выглядя еще более дико. — То ли ты мудрец, которому снится, что он — бабочка… то ли бабочка, которой снится, что она — мудрец… — он толкнул его к стене, замирая напротив все в такой же прострации. — Я — Блэкстоун? Или он — Блэкстоун? Или мы — Блэкстоун? — он врезал кулаком по стене буквально в миллиметрах от лица Джейка. — Кто из нас церебральный глюк?!       — Блэкстоун… ты… ты больной! — дрожащим голосом воскликнул Джейк. — Ты, блядь, чокнутый!       — Это не новость. Нет — это дважды не новость.       Он и сам не понял, как так получилось, что пол вдруг стремительно приблизился и больно поприветствовал вывихнутое плечо. Со стоном Джейк рухнул на живот и понял, что встать самому теперь будет весьма затруднительно.       — О, спасибо, что напомнил, — со смешком поблагодарил Винсент, опускаясь рядом и пресекая эти самые попытки встать. — Я все время забываю о главном…       Паника Джейка достигла наивысшей точки, когда чужая рука без особых церемоний прошла у него под животом. Он скорее даже ощутил, нежели услышал звук расстегнувшейся молнии.       — Что… что ты делаешь? — неестественно высоким голоском осведомился он.       — Я? Я просто хочу тебя уничтожить. Мучительно, поэтапно, — голос Блэкстоуна почти окончательно превратился в шипение. — То, чего ты заслуживаешь, ублюдок.       Уткнувшись лбом в половицы, Джейк чуть ли не до крови прикусил губу. Он уже понимал, что сейчас произойдет, и от этого хотелось вопить в голос. От вколотой ему дряни любое прикосновение раздражало кожу, вызывая желание содрать с себя эту кожу ногтями.       — И ссылаясь в очередной раз на виктимность… — снова шепот возле самого уха, — …я тоже всегда могу сказать, что ты хотел этого. Сам виноват.       В этот раз крик не удалось удержать никакими силами, кровь из прокушенной губы снова заструилась вдоль подбородка, капая на пол, усиливая тошноту своим приторно-металлическим запахом…       — Лучше терпи молча, ублюдок, — ему грубо зажали рот рукой. — Алфи наверняка так и делал.       Джейк чувствовал, как с каждым движением Блэкстоуна образовывался очередной разрыв внутренних тканей. Боль была дикой, его буквально выворачивало наизнанку от действия всех вколотых препаратов, по лицу струился пот, вперемешку со слезами капая с кончика носа. Руки, заведенные за спину и скованные наручниками, сводили судороги. Вскоре он не выдержал и рухнул щекой в лужицу собственной крови, капающей с опухших губ, уже почти рыдая от боли и унижения.       Сложно было сказать, когда именно это закончилось — Джейк окончательно потерял ощущение времени и отчасти пространства. Разум соизволил немного проясниться только когда с него сняли наручники и перевернули на спину. Рядом на полу с невозмутимым видом восседал Блэкстоун, дымящий его же сигаретой.       — Не то чтобы я решил тебя пожалеть… просто ты сейчас окончательно превратишься в студень, и так никуда не убежишь.       — Пожалуйста… Пожалуйста, хватит… — хрипло выдавил Форестер, смаргивая слезы.       — Что, так быстро? — разочарованный вздох. — Почему-то самоуверенные засранцы вроде тебя всегда быстро ломаются. Это даже неинтересно.       — Пожалуйста…       — Увы, ты у нас особенный засранец, Джейки, — сухо сообщил Блэкстоун. В другой его руке тускло блеснул нож с широким клинком, вызвавший у незадачливой жертвы новую порцию скулежа. — Мне недостаточно уничтожить тебя психологически. Я хочу уничтожить тебя полностью.       Неторопливо Винсент распорол ножом ткань футболки и провел указательным пальцем вдоль левого нижнего ребра.       — К слову сказать, много ранее открытые операции на сердце делались только с переломом ребер. Но это долго и утомительно, — он приставил острие ножа к солнечному сплетению юноши. — Мы просто сделаем надрез под диафрагмой.       Джейк дернулся и сдавленно захрипел, когда нож вспорол мышечную ткань вдоль линии ребра. Кровь из раны вырывалась толчками, дышать становилось всё труднее. Счет шел на секунды.       — Долго и мучительно — это банально. А потому дальше что? Дальше ничего, — с этими словами Блэкстоун вогнал в него нож на всю длину клинка и резко провернул.       Кровь была повсюду — на полу, на коже, во рту, перед глазами. Грудь сдавило. От дикой боли и нехватки кислорода Форестер уже ничего не соображал.       «Джейки, все пройдет. Даже жизнь проходит, а это самая тяжелая болезнь…»       «Вылечился», — была последняя его связная мысль.              ***              11 сентября, 2002 год              — В кого ты такой криворукий? — поинтересовался я, без особых трудностей завязывая галстук Блэкстоуна.       — Сам в себя, наверное, — ничего не выражающим голосом отозвался Винс. Даже в полумраке я вижу, что взгляд у него болезненно-тоскливый. — На тебя это не похоже.       — Что именно? — зачем-то уточняю, рассеянно теребя рукав безнадежно большой мне рубашки.       — Ты не спрашиваешь, куда я иду и зачем это делаю.       — А ты не захочешь этого говорить.       — Не захочу. Но ведь должен сказать.       — Ты мне ничего не должен! — раздраженно откликаюсь я, отворачиваясь. Он подходит ко мне сзади и, обняв, целует в висок. Мне не нужно смотреть на него, чтобы чувствовать обреченность в жестах и действиях. И эта обреченность пугает и злит меня.       — Я знал, что так будет. Но не хотел верить в это… Просто хотел быть с тобой, — злит и его надтреснутый шепот. Хочется плакать, кричать и вообще корчить из себя истеричку из мексиканских сериалов.       — Уже ничего не изменишь. И ни к чему мне твои дерьмовые оправдания!       — Да пойми же ты! — Винс разворачивает меня к себе. — Я должен держаться от тебя подальше… Привычка убивать людей — вовсе не милая причуда!       — Да брехня это всё, Блэкстоун. Феерическая такая, прямо как твой идиотизм!       — Не понимаешь…       — Не хочу понимать. Не собираюсь понимать! На хуй логику!       — Событие века — Альфред О'Нил посылает на хуй логику; то единственное, во что безоговорочно верил, — он тяжело вздохнул. — Скоро к тебе вернется способность трезво мыслить… Стоит только переспать с этим.       — Я уже однажды переспал с тобой, так до сих пор расхлебываю.       А за этот горький смех хочется огреть его чем-нибудь тяжелым.       — Прости меня, Алфи. Прости.       — Не нужны мне твои извинения. Можешь оставить их для кого-нибудь другого.       — Я…       — Я не хочу этого слышать! — все же сорвался я, высвобождаясь из его рук. — Заткнись и отчаливай по-английски!       Снова отвернувшись, я закусил губу, чтобы не сказать что-то еще более грубое — хватит уж с Блэкстоуна счастья. И с меня тоже…       Но через несколько секунд он снова прижимает меня к себе, утыкаясь лбом в мои волосы и глухо шепча:       — Ты сейчас просто ломаешь на куски то, что от меня осталось. И все равно… Я. Тебя. Люблю.       Глаза защипало… Я глубоко вдохнул, пытаясь найти в себе силы еще хоть на пару фраз.       — Уходи, Винс.       Еще целую вечность он размыкал руки, шел, шел, шел… А я всю эту лимитную вечность давил подступающие слезы.       Он вернется. Ну конечно, он вернется. Всегда возвращается. Он должен!..       А я не должен реветь. Как бы сильна ни была боль, я не должен опошлять ее слезливыми стенаниями, как в дешевом романе.       Он вернется… но для этого мне предстоит сделать еще кое-что. И до той поры рано ставить многоточие.